Милонов . И я, Раиса Павловна.

Гурмыжская . Может быть.

Милонов . Раиса Павловна, поверьте мне, все высокое и все прекрасное…

Гурмыжская . Верю, охотно верю. Садитесь, господа!

Бодаев (откашливаясь) . Надоели.

Гурмыжская . Что вы?

Бодаев (грубо) . Ничего. (Садится поодаль.)

Гурмыжская (заметив Буланова) . Алексис, Алексис! Вы мечтаете? Господа, представляю вам молодого дворянина, Алексея Сергеича Буланова.

Буланов раскланивается.

Судьба его очень интересна, я вам сейчас расскажу. Алексис, погуляйте в саду, мой друг.

Буланов уходит, Гурмыжская и Милонов садятся у стола.

Милонов . Ваш родственник, вероятно?

Гурмыжская . Нет, не родственник. Но разве одни родственники имеют право на наше сострадание? Все люди нам ближние. Господа, разве я для себя живу? Все, что я имею, все мои деньги принадлежат бедным; Бодаев прислушивается.

я только конторщица у своих денег, а хозяин им всякий бедный, всякий несчастный.

Бодаев . Я не заплачу ни одной копейки, пока жив; пускай описывают имение.

Гурмыжская . Кому не заплатите?

Бодаев . На земство, я говорю.

Милонов . Ах, Уар Кирилыч, не о земстве речь.

Бодаев . Никакой пользы, один грабеж.

Гурмыжская (громко) . Подвиньтесь поближе, вы нас не слышите.

Бодаев . Да, не слышу. (Садится к столу.)

Гурмыжская . Этот молодой человек, господа, сын одной моей приятельницы. Я встретилась с ней в прошлом году в Петербурге. Прежде, давно уж, мы жили с ней совершенно как сестры; но потом разошлись: я овдовела, а она вышла замуж. Я ей не советовала; испытавши сама, я получила отвращение к супружеству.

Бодаев . К супружеству, но не к мужчинам?

Гурмыжская . Уар Кирилыч!

Бодаев . Да я почем же знаю; я только спрашиваю. Ведь разные бывают характеры.

Гурмыжская (шутя) . И к мужчинам, особенно таким, как вы.

Бодаев (привстает, опираясь на костыль, и кланяется) . Премного вам за это благодарен.

Милонов . Раиса Павловна строгостью своей жизни украшает всю нашу губернию; наша нравственная атмосфера, если можно так сказать, благоухает ее добродетелями.

Бодаев . Лет шесть тому назад, когда слух прошел, что вы приедете жить в усадьбу, все мы здесь перепугались вашей добродетели: жены стали мириться с мужьями, дети с родителями; во многих домах даже стали тише разговаривать.

Гурмыжская . Шутите, шутите. А вы думаете, мне без борьбы досталось это уважение? Но мы удаляемся от нашего разговора. Когда мы встретились в Петербурге, моя подруга уж давно овдовела и, разумеется, глубоко раскаивалась, что не послушалась моих советов. Она со слезами представила мне своего единственного сына. Мальчик, как вы видите, на возрасте.

Бодаев . В солдаты годится.

Гурмыжская . Вы не судите по наружности. Он, бедный, слаб здоровьем, и, представьте себе, какое несчастие! Он поэтому отстал от своих товарищей, так что все еще был в гимназии и, кажется, даже еще в средних классах. У него уж и усики, и мысли совсем другие, и дамы стали им интересоваться; а он должен с мальчиками, шалунами, ходить в школу. Это унижало его, он скучал, удалялся от людей, бродил один по глухим улицам.

Бодаев . Не по Невскому ли?

Гурмыжская . Он страдал, страдала и мать; но средств помочь горю у ней не было. Имение совершенно разорено, сын должен учиться, чтоб кормить мать; а учиться прошло и время и охота. Ну, теперь, господа, судите меня как хотите. Я решилась сделать три добрых дела разом.

Бодаев . Три? Любопытно.

Гурмыжская . Успокоить мать, дать средства сыну и пристроить свою племянницу.

Бодаев . Действительно, три.

Гурмыжская . Я выписала сюда на лето молодого человека; пусть они познакомятся; потом женю их и дам за племянницей хорошее приданое. Ну, теперь господа, я покойна, вы знаете мои намерения. Хоть я и выше подозрений, но, если б нашлись злые языки, вы можете объяснить, в чем дело.

