Клара, прирожденная фантазерка, сумела превратить сборы в увлекательную игру, говорила Агате, что это самое настоящее “приключение”. Смысл этого манящего слова шестилетняя Агата уже хорошо понимала, но истинную причину приключения улавливала смутно. Когда она в конце концов уяснила, что у папы сложности с деньгами, то сразу предложила ему свой кошелек с медными монетами и главное сокровище – кукольный домик.
Кукол у Агаты было две. Причем одна из них, Розалинда, коллекционная: из фарфора, в шелковом платье, с шелковыми бантами. Впрочем, Агату больше прельщал домик этих кукол, с которым она могла возиться часами. Он был уже полностью обставлен. Миниатюрные диваны, кровати, столы, стулья. Имелась и посуда: стаканчики, тарелочки, столовое серебро. И кухонная утварь тоже. И даже игрушечная еда. Агата очень гордилась тем, что у нее такой “всамделишный” домик. Однако же готова была расстаться с ним, чтобы помочь отцу, что свидетельствует о глубокой привязанности.
Успокаивая тогда дочку, Клара крепко прижала ее к себе и погладила по голове, пропустив сквозь пальцы длинные локоны. Для шестилетней Агаты эта ласка всегда была лучшим утешением. В Клариных объятьях она чувствовала себя защищенной. За твердым корсетом слышались мерные удары маминого сердца, это отгоняло все страхи. Мама просила не расстраиваться, домик никто забирать не станет. А раз она так сказала, то бояться нечего. Мама никогда не обманет.
Уже после того, как были подписаны бумаги об аренде (Эшфилд был выгодно сдан богатому американцу), мужественная Клара устроила несколько щедрых вечеринок и чаепитий, чтобы хоть немного заглушить боль расставания. Среди прочих гостей приглашены были только что прославившийся Редьярд Киплинг с супругой Керри и леди Макгрегор, вдова сэра Джорджа Макгрегора. Эта дама, известная в светских кругах Торки своим острым язычком, жила в роскошном особняке Гленкарнок.
Керри Киплинг и ее муж любили кататься на велосипедах, Агата видела их несколько раз на только что отстроенной в Торки велосипедной дорожке. Светские кумушки проведали, что Керри старше мужа, и теперь только о ней и говорили. Леди Макгрегор постаралась, чтобы все знали о столь ошеломительном факте. Зашел как-то на чай и друг Киплинга, Генри Джеймс. Обескуражил хозяйку дома своим требованием разделить кубик сахара. “Да еще приговаривал, чтобы ровно пополам”, – жаловалась Клара.
Среди всех этих треволнений и разговоров разыгралась еще одна драма. Няня заявила, что уходит, что поселится теперь в маленьком коттедже, который облюбовала в графстве Сомерсет. В общем-то довольно близко от Торки, но Агате казалось, что Няня уезжает в дальнюю страну. Бедняжка была безутешна, свою тоску она изливала в каждодневных письмах, ей очень не хватало Няни, долгие годы. “Дорогая Няня, – писала она. – Я ужасно по тебе скучаю. Надеюсь, у тебя все хорошо. У Тони блохи. Очень тебя люблю и целую много-много раз. Агата”.
Все книги, игрушки и обожаемый кукольный домик были уже упакованы и отвезены в хранилище. Агата теперь часто забредала в маленькую теплицу по прозвищу Кай-Кай, находившуюся на западной стороне двора. Среди густой паутины, старых крокетных молотов и сломанных садовых стульев она однажды обнаружила облезшую грязную Матильду. Эту лошадку-качалку когда-то привезли из Америки для Мэдж. Хозяйка давно про нее забыла. Она давно утратила лоск, хвост и гриву, рессоры сильно проржавели, однако лошадка была извлечена из забвенья другой юной всадницей. Матильда, по мнению Агаты, была в отличной рабочей форме, могла даже сбросить седока, если ее сильно пришпорить.
Самым универсальным подспорьем в играх был обыкновенный железный обруч, который катили специальной палочкой. “Этот обруч превращался то в коня, то в морское чудовище, то в поезд, – вспоминала Агата, – гоняя его по садовым дорожкам, я становилась то странствующим рыцарем в доспехах, то придворной дамой верхом на белом коне. А еще Кловером (он, между прочим, был одним из моих Котят), решившимся на побег из тюрьмы. Или (совсем уже никакой романтики) становилась машинистом, кондуктором или пассажиром, на трех железных дорогах, которые сама же придумала”.
