– Они разговорились в кафе – мой человек сидел рядом и слышал каждое слово. Самсонов показал фотографии, а потом парень пригласил его к себе домой. Этого никак нельзя было допустить, пришлось срочно брать обоих, и теперь не возьму в толк, что с парнишкой делать – задержать его надолго я не могу, отправить в клинику или что-то там еще тоже нельзя.
– Почему?
– Женой парня интересуются люди из КГБ, хотя я еще не до конца выяснил причину – информация, которую я имею, весьма противоречива, но похоже, это связано с какими-то испытаниями биологического оружия в той местности, откуда она родом.
– Если под эгидой КГБ разрабатывается биологическое оружие, то это же наш шанс против них! – оживившись, воскликнула она. – Почему вы не узнаете точнее?
– Это государственное дело, – сухо возразил гость, – а в делах безопасности государства Брежнев полностью доверяет Юрию Владимировичу Андропову и высоко его ценит. Поэтому сюда мы влезать не будем.
– Хорошо, хорошо, вернемся к парню – никаких ведь доказательств у него нет.
– Дело не в доказательствах, доказательства «гэбэшники» добудут сами – если привлечь их внимание к этому делу.
– Ничего страшного не случится, – изящное и небрежное движение тонкой руки, – припугните парня и поскорее отпустите.
– Я что-нибудь обязательно придумаю, – ночной визитер поднялся. – До свидания. Вновь повторяю свой совет: в ближайшее время постарайтесь избегать общества Галины Леонидовны. Ей, кстати, я посоветовал то же самое.
– Хорошо, благодарю вас, – она тоже встала, тронула пальцами виски. – Если вы не торопитесь, спустимся в гостиную выпить чаю – я угощу вас вашим любимым вареньем. Боже, как я устала от всех этих интриг КГБ! Когда-нибудь Андропов точно выведет меня из себя, и я всажу пулю прямо в его больную почку!
Вежливо улыбнувшись ее шутке, гость отказался от чая с вареньем, сославшись на нехватку времени, и откланялся.
Вернувшись в камеру после разговора со следователем, Самсонов со вздохом присел на скамью рядом со своим товарищем по несчастью. Юрий, измученный ожиданием, встрепенулся:
– А я? Когда же меня вызовут на допрос?
Но железная дверь, впустив Самсонова, захлопнулась, и возглас Юрия поглотили стены, а ответом ему было молчание.
– Сейчас вас, наверное, вызовут, – устало проговорил Самсонов, прислоняясь к стене и закрывая глаза. – Потерпите маленько, следователь мое «дело», наверное, дописывает.
Юрий вытащил из кармана золотые часы – свадебный подарок Наташи и Сергея Муромцевых с дарственной надписью.
– Уже скоро полночь, моя жена сейчас, наверное, с ума сходит, – в голосе его звучало отчаяние. – Ну, какое они имеют право нас тут держать?
– Никакого, – со вздохом согласился бывший директор музея и, выпрямившись, открыл глаза. – Вас скоро выпустят, не изводитесь так, подождите – я ведь тоже жду, что теперь поделаешь.
Время шло, а в камере царила тишина, и никто не показывался. Наконец, не выдержав, Юрий, вскочил и вновь нетерпеливо заходил по узкому пространству. Иногда он останавливался и с досадой изо всех сил пинал дверь ногой.
– Да я бы тоже, как вы, сидел и ждал, если б не жена!
Самсонов устало пожал плечами:
– Объясните ей все завтра, она простит. Вы пока подумайте о чем-нибудь другом.
– Не в этом дело, она же нервничает! Я, правда, предупредил, что задержусь, но не настолько же! И не сказал ей, главное, куда пойду – не хотел тревожить, пока не узнаю результатов.
– У врача, наверное, были?
– У врача? Да нет, какого лешего мне делать у врача – говорил с оппонентом по поводу своей диссертации.
– О, вон оно как даже! Серьезно живете! И что же?
– Ерунда, все ни к черту! – Юрий провел рукой по лбу и в изнеможении плюхнулся на скамью. – Сперва, если честно, хотелось утопиться, но теперь на фоне этой камеры…Черт, даже не верится, что все это про исходит со мной наяву, – кулак его с такой силой стукнул по стене, что руке стало больно. – Слушайте, о чем вас вообще спрашивали? Вы объяснили им, что мы с вами к этой драке не имеем никакого отношения?
