— Много, сынок! Много… Отбавь чуток. Вот! Теперь как раз будет, — учил отец. — Много дроби возьмешь, рассыпчато полетит и бой не тот… Живить станет.

…Скрип шагов сливался в один хрустящий звук и не мешал думать. Спину ломило и острая зудящая боль не прекращалась ни на секунду. Рубашка прилипла к ссадинам и не позволяла делать резких движений, но все это не могло отвлечь от приятных воспоминаний.

…Было еще совсем темно, когда Вася на следующее утро вышел с отцом из поселка. Направились они малопроезжей дорогой на Косьву. У обоих за плечами котомки с хлебом, луком, солью, рыболовными принадлежностями для удочек. К ремню прицеплены банки с порохом и мешочек с дробью. В карманах пистоны. И у обоих по ружью. Отцу что! Для него это дело привычное, а для Васи это первый выход на настоящую охоту. Когда они вошли в лес, начинало светать. Васе не терпелось. Он надел медный пистон и осторожно опустил курок. Готово! Теперь можно стрелять. Отец шагал крупно, и, чтобы не отстать, приходилось делать ненормально длинные шаги.

— В охоте главное не ружье, — говорил отец — Главное глаз! Увидел дичь вовремя- твоя! Прозевал — улетела.

И как раз в этот момент совсем близко из кустов шумно сорвался рябчик Вася перехватил ружье, вскинул, нажал курок, но вместо выстрела услышал смех отца.

— Вот так штука! Ну, беги скорей! Может, догонишь!

Вася сделал несколько шагов по направлению улетевшего рябчика и остановился обескураженный неудачей. Он не сразу понял, что перед выстрелом забыл поднять курок. Обидно.

— Не торопись, сынок, — успокоил отец. — Идти нам далеко. Зачем таскать на себе птицу? Устанешь. Придем на место, тогда и стреляй.

Взошло солнце и осветило удивительную картину. Даже привычному глазу невозможно не заметить такой красоты и остаться равнодушным. Справа и слева высились горы. Дорога то поднималась, то опускалась, то сворачивала за скалу, и все время открывались новые виды, не похожие друг на друга. Покрытые лесом горы раскрашены осенью разными красками: темно-зеленые ели и вперемежку с ними красные рябины, светло-желтые липы и кое-где бордовые осины. Все это присыпано серебристым инеем и блестит на солнце. Но вот стали попадаться кедры.

— Вася, орехов наберем?

— А ты полезешь?

Вася задрал голову и оценил высоту голого ствола одиноко стоявшего у дороги кедра. Охватить руками его невозможно, но если обвязать себя и ствол веревкой, можно лезть. Делается это так: откидываясь назад, натягивают веревку и перебирают ногами Затем, упираясь ногами, выпрямляются и одновременно передвигают веревку. Лучше, если при этом на ноги надеть железные когти. Но если их нет, можно босиком.

— Полезу босиком и с веревкой! — задорно вызвался Вася.

— А кто орехи потащит?

— Ты.

— Нет, сынок! У меня будет другой груз, и не малый.

О каком грузе говорил отец, Вася не понял, но, как всегда, расспрашивать не стал…

…Сзади закашлял один из городовых и вернул Васю к действительности.

— Тише вы там! — крикнул пристав, оглянувшись назад. — Ты у меня покашляй еще!.. Я тебе покашляю!

— Ваше высокоблагородие, мороз в ноздрю лезет…

— Молчать! Варежкой заткни свою ноздрю! Болван!

Впереди чернел лес. Вася грустно взглянул на огоньки поселка, на красный огонь домны, где он должен был работать после праздников. Ему казалось, что он видит все это последний раз. Вошли в лес, и пристав решил зажечь фонарь.

— Дозвольте покурить, ваше благородие, — робким басом спросил один из городовых.

— Курите! Да поживей! — разрешил пристав.

Вася смотрел на звездное небо, и в ушах его снова зазвучал то шутливый, то суровый, то ласковый голос отца, а перед глазами встали чудесные картины прерванных воспоминаний.

…Косьва. Говорят, эта речка стекает с высокой горы, вершина которой всегда окутана тучами. Говорят, что гора эта сделана из платины и вода отрывает ее по маленьким кусочкам и катит вниз. Вот почему у самой подошвы платина крупная и встречаются самородки, а чем дальше, тем мельче, пока не исчезнет совсем.