Агата еще с удовольствием каталась на Верном. Так звали коня с педальной коляской, принадлежавшего Монти. Педали больше не крутились, но Агата нашла выход: втаскивала Верного на верхушку поросшего травой откоса и скатывалась вниз, набирая постепенно нешуточную скорость, важно было вовремя затормозить, чтобы не врезаться в огромную араукарию, росшую в глубине сада. Агате было и страшно и весело, она то визжала от ужаса, то смеялась. Потом, карабкаясь назад, она постепенно успокаивалась, “приходила в нормальное состояние”.
В изобилующей переменами жизни Агаты “нормальное состояние” очень часто сохранить было сложно. Вот и в 1896 году, когда Миллеры на год отправлялись за границу, выяснилось, что Тони с ними не едет, Агата горько рыдала. А сам Тони, пожалуй, рад был остаться с Фруди, их бывшей горничной, которая холила его густую шерсть, а похлебку даже подогревала на плите.
Клара и Фредерик везли с собой немыслимое количество вещей, так уж в приличном обществе полагалось путешествовать. Восемнадцать единиц багажа. Несколько огромных, высотой в четыре фута, сундуков, внутри которых были ящики и полки с откидными крышками. И все это нужно было доставить на пароход, оснащенный гребными колесами, полное название которого звучало так: “пассажирский пароход “Герцогиня Йоркская”. Отплывал он из Фолкстоуна (графство Кент).
Мэдж и Клара, обе склонные к морской болезни, запаслись “терпингидратом с морфином”. Эту микстуру аптекарь велел принимать “по две десертных ложки при первых симптомах недомогания”. Симптомы не заставили себя ждать, и обе, выпив лекарство, спустились в свои каюты, где благополучно уснули.
Агата же осталась с папой наверху, они вдвоем следили за выгрузкой багажа, проверили, все ли на месте, а потом прошли на карапасную палубу[8], где и простояли на ветру два часа, до самой Булони. Потом еще целую ночь семейство ехало на поезде до города По, на юг Франции. Там Миллерам полгода предстояло жить в гостинице “Божесур”.
По расположен в живописной горной долине, окруженной Пиренейскими горами. Курортный город, как и Торки. Но Торки морской курорт, а По – горный. Самым величественным и знаменитым зданием там был замок Chateau de Раи, где родился французский король Генрих Четвертый. Город очень популярный среди любителей горных лыж и живописных ландшафтов. Однако Агате Пиренеи совершенно не понравились. “Это было одно из самых больших разочарований в моей жизни, – напишет она спустя много лет. – Где же громады, взмывающие до самого неба?” Вместо громад она “увидела на горизонте нечто похожее на острые зубы, поднимающиеся на один-два дюйма над равниной”.
Жизнь во Франции оказалась гораздо дешевле, чем в Торки, хоть его и называли Британской Ривьерой. Мистер Фредерик Миллер даже позволял себе отвлечься от неурядиц на пирушках с друзьями, а Клара решила приобщить Агату к французскому языку, раз уж они жили во Франции. Для приобщения наняли мадемуазель Моуру, крепко скроенную и крепко надушенную уроженку Гелоса, ближней деревушки. Занятия проходили в гостиничном вестибюле трижды в неделю. Мадемуазель, в отличие от ее подопечной, нисколько не смущало, что мимо снуют туда-сюда постояльцы, она упорно добивалась верного произношения. Агата страдала. И однажды после гриппа притворилась совсем ослабевшей, лишь бы больше не встречаться с мадемуазель Моурой.
Несмотря на этот печальный опыт, миссис Миллер не отступалась от своего намерения: ее дочурка должна овладеть “языком любви”. Так сама Клара предпочитала величать французский. Познакомившись у портнихи с ее помощницей Мари Сиже, Клара поняла: вот человек, который ей нужен. И предложила девушке “тройственную” должность: учительницы, няни и портнихи. Двадцатидвухлетняя Мари волосы собирала в тугой пучок, от нее пахло розовой водой, и она совершенно не говорила по-английски, оставалось лишь догадываться, что она имеет в виду.
