Да, одеть… Ладно, надо Лерке позвонить, она что-нибудь придумает, безусловно.

– В ванную ступай. – Ника подтолкнула Матвеева к двери. – Вот соль, вот мочалка, гель для душа… в общем, разберешься. Давай, ныряй в ванну и полежи, согрейся, потом поедим.

Матвеев закрыл за собой дверь и огляделся. Голубой, сияющий чистотой кафель, голубая ванна и такая же раковина, старенькая стиральная машинка. Отметив про себя, что построено все по безумному проекту, Матвеев закрыл слив пробкой, всыпал соль и пустил воду.

– Ты там в горячее не сильно погружайся, а то глюкнешь еще.

Звонкий голос из-за двери вернул его в реальность, но мысли разбежались, как тараканы. Матвеев понимал, что с ним что-то не то происходит, никогда ничего подобного с ним не случалось, но собрать в кучу мысли он не мог совершенно. Надо позвонить Димке, и Панфилову тоже, и жене Виктора… еще узнать, как там они оба после операций… и встреча сегодняшняя… глюкнула.

Матвеева разобрал смех. Пиратка заразила его этим словом, смысл которого он понимает, но синоним подобрать не может, что-то между «умереть» и «прийти в негодность», и в чем тут разница, объяснить сложно, но она есть… вот только Димке надо позвонить.

– Эй, ты там затонул? Вылезай, мне тоже нужно туда!

Неугомонная какая! Но Матвеев понял, что она права: нельзя ему долго в горячей воде, сама хозяйка и спасительница замерзла не меньше, чем он, а устала уж всяко больше. Троих мужиков с того света выволочь – это не что попало… Вот только – ну, вылезет он, а дальше что? Снова куцый костюмчик надевать?

– Оберни вокруг себя полотенце, я тебе подам одежду.

Одежду? Откуда ей взяться? Но Матвеев покорно завернулся в широкое банное полотенце, выданное ему хозяйкой, дверь открылась, и тонкая рука подала ему пакет. Матвеев уставился на тонкое запястье, не в силах оторвать взгляд. Где, у кого он уже видел такие руки? Тонкое запястье, длинные пальцы с красивыми овальными ногтями… Наваждение какое-то.

– Одевайся и выходи, а то я сейчас просто лопну и разлечусь на мелкие кусочки, если не влезу в ванну.

Матвеев открыл пакет. В нем оказалось абсолютно новое белье, носки, джинсы и рубашка в клетку. Все с бирками, только что из магазина. Как она провернула этот трюк, Матвеев даже представить не мог, но одежда пришлась впору, и он вышел из ванной с намерением поблагодарить хозяйку, но она, оттолкнув его, с возгласом:

– Ну, слава яйцам, наплескался! – шмыгнула внутрь и включила воду. Матвеев оторопело уставился на закрытую дверь – в более глупом положении он еще не был.

– Не удивляйся, она всегда такая.

Матвеев обернулся. На него смотрела худая, хищная, с отчаянно-рыжей копной кудрявых длинных волос девица. Зеленые кошачьи глаза на бледном лице иронично и откровенно разглядывали его.

– Идем на кухню, буду тебя кормить.

Матвеев совсем уж было собрал в кучу свои впечатления и эмоции, но тут на ногу ему прыгнул серый котенок и проворно полез по штанине. Рыжая закричала:

– Марек, забери тигра, он на нашего гостя решил поохотиться!

– Я не могу, у меня уровень не пройден! Да пусть жрет, тебе жалко, что ли! Он мелкий, всего не сожрет – так, откусит на пробу.

– Сегодня от него, завтра от тебя.

– Чего хочет котэ – того хочет Бог, первая котозаповедь!

– Бестолочь.

Рыжая осторожно отцепила котенка от джинсов Матвеева и скрылась в комнате, откуда с таким безразличием был вынесен ему приговор, а сам он объявлен добычей.

– Все, идем есть, а то так и помереть недолго.

Матвеев покорно пошел за рыжей на кухню. Эти дома строил безумный архитектор, как можно было в такую квартиру втиснуть крохотную кухоньку!

– Садись, сейчас суп подам.

Это немного старомодное слово «подам» и запах супа, и кутерьма вокруг, и необходимость немедленно сделать несколько дел сразу – все это было так не похоже на упорядоченную жизнь Матвеева, совершенно выбило его из колеи, и только когда он зачерпнул ложкой ароматный суп, снова почувствовал, насколько голоден. Ну хоть аппетит его не оставил.

