— То, которое показывали по телевизору, где вы выступали в роли жертвы. Там, у больницы.
В его странном вкрадчивом с акцентом голосе — самодовольном и с оттенком угрозы — было что-то путающее. Ей снова захотелось бросить трубку, но она сдержалась и требовательно произнесла:
— Вы находились вблизи больницы ночью 27 марта?
— Ее волосы не такие рыжие, как у вас, — хрипло прошептал он, проигнорировав вопрос. — И они были распущены. Уж если вы решились на такую роль, то и исполняйте ее как можно ближе к действительности.
Странно, но он говорил так, словно видел жертву в момент нападения. Интересно, что он там делал? Стоял в темноте, наблюдал и пальцем не пошевелил, чтобы помочь несчастной?
— Что вы можете сказать о преступнике?
— Почувствовав нож у горла, девица бросила сумочку, — продолжал собеседник, не слыша или не желая услышать вопросов Нэнси. — Мне нравятся ножи. С ними намного безопасней, чем с пистолетами. И бесшумно. Да и женщины относятся к ножам совершенно иначе, не как к пистолетам.
Нэнси с силой сжала трубку.
— Сэр, вы, вероятно, видели насильника. Я знаю, он был в маске, но, может, случайно бросились в глаза какие-то его отличительные черты? Татуировки, шрамы? Любые характерные особенности, по которым можно выявить преступника?
— Она не боролась так долго. Это было бы глупо. Какая уж тут борьба, когда страх застилает глаза!
Рука, записывающая разговор, замерла. Его слова, акцент… Неужели он? В ужасе Нэнси уставилась на блокнот; убеждая себя, что что-то недопоняла…
— И вы тоже будете со мной кроткой, — перебил он ее мысли. — Все другие — ерунда, простая ошибка, — говорил он, словно пытаясь оправдаться. — Должен сознаться, в тех случаях я был не прав. Мне стало ясно это только тогда, когда судьба подарила мне вас. Теперь для меня никто не существует, кроме вас, Нэнси. Я найду тебя. — Его тон стал решительным и злобным. — Найду и расплачусь за все.
Он, наверное, сумасшедший, подумала девушка. Точно! Надо просто положить трубку и забыть об этом дурацком разговоре. Но в голосе незнакомца чувствовалась необычайная уверенность, и акцент очень походил на тот, о каком рассказывали потерпевшие.
По спине снова пробежал холодок.
— Отомстить мне? — вскричала Нэнси. — Да что такого я сделала вам? Кто вы такой?
В ответ ей прозвучали только короткие гудки.
Конихан не видел Нэнси со дня съемок. И сейчас, стоя перед закрытой дверью кабинета с табличкой «Ведущая программы «Криминальная хроника» мисс Нэнси Дж. Джойнс», Дон внушал себе, что глупо избегать ее. Ведь никто же его не просит просиживать у нее долгие часы. Необходимо лишь узнать о результатах репортажа. Если сейчас ничего не сделать с волной преступлений, которая резко поднялась в связи с наступлением тепла, то к лету город превратится в зону военных действий.
С другой стороны, его не покидали мысли о ней, а тот неподдельный страх на ее лице во время съемок, подмеченный, видимо, только им, не давал ему покоя ни днем ни ночью.
Трех минут — а может, даже и меньше — ему хватило, чтобы напомнить и убедить себя, что эта леди — чересчур самоуверенная и недоступная особа. В конце концов, он не собирается проводить уик-энд в раздумьях о Нэнси Джойнс.
Постучав в дверь, он вошел в кабинет с твердой уверенностью не задерживаться здесь, но, увидев ее бледное как полотно лицо и полные страха глаза, тотчас же забыл о своем намерении. Ему редко доводилось видеть людей, охваченных таким ужасом. Однако не прошло и секунды, как, к его изумлению, перед ним уже сидела не насмерть перепуганная женщина, а спокойная и надменная ледяная красавица.
— Что случилось? И не пытайтесь уверить меня, как тогда, ночью, что у вас все в порядке, — прогремел он, прежде чем та успела открыть рот. — Я не слепой. Только что вы были безумно напуганы. Учтите, я не выйду отсюда, пока не узнаю, в чем дело.
Нэнси понравилась его напористость. Она не сомневалась, что этот человек так же не бросает слов на ветер, как и тот — по телефону. Сравнение показалось ей кощунственным, и девушка истерически хихикнула. Взглянув в прищуренные глаза Конихана, она едва сдержалась, чтобы не крикнуть: «Нет, не подходи!» В настоящий момент она была слишком уязвимой, чтобы хладнокровно ощущать его близость.
