– У меня есть, – откликнулась Катрин, лихорадочно рыская по своим многочисленным карманам джинсовой куртки. – Скажите спасибо, что я хиппи. Вот!
С этими словами она аккуратно положила на камень катушку с нитками, в которую была воткнута иголка.
– Вы сошли с ума, – медленно проговорил Влад.
– Владик, – зашептала Марина, всхлипнув. – Владик, ты слышишь меня?
– Да, родная, – ответил юноша и опустился перед супругой на колени.
– Владик, я почти ничего не вижу. Это все от солнца, правда?
– Да, Маришка, – покорно ответил Влад.
– Владик, о чем… о чем вы говорили? Не надо отрезать мне руку. Пожалуйста. Я не хочу остаться без руки. Ведь ты не разрешишь им этого делать? Я очень прошу тебя. Я люблю тебя.
Влад сжал челюсти с такой силой, что у него захрустели зубы. Боже, он бы отдал все на свете, лишь бы не отвечать на этот вопрос!
Катрин оценивающе посмотрела на руки Айса. Они были настолько грязными, что пыль намертво въелась в его заскорузлую кожу. Он заметил неодобрительный взгляд девушки и сказал:
– Пожалуй, я помою руки. И нож заодно.
Он стал спускаться вниз.
– Он мне не нравится, – без обиняков заявил Влад. – По-моему, у него не все в порядке с головой.
– Похож на шизоида, один прикид чего стоит, – согласилась с ним Катрин. – Но разве у нас есть выбор?
Она наморщила лоб, будто что-то вспоминая.
– Ты чего?
– Не знаю. Просто… да ладно, проехали, – она вымученно улыбнулась.
* * *
Катер неторопливо рассекал морскую гладь, оставляя после себя пенящийся след, расходящийся волнами. Возле самой воды верещали чайки, перепархивая с волны на волну. Изредка одна из них резко ныряла вниз, чтобы схватить какую-нибудь нерасторопную рыбешку. Неожиданно из воды вырвалось что-то неуловимо-быстрое, с непропорционально большим хвостом, мелькнув стальным телом. Схватив на лету зазевавшуюся птицу, рыбина скрылась под водой, махнув на прощание узким, как лезвие, хвостом.
Татьяна с изумлением смотрела на то место, куда только что нырнула рыба. Испуганные чайки моментально поднялись в небо и раздраженно перекрикивались, кружа в воздухе.
– Похоже на морскую лисицу, – сказал Эдуард, наблюдавший за столь внезапным нападением на чайку. – Это их стиль.
– Офигеть, – только и смог промолвить Вячеслав и, покачиваясь с непривычки, направился к корме.
– Жаль, сфотографировать не успела, – сказала Татьяна.
– Подожди, еще успеешь, – засмеялся Эд.
– Смотрю, ты не расстаешься с кепкой.
– А ты – с джинсами, – парировал Эд, и они улыбнулись.
– Ты хотел, чтобы я отправилась в эту поездку в вечернем платье? – смешно наморщила носик Татьяна.
– Просто я никогда не видел тебя в платье, – признался Эд. – Ты где-то работаешь? Помню, ты вроде отлично шила.
– Нет, я из-за зрения оставила это дело. Так, иногда, если захочется. У меня филиал «Глэндфилд», итальянской одеждой занимаюсь.
Некоторое время они молчали, потом Эд сказал:
– Пойду посмотрю лапу этой бедняги.
Он мягко подошел к псине, калачиком свернувшейся возле анкерка[8].
– Не бойся, – ласково проговорил он, когда собака подняла всклокоченную голову и подозрительно уставилась на незнакомца. Его располагающий вид и ровный голос подействовали на нее успокаивающе, и животное только внимательно смотрело, как этот странный человек осматривал больную лапу.
Когда Эд выпрямился, лицо его было озабоченным. Он быстро направился в рубку, где у пульта управления как столб стоял Папаша Дриппи.
Татьяна не слышала их разговор, но в какой-то момент до ее слуха донесся возмущенный голос грека. Спустя несколько минут Папаша Дриппи подозвал одного из юношей, отдал ему какое-то приказание, и вскоре тот принес Эдуарду какие-то тряпки и большую бутыль с пресной водой.
– Что ты собираешься делать? – спросила Татьяна.
– У нее застарелая рана, – пояснил Эд, засучивая рукава. – Может начаться заражение. Слава, не одолжишь мне немного виски?