– Объяснил, конечно. Но у меня ведь еще что – я с одного места выписан, еду в другое, а там еще не прописан, поэтому они сказали, что будут меня проверять – что к чему.
– При чем здесь это? Вы же ничего не нарушили, просто переезжаете из одного города в другой. Тем более, что мы были на вокзале – там девяносто процентов людей едут из одного города в другой.
– Да, конечно, но все-таки это ведь их милицейская работа – проверять.
– Предположим, – раздраженный этой, как ему показалось, покорностью, прозвучавшей в тоне собеседника, сказал Юрий, – но у меня-то в паспорте и прописка есть, и штамп о браке стоит, и трое детей вписано. Меня-то за что они здесь держат? Что вы им, кстати, объяснили?
– Как и было – проходили мимо, когда шпана эта драку начала.
– Но вас допрашивали почти четыре часа!
– Понимаете, следователь спросил, что я делаю в Москве – я тут и начал рассказывать про шедевры, которые у нас непонятно как испарились – знаете, это мое больное место, я как начну о них говорить, то уже и времени не замечаю.
– Послушайте, извините, но меня сейчас ваши шедевры мало интересуют. Про драку-то, про драку что спрашивали? А про меня?
– Да почти ничего и не спрашивали – я два слова сказал, они записали, а потом начали подробно расспрашивать про полотна. Следователь очень заинтересовался – смотрел фотографии, потом потребовал негативы.
– Вы что, четыре часа говорили про полотна и негативы? – недоверчиво хмыкнул Юрий.
Его собеседник неожиданно загорячился:
– Вы поверите – я и сам удивляюсь, чего этот следователь так с негативами прицепился! Со всех сторон уж подъезжал – где у вас негативы, да покажите негативы! Даже кричал на меня – нужно ему, видите ли, проверить, что я не аферист и говорю правду! А чего проверять, я что, преступник, какой-нибудь? Я сам специально в Москву приехал, чтобы найти эти полотна, – он насупился: – Захочу – скажу, а нет – мое дело!
– Да ведь вы, кажется, сами хотели, чтобы этим делом кто-то занялся?
– И займутся, я этого добьюсь! Но пусть меня сначала из этой клетушки выпустят, и не надо меня, как ворюгу какого-то, за грудки брать!
– Да покажите вы им, ради бога, эти негативы, – устало вздохнул Юрий, – пусть они проверят и поскорее нас отпустят.
– Во-первых, знаете ли, когда на меня ни с того ни сего так напирают, я упрямый становлюсь. А во-вторых, у меня негативов сейчас попросту нет. Видите ли, если честно, сам я в фотографии ничего не смыслю, но как раз в то время ко мне приезжал приятель Мишка Земцов – он с детства увлекался фотографированием, все, помню, бегал в кружок заниматься. В детдоме кормили неважно, так все ребята летом, как стемнеет, в рейд по чужим садам намыливаются, а Мишка в это время под кровать лезет свои пленки проявлять – завесится одеялом и пыхтит там. Так вот, он после армии в Сибирь подался, а в тот год как раз женился и повез молодую жену попутешествовать. Они у меня недели с две гостили, я его и попросил те картины сфотографировать – он ведь ас в этом деле. Позже он сами-то фотографии мне прислал, а пленку нет. Пришлет, конечно, если она еще у него, но кто ж его знает – мы уже с год не переписываемся, а они с женой еще тогда поговаривали, что на Дальний Восток собираются переезжать. При переезде могли все лишнее выкинуть и пленку тоже – сами знаете, как оно при сборах да в суматохе случается.
– Да, конечно, – прислонившись к стене, Юрий закрыл глаза и умолк.
Три человека внимательно слушали записанный разговор – высокий мужчина в форме полковника милиции, худощавый человек, лицо и взгляд которого выражали крайнее беспокойство, и ночной визитер дачи министра внутренних дел, после третьего повтора записи выключивший магнитофон.
– Итак? – спросил он, легонько барабаня пальцами по столу.
– Все ясно, – полковник слегка поморщился. – Жаль, что меня задержали дела, и я не смог приехать раньше, чтобы присутствовать на допросе. Думаю, вы зря развели панику – если бы вы так не спешили и не напирали, Самсонов сам бы вам все рассказал. Кстати, надеюсь, фамилии Лузгина и Самсонова нигде не зафиксированы?