Нэнси порывисто кинула ему блокнот с записями.
— Я… мне кажется, звонил п-преступник.
Конихан вскинул брови.
— Что значит, вам кажется? Что он сказал?
— У него британский акцент… очень сильный. А то, что он говорил… — Ее передернуло, и голос сорвался.
Наконец-то, обрадовался Дон, Фил оказался прав, мерзавец все-таки попался в сети. Но в следующее мгновение все его мысли обратились к Нэнси и к тому, что ей сказал преступник. Записи лежали перед ним, но Конихан не мог оторвать глаз от лица своей собеседницы.
Пробормотав извинения, он придвинул к себе желтый блокнот и уставился в каракули.
— Черт, что это?
Она моргнула. Его тон стал требовательным, дерзким и деловым. Человек, минуту назад готовый броситься на ее защиту, словно испарился. Вот и отлично, подумала она. Она чувствовала, что ей легче общаться с Дональдом Кониханом в таком его качестве.
Ее взгляд стал снова непроницаемым.
— Мои записи этого звонка.
Он откинул блокнот ей.
— Прочитайте.
Нэнси вспыхнула, возмутившись его резкости, но, взяв себя в руки, принялась читать. Сначала ее голос звучал ровно, но скоро ею опять стал овладевать ужас, и пальцы, державшие записи, задрожали.
Заметив перемену в ее настроении, у него возникло страстное желание прижать девушку к себе, успокоить, защитить, и этот, не свойственный ему, порыв встревожил его. Более того, раздосадовал. Проклятье! Он не врал Филу, когда говорил, что плюет на женщин. Хватит, он уже однажды получил по зубам — неужели ему недостаточно.
Он отвернулся и подошел к окну.
— Мне нужна копия записи разговора, — хрипло проговорил он. — Сомневаюсь, чтобы это был тот самый преступник. Мало ли сколько извращенцев посмотрело наш репортаж, и теперь один из них решил просто поглумиться над вами.
— Но у него же акцент, — не согласилась с ним девушка. — Кроме того, ему известны мельчайшие подробности. Например, цвет волос. Ведь мы же не показывали фотографию настоящей жертвы. Как можно сравнивать наши волосы, не видя их?
В ее словах, конечно, имелась доля правды, но Дон из опыта знал, что нельзя поддаваться первому порыву.
— Это нетрудно, — ответил он. — А вы не исключаете такой возможности, что звонивший видел насильника и дошел до такой низости, что хвастается этим. А акцент можно и сымитировать. На всякий случай поставим на линии прослушивающее устройство, и, если он снова позвонит, отследим номер телефона и тогда уж точно узнаем, откуда у него такая информация.
— Нет!
Дон обернулся и посмотрел на нее, словно на сумасшедшую.
— Нет? Как вас понимать?
Он никогда не повышал голос — просто по роду своей деятельности не имел права. И сейчас его несдержанность можно расценивать как криминал. Поднявшись со своего места, Нэнси твердо взглянула ему в глаза.
— Основная идея «Криминальной хроники», — тихо сказала она, — гарантия анонимности наших информаторов. Позволив вам установить жучки на линию, я поставлю под удар самый замысел программы. Извините, но это недопустимо.
— Вы извиняетесь? — вспылил он. — У нас на руках серия актов изнасилования, и вы единственная в городе, у кого есть возможность протянуть хоть какую-то ниточку к преступнику. А вы говорите, что это недопустимо! Господи, а если разговаривавший с вами действительно тот самый маньяк? Он же угрожал вам! В таком случае у вас большая вероятность оказаться следующей в его списке. Да любая другая на вашем месте потребовала бы, чтобы мы прослушивали линию!
Сам того не зная, он привел единственный аргумент, который мог бы поколебать ее. Нэнси вздрогнула.
— Поверьте, я, как никто, хочу, чтобы этого подонка поймали, — прошептала она. — Но все равно не могу вам позволить прослушивать линию. Вообразите, на суде вас обязательно спросят, как вы напали на след преступника. Вы вынуждены будете сказать правду, и людям, верящим нашей программе, сразу станет ясно, что мы лжем, и в следующий раз они побоятся обратиться к нам. Поэтому я не могу решиться на подобный шаг. Ищите другие пути.