Милонов . Все высокое и все прекрасное найдет себе оценку, Раиса Павловна. Кто же смеет…

Бодаев . Ну, отчего же не сметь? Никому не закажешь; на это цензуры нет.

Гурмыжская . Впрочем, я мало забочусь об общественном мнении; я делаю добро и буду делать, а там пусть говорят что хотят. В последнее время, господа, меня томит какое-то страшное предчувствие, мысль о близкой смерти ни на минуту не покидает меня. Господа, я умру скоро, я даже желаю, желаю умереть.

Милонов . Что вы! Что вы! Живите! Живите!

Гурмыжская . Нет, нет, и не просите.

Милонов . Ведь это будут слезы, горькие слезы.

Гурмыжская . Нет, господа, если я не нынче умру, не завтра, во всяком случае скоро. Я должна исполнить долг свой относительно наследников. Господа, помогите мне советом.

Милонов . Прекрасно, прекрасно!

Гурмыжская . У меня близких родных только племянник моего мужа. Племянницу я надеюсь пристроить еще при жизни. Племянника я не видала пятнадцать лет и не имею о нем никаких известий; но он жив, я знаю. Я надеюсь, что ничто не препятствует мне назначить его своим единственным наследником.

Милонов . Полагаю.

Бодаев . Да о чем и толковать?

Гурмыжская . Благодарю вас. Я так и сама думала. Он меня не забывает, каждый год присылает мне подарки, но писем не пишет. Где он — неизвестно, и я не могу писать к нему; а я еще ему должна. Один должник его отца принес мне старый долг; сумма хотя небольшая, но она тяготит меня. Он точно скрывается от меня; все подарки я получила из разных концов России: то из Архангельска, то из Астрахани, то из Кишинева, то из Иркутска.

Милонов . Какое же его занятие?

Гурмыжская . Не знаю. Я его готовила в военную службу. После смерти отца он остался мальчиком пятнадцати лет, почти без всякого состояния. Хотя я сама была молода, но имела твердые понятия о жизни и воспитывала его по своей методе. Я предпочитаю воспитание суровое, простое, что называется, на медные деньги; не по скупости — нет, а по принципу. Я уверена, что простые люди, неученые, живут счастливее.

Бодаев . Напрасно! На медные деньги ничего хорошего не купишь, а тем! более счастия.

Гурмыжская . Но ведь он не жалуется на свое воспитание, он даже благодарит меня. Я, господа, не против образования, но и не за него. Развращение нравов на двух концах: в невежестве и в излишестве образования; добрые нравы посередине.

Милонов . Прекрасно, прекрасно!

Гурмыжская . Я хотела, чтоб этот мальчик сам прошел суровую школу жизни; я приготовила его в юнкера и предоставила его собственным средствам.

Бодаев . Оно покойнее.

Гурмыжская . Я иногда посылала ему денег, но, признаюсь вам, мало, очень мало.

Бодаев . И он стал воровать, разумеется,

Гурмыжская . Ошибаетесь. Вот посмотрите, что он писал мне. Я это письмо всегда ношу с собою. (Вынимает письмо из коробки и подает Милонову.) Прочитайте, Евгений Аполлоныч!

Милонов (читает) . «Тетенька моя и благодетельница, Раиса Павловна! Сие излагаемое мною применительно к обстоятельствам моим, жизни, письмо пишу вам, с огорчением при недостатках, но не с отчаянием. О, судьба, судьба! Под гнетом собственного своего необразования, пристыжаемый против товарищей, я предвижу неуспех в своей карьере к достижению».

Бодаев . До сих пор лестного немного для вас и для него.

Гурмыжская . Слушайте дальше.

Милонов . «Но не устрашусь! Передо мною слава, слава! Хотя скудное подаяние ваше подвергало меня не раз на край нищеты и погибели; но лобызаю вашу ручку. От юных лет несовершеннолетия до совершенного возраста я был в неизвестности моих предначертаний; но теперь все передо мной открыто».

Бодаев . И вам не стыдно, что ваш племянник, дворянин, пишет как кантонист.

Гурмыжская . Не в словах дело. По-моему, это прекрасно написано, тут я вижу чувство неиспорченное.

Входит Карп .

Карп . Иван Петров Восмибратов пришел с сыном-с.

Гурмыжская . Извините, господа, что я при вас приму мужика.

Бодаев . Только вы с ним поосторожнее, он плут большой руки.