– Я? Виски для этой шавки? – изумленно спросил Вячеслав.
– Я же знаю, что ты дашь, ведь у тебя есть сердце, – сказал Эд, и Вячеслав молча протянул другу сумку и отошел в сторону.
– Ты будешь вести себя спокойно? – обратился Эдуард к собаке. – Ну, тихо, тихо…
Через несколько минут все было кончено, и псина недоверчиво рассматривала умело перевязанную лапу.
– Странно, она только взвизгнула, и все, – призналась Татьяна. – Я боялась, она начнет кусаться.
Споласкивая руки, Эдуард глянул на собаку и сказал нарочито строго:
– Во всяком случае, теперь ты стоишь пятьдесят баксов.
– То есть? – не поняла Татьяна.
– Я купил эти тряпки и свежую воду для псины, – с неохотой сказал он.
– Он что, с ума сошел?! – не поверила Татьяна и чуть ли не с ненавистью посмотрела в сторону Папаши Дриппи. – Это же его собака!
– Она для него ничто, – пожал плечами Эд. – Если жизнь человека в здешних местах стоит не больше плевка, то что тогда говорить о животных?
Они удалились уже достаточно от берега, как вдруг двигатель катера затих.
– Наверное, сейчас будет прикорм, – предположил Вячеслав. – А мы будем спускаться под воду в клетках?
– Вряд ли, – покачал головой Эд. – Я не вижу на борту клеток. Да и маловероятно, чтобы этот жмот раскошелился на акваланги – они ему попросту не нужны.
– Посмотрите вниз, – вдруг возбужденно сказала Татьяна. – Что это, медуза?
Мужчины выглянули за борт. В трех-четырех метрах от катера прямо у поверхности плавала громадная медуза, желеобразный купол которой напоминал прямоугольник. От купола отходили четыре пучка полупрозрачных щупальцев розоватого оттенка, настолько длинных, что их очертания размывались где-то в глубине.
– Это медуза-коробочка, – определил Эдуард. – Иногда ее называют морской осой. Насколько мне известно, она питается мелкими креветками.
– Она опасна? – спросила Татьяна, завороженно следя за медузой. Толстые щупальца медленно шевелились, и это вызвало у нее неосознанный страх.
– В общем, да, – сказал Эдуард. – В ее щупальцах спрятаны жалящие капсулы, которые в момент прикосновения впрыскивают через кожу яд. Иногда это приводит к остановке сердца. Говорят, одна взрослая медуза-коробочка имеет достаточно яда, чтобы убить трех человек.
– Не может быть, – фыркнул Вячеслав. – Вот эта слизь может завалить троих мужиков? Ерунда.
Эдуард не стал с ним спорить. Медуза плавно обошла катер справа и вскоре исчезла из виду.
Прошло еще десять минут, но никакого прикорма не было, двигатель молчал, а сам катер мирно дрейфовал на волнах. Подростки развалились на тунцовой вышке, свесив с нее худые босые ноги, и лениво перебрасывались фразами.
– Э-э-э… – протянул Вячеслав. – Че-то я не врублюсь никак, а где акулы? За что мы баблос этому одноногому бомжу отдали, а?
Эд молча прошел в рубку. Его изумлению не было предела, когда он увидел, что Папаша Дриппи как ни в чем не бывало дрыхнет в углу на каких-то коробках, храпя, как паровоз. Протез он отстегнул, задрав культю на стул.
Опешивший от такой наглости, Эд схватил хозяина судна за шиворот и, не обращая внимания на треск рвущейся рубашки, сильно встряхнул его.
– Lead the old tub[9], – прошипел Эд прямо в лицо обалдевшему греку. Папаша Дриппи несколько раз моргнул и сипло выругался. Он высунулся из рубки, что-то зло крикнул юношам, и тех словно ветром сдуло с вышки.
Эд вышел на палубу. Хозяин судна одарил его ненавидящим взглядом, после чего проковылял к пульту управления и передвинул рукоятку акселератора вперед. «Бродбилл» дернулся, двигатель ожил, и катер понесся в открытый океан, быстро набирая скорость.
На палубе уже суетились подростки. Они притащили к борту уже знакомую бадью с прикормкой, после чего один из них принялся небольшим черпаком выплескивать «раби-даби» в воду. Татьяна скривилась – уж слишком «ароматной» была прикормка. Мешанина из крови, мелко порубленной рыбы и потрохов шлепалась в воду, оставляя за собой клейкую пленку.