Карп (подходя) . Ах, барин, барин!
Буланов . А что, Карп?
Карп . Молоды вы очень.
Буланов . Знаю, что молод.
Карп . А это нехорошо.
Буланов . Что ж мне делать-то?
Карп . Это не к пользе вашей… А вы старайтесь…
Буланов . Уж как ни старайся, а вдруг лет не прибавится: я только из гимназии.
Карп . Да что гимназия! Другие и в гимназии не были, да какие ловкие.
Буланов . Да на что ловкие-то?
Карп . Да на все, а уж особливо что мимо рук-то плывет.
Улита показывается из коридора.
Опять? Тьфу! Брысь ты, окаянная!
Улита (скрываясь) . Обидчик!
Буланов (задумчиво) . Да?.. Ну, что ж?
Карп . То-то: «да». Вы что барышню-то тревожите? Какой тут авантаж?
Буланов . Все-таки…
Карп . Осторожнее надо, сударь; недаром Улита тут ползает, перенесет сейчас. А понравится ли барыне? Еще неизвестно, куда вас Раиса Павловна определят. Они хоть и барыня, а ведь их дело женское: никак даже невозможно этого знать, что у них на уме. Вдруг одно, и сейчас другое; у них в мыслях не то что на неделе, на дню до семи перемен бывает. Вот вы говорите: жениться; а может, что другое заставят делать! Вы своей воли не имеете; привезли вас на пропитание, так как маменька у вас в бедности… А вы хотите… Уж вы и смотрите все в глаза.
Буланов . В глаза?
Карп . Беспременно. Так все ходите и смотрите, потому от них зависимы… А там по времени, из разговора или из чего и можете понять… Барыня идут. (Уходит.)
Буланов поправляет волосы и покручивает усики. Входят Гурмыжская , Милонов и Бодаев .
Гурмыжская , Милонов , Бодаев , Буланов .
Гурмыжская . Я вам говорила, господа, и опять повторяю: меня никто не понимает, решительно никто. Понимает меня только наш губернатор да отец Григорий…
Милонов . И я, Раиса Павловна.
Гурмыжская . Может быть.
Милонов . Раиса Павловна, поверьте мне, все высокое и все прекрасное…
Гурмыжская . Верю, охотно верю. Садитесь, господа!
Бодаев (откашливаясь) . Надоели.
Гурмыжская . Что вы?
Бодаев (грубо) . Ничего. (Садится поодаль.)
Гурмыжская (заметив Буланова) . Алексис, Алексис! Вы мечтаете? Господа, представляю вам молодого дворянина, Алексея Сергеича Буланова.
Буланов раскланивается.
Судьба его очень интересна, я вам сейчас расскажу. Алексис, погуляйте в саду, мой друг.
Буланов уходит, Гурмыжская и Милонов садятся у стола.
Милонов . Ваш родственник, вероятно?
Гурмыжская . Нет, не родственник. Но разве одни родственники имеют право на наше сострадание? Все люди нам ближние. Господа, разве я для себя живу? Все, что я имею, все мои деньги принадлежат бедным;
Бодаев прислушивается.
я только конторщица у своих денег, а хозяин им всякий бедный, всякий несчастный.
Бодаев . Я не заплачу ни одной копейки, пока жив; пускай описывают имение.
Гурмыжская . Кому не заплатите?
Бодаев . На земство, я говорю.
Милонов . Ах, Уар Кирилыч, не о земстве речь.
Бодаев . Никакой пользы, один грабеж.
Гурмыжская (громко) . Подвиньтесь поближе, вы нас не слышите.
Бодаев . Да, не слышу. (Садится к столу.)
Гурмыжская . Этот молодой человек, господа, сын одной моей приятельницы. Я встретилась с ней в прошлом году в Петербурге. Прежде, давно уж, мы жили с ней совершенно как сестры; но потом разошлись: я овдовела, а она вышла замуж. Я ей не советовала; испытавши сама, я получила отвращение к супружеству.
Бодаев . К супружеству, но не к мужчинам?
Гурмыжская . Уар Кирилыч!
Бодаев . Да я почем же знаю; я только спрашиваю. Ведь разные бывают характеры.
Гурмыжская (шутя) . И к мужчинам, особенно таким, как вы.
Бодаев (привстает, опираясь на костыль, и кланяется) . Премного вам за это благодарен.
Милонов . Раиса Павловна строгостью своей жизни украшает всю нашу губернию; наша нравственная атмосфера, если можно так сказать, благоухает ее добродетелями.
Бодаев . Лет шесть тому назад, когда слух прошел, что вы приедете жить в усадьбу, все мы здесь перепугались вашей добродетели: жены стали мириться с мужьями, дети с родителями; во многих домах даже стали тише разговаривать.
Гурмыжская . Шутите, шутите. А вы думаете, мне без борьбы досталось это уважение? Но мы удаляемся от нашего разговора. Когда мы встретились в Петербурге, моя подруга уж давно овдовела и, разумеется, глубоко раскаивалась, что не послушалась моих советов. Она со слезами представила мне своего единственного сына. Мальчик, как вы видите, на возрасте.
Бодаев . В солдаты годится.
Гурмыжская . Вы не судите по наружности. Он, бедный, слаб здоровьем, и, представьте себе, какое несчастие! Он поэтому отстал от своих товарищей, так что все еще был в гимназии и, кажется, даже еще в средних классах. У него уж и усики, и мысли совсем другие, и дамы стали им интересоваться; а он должен с мальчиками, шалунами, ходить в школу. Это унижало его, он скучал, удалялся от людей, бродил один по глухим улицам.
Бодаев . Не по Невскому ли?
Гурмыжская . Он страдал, страдала и мать; но средств помочь горю у ней не было. Имение совершенно разорено, сын должен учиться, чтоб кормить мать; а учиться прошло и время и охота. Ну, теперь, господа, судите меня как хотите. Я решилась сделать три добрых дела разом.
Бодаев . Три? Любопытно.
Гурмыжская . Успокоить мать, дать средства сыну и пристроить свою племянницу.
Бодаев . Действительно, три.
Гурмыжская . Я выписала сюда на лето молодого человека; пусть они познакомятся; потом женю их и дам за племянницей хорошее приданое. Ну, теперь господа, я покойна, вы знаете мои намерения. Хоть я и выше подозрений, но, если б нашлись злые языки, вы можете объяснить, в чем дело.
Милонов . Все высокое и все прекрасное найдет себе оценку, Раиса Павловна. Кто же смеет…