– Все может изменить человеку, все может измениться, но не аппетит. Меня Валерия зовут, мы с Никой компаньонки. А это чудовище в комнате – ее сын Марек. А ты-то кто?

– Я… Матвеев. Максим Николаевич. Архитектор из Питера. Ехал в командировку, и… вот.

– Ешь. Сейчас принцессу выужу, а то она там уснет. Эй, Ника, ты что, раствориться решила?

Рыжая кричала на весь дом, Матвеев в толк взять не мог, чего она так вопит.

– Чтоб мне раствориться, здешней растворялки не хватит. Налей мне супчику, я выхожу.

Они обе сумасшедшие, решил Матвеев. Но суп был божественный, и когда рыжая взяла его тарелку, чтобы налить добавки, он благодарно вздохнул. Такого супа он не ел очень давно. Как Томки не стало.

Ника вышла из ванной, завернутая в красный уютный халат, доходящий ей до колен и открывающий абсолютно белую кожу и пару весьма неплохой формы ног с тонкими лодыжками. Волосы ее, мокрые и пахнущие цветами, свободно падали на спину, лицо раскраснелось, и синие глаза стали просто фантастическими. Таких синих глаз Матвеев ни у кого не видел… или видел? Видел, и воспоминание это пряталось где-то очень далеко, и не ухватить…

– Лерка, ты святая. Только святые умеют варить такой суп. Марек!

Матвеев улыбнулся – он и не знал, что у святых есть особый рецепт супа, но от крика снова дернулся – да что они, совсем не умеют нормально разговаривать?

– Марек, иди к нам, будем чай пить!

– Принесите мне сюда, у меня котэ на плече спит.

– От твоего крика он уже проснулся.

– Типа, от твоего не проснулся. И четыре ватрушки тоже несите.

Рыжая принялась наливать чай в большую кружку, достала тарелки для ватрушек, а Матвеев удивленно наблюдал за этой кутерьмой. По всему видать, что люди здесь абсолютно счастливы и довольны друг другом, да и сам он ощущает тепло, наполняющее этот дом. Они орут друг на друга, с серьезными лицами шутят, причем юмор у них самый что ни на есть черный, но им заметно хорошо вместе.

Рыжая унесла чай и тарелку с ватрушками в комнату, а Матвеев, не глядя на Нику, осторожно спросил:

– Так вы все вместе живете?

– С Леркой? Боже упаси, нет. Она с дочкой в соседнем доме живет, как мужа похоронила шесть лет назад, так и остались вдвоем. А мы с Мареком здесь – это бабушки моей квартира, она мне ее подарила, вот сестра злилась, когда узнала, до сих пор простить мне этого не может! Меня Ника зовут. А…

– А я Макс. Я хотел тебя поблагодарить…

– Не городи глупостей. Не за что меня благодарить, так карта легла, вот и все.

Где-то в квартире зазвонил сотовый, рыжая выскочила из комнаты мальчишки и понеслась искать аппарат. Матвеев отодвинул тарелку и понял, что согрелся и жив, а ведь сегодня все могло закончиться для него навсегда, и тогда как же Димка?

– Мне надо сыну позвонить.

– Сейчас позвонишь, все будет в порядке. – Ника сжала его ладонь. – Не думай об этом, оставь на завтра. Я всегда такие вещи на утро оставляю, на свежую головой думается лучше.

– Лариска звонила, – рыжая принесла телефон, оказавшийся банальной «раскладушкой» вишневого цвета. – Парнишка, что с ногой, в порядке. А который с головой – в реанимации, но Семеныч обещает, что его вытащит.

– Семеныч? – Матвеев чувствует, как сердце заполошно стукнуло. – Кто это?

– Это хирург. – Ника снова ободряюще сжала его ладонь. – Один из лучших, к нему записываются со всей страны. И по санавиации вызывают на такие операции, которые осилить никто не может. А он здесь, у нас, живет – говорит, в маленьких городах народ проще.

Матвеев кивнул. Да, проще и понятней, без всего этого заграничного офисного лоска, невесть зачем позаимствованного у буржуинов и доведенного до абсурда.

– Вот телефон, звони куда надо.

Матвеев набрал знакомый номер. Димка ответил не сразу, но вот в трубке послышался его голос:

– Слушаю вас.

– Дима…

– Пап! – Сын вдруг захлебнулся слезами и стал совершенно не похож на себя. – Пап, где ты был? Я звонил тебе, и дядя Саша звонил, и… никто, никто не отвечал, ни Витя, ни…