По крайней мере, такими представлялись Верины мотивы для Джонни, когда он задумывался о том, зачем она скрывает своё немосковское происхождение. У него же самого был пунктик относительно её прописки. Джонни сразу злобно вспоминал всяких родственничков, а также маминых подруг и знакомых. Которые практически все его ни во что не ставили. Джонни отчётливо представлял себе, как они ободряюще шипели его маме на ухо относительно его незавидных личных перспектив: ничего, Ира, может быть, какая-нибудь приезжая... Когда его воображение в очередной раз рисовало ему такую картину, он сжимал кулачки и клялся себе, что никогда-никогда не ляжет в одну кровать с девушкой, которая родилась за пределами МКАД. Хотя Джонни, естественно, был готов сделать исключение, скажем, ради девушки, которая родилась в Лос-Анджелесе, Париже или Лондоне. Впрочем, ему в любом случае было очень просто демонстрировать верность своему принципу, т.к. к нему в кровать в любом случае никто не стремился ни из Подмосковья, ни из самой что ни на есть Мухосрани.

Дополнительно накрутив себя такими «географическими» мыслями о Вере, после очередной её реплики, которая ему не понравилась, вместо ответа Джонни просто удалил её из своих контактов в скайпе. Теперь ни одна злонамеренная приезжая ему точно не угрожала! Он больше ни с кем не общался, даже виртуально, оставшись фактически один-одинёшенек, если не считать его умирающей мамы. Осознание этого печального факта тяжким грузом давило на его многострадальную психику. В частности, подталкивая его совершать бессмысленные, абсурдные, иррациональные поступки. Один из таких поступков состоял в том, что Джонни то и дело навязчиво проверял электронную почту. Словно постоянно ждал, что кто-нибудь ему напишет. Хотя было совершенно очевидно, что ждать писем ему решительно не от кого.

Но вот однажды, снова проверяя корреспонденцию, Джонни обомлел: ему пришло письмо с до боли знакомого адреса...