Вася лежит у костра на берегу Косьвы и смотрит на звездное небо. Он думает о том, что завтра на рассвете пойдет ловить харюзов на плес, который уже присмотрел и видел, как там играют эти бойкие и сторожкие рыбки. Отец сладко похрапывает, а иногда что-то бормочет во сне. Поужинали они славно. Вася убил пять рябчиков и здорового черныша с широкими красными бровями. Он убил бы и больше, но много времени уходило на заряжение шомполки. Отец на охоту не пошел и весь вечер просидел у костра на берегу. Он явно кого-то поджидал. В те дни Вася был еще мал. Что он понимал в делах отца? Этот выход на охоту был обещан давно, и поэтому ничего подозрительного он не заметил. А если бы и заметил и спросил, то отец бы коротко ответил:

— Не твое дело. Подрасти сначала.

Утром Вася проснулся от холода. Вся одежда была мокрая от росы. Костер еле теплился. Отца не было, но голос его был слышен совсем недалеко. “С кем это он разговаривает?” — подумал Вася, услышав второй незнакомый голос. Подойдя к самому берегу, посмотрел по сторонам и увидел немного ниже по течению лодку. В лодке, опираясь на шест, стоял бородатый старик. Вася вернулся к стоянке, положил на угли сучьев и начал раздувать. Скоро показалось пламя и костер весело затрещал. Вернулся отец с высоким молодым человеком. В руках у этого человека был четырехугольный пакет, похожий на связанную пачку книг.

— Это сынишка мой, — сказал отец. — Ничего растет углан! Самостоятельный!

Вскипятили чай. Кружек было две, и поэтому пили по очереди. Приехавший сказался веселым, много знающим человеком. Он так увлекательно рассказывал об Урале, что Вася забыл о харюзах и, вероятно, пропустил бы лучшие часы ловли, если бы отец не напомнил:

— Васюк, а ты хотел рыбки поймать. Оно бы не плохо к обеду ушицы!

Вася взял приготовленную с вечера удочку и отправился к плесу. Харюзов ловят на муху. Берут они и на червя, но на муху лучше, да и ловить интереснее. Вася об этом знал давно и захватил с собой пузырек, набитый рыжими тараканами. Когда таракана насадишь на крючок, он распускает крылья. Ни дать ни взять — муха. Харюз очень осторожная рыба. Нужно простоять на берегу без движения минут двадцать, пока спугнутые рыбки не успокоятся и не вернутся назад. В прозрачной воде видны их черные спины. Три… пять… целая стайка. Сейчас они смело плывут, но стоит пошевельнуть пальцем, как вся стайка мгновенно исчезнет. Подойдя к плесу, Вася остановился далеко от берега, надел таракана и осторожно направился к кустарнику, густо разросшемуся у самой воды. Придерживая пальцем конец нитки, он просунул удочку между веток, раздвинул кусты и отпустил леску. Таракан повис в воздухе. Ветерок дул снизу и относил нитку. Мальчик начал наклонять удочку. Лишь только таракан коснулся воды, как около него блеснуло, булькнуло и по удочке словно кто палкой ударил. Харюз попался крупный. Это было сразу видно по тому, как дергалась удочка. Сердце у мальчика от волнения замерло, но он не потерялся. Тащить надо осторожно, чтобы не испугать остальных…

…— Бросай курить! — крикнул пристав.

Снова захрустел под ногами снег. Оранжевый свет от фонарей метался по сугробам. Иногда из темноты вдруг появлялась молодая сосенка, до половины утонувшая в снегу, с белой пушистой шапкой на верхушке.

…“Так вот где я видел этого человека”, — думал Вася, вспоминая встречу на берегу Косьвы. — Но тогда он был без бороды и выглядел совсем молодым”. Значительно позднее Вася узнал, зачем эти люди поднялись на лодке из Чусовой. Привезенный ими пакет Васе пришлось тащить, помогая отцу. Тяжелый был пакет. Теперь он понимает, что была там нелегальная литература, революционные прокламации…

…Сзади послышалось лошадиное фырканье, и скоро раздался крик:

— Эй! Поберегись!

Пришлось сворачивать в снег, чтобы пропустить лошадь. Сытый копейский жеребец, запряженный в розвальни, мотая головой, прошел мимо. На мгновенье лицо возницы попало в полосу света, и Вася сразу узнал Матвея.