­Как же гадко.­

­Но Поттер крепко держит. Сгребая её, прижимая к себе и повторяя одни и те же слова, от которых сердце снова ухает вниз:­

­— Не плачь. Мы ему этого так не оставим. Отметелим так, что мама родная не узнает. Рожа слизеринская. Кретин. Не плачь только, Герми, слышишь? ­

­Она отстраняется от друга, глядя на него распахнутыми глазами.­

­— О ком ты говоришь?­

­Он слегка хмурится. Смотрит на неё непонимающе. ­

­— О Грэхэме, конечно.­

­Будто сам собой разумеющийся факт. Гермиона ненавидит вырвавшийся из груди облегчённый вздох. ­

­— Ах, да. Конечно, — но тут же исправляется: — Нет, не нужно метелить его. Он просто идиот.­

­И продолжает бормотать что-то о гормонах и отсутствии ума у мальчишек его возраста, забывая на секунду, что перед ней стоит такой же семнадцатилетний Поттер и молча гладит её по спине, позволяя высказаться. Гермиона знает — он радуется, что она уже не плачет. Гарри никогда не умел успокаивать девушек. Почему-то вспомнилась лёгкая паника, с которой он рассказывал о поцелуе с плачущей Чжоу. Всё, что он умел, это подставить своё плечо и ждать, пока слёзы иссякнут. Но ей очень не хотелось, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, что она никак не возьмёт себя в руки. А он чувствовал. Только один этот обречённо-понимающе-удручённый взгляд говорил о том.­

­— Где Рон? ­

­— Остался с Симусом в «Трёх мётлах». Рвался со мной пойти, но я бы тогда вас обоих тащил... ну... ты знаешь же... — он замялся, и Гермиона рассмеялась немного нервно, чувствуя острую благодарность к стоящему перед ней человеку. ­

­Отстранилась, замечая, что чёрные густые волосы совершенно сырые и торчат в разные стороны, наверняка, как и её собственные. Подняла руку и пригладила их, пока Гарри немного смущённо поджимал губы, глядя сквозь стёкла мокрых очков. ­

­— Спасибо тебе, — слова вырвались совершенно искренне. Он улыбнулся и кивнул. Гермиона осторожно отстранилась от него, ощущая щемящую нежность в груди. Гарри. Их с Роном Гарри. Её Гарри. Надо же, она испытывает к своему другу совершенно материнские чувства, несмотря на то, что он давно вырос. Лицо его стало выразительным, с чётко выделенным подбородком и тонкими губами. На оливковой коже сверкали изумрудные глаза.­

­— Что? — он выглядел смущённым, ещё больше чем прежде. Хмурил брови и, не выдерживая её изучающих глаз, отводил взгляд. Гермиона улыбнулась.­

­— Просто... мы изменились, Гарри. Это так непривычно осознавать.­

­— А. Понимаю.­

­— Ты тоже заметил, да?­

­— Да, — пауза. — Герм, скажи честно. У тебя всё нормально?­

­Она уже открыла рот, чтобы ответить твердым «конечно», но Поттер перебил её:­

­— Правду, Гермиона. У тебя всё нормально?­

­Сжала губы, решительно кивнула.­

­И выдохнула:­

­— Нет.­

­Зелёные глаза тут же требовательно впились в её лицо взглядом. Гарри даже не обращал внимания на то, что с волос на стёкла очков падают капли, стекая к щекам, оставляя после себя неровные дорожки, мешая смотреть.­

­— Что случилось? Он, да? Малфой, да? Я убью его.­

­И шаг под дождь, будто прямо сейчас он готов вытащить палочку и швырнуть в слизеринца чем-то непростительным. Гермиона тут же вцепилась пальцами в его толстовку, затаскивая обратно, под крышу.­

­— Постой, Гарри. Ты не понял.­

­— Что здесь понимать? — его голос почти звенел от ярости, и гриффиндорка узнала в нём того мальчишку, который сломя голову бросался в любую перепалку ради любой чепухи, не жалея своей головы. ­

­Открыла рот и поняла, что не знает, что сказать. За что уцепиться. Кажется, любая мысль, стоило ухватиться за нее, срывалась, выпадая из пальцев, как камень из крутого склона, усыпая голову мелкими комками грязи и пыли. ­

­— Он ни при чем. Дело в том... ­

­Она опустила взгляд, уставившись на его заляпанные грязью кроссовки, будто ища в них поддержки. Этот разговор всё равно когда-нибудь пришлось бы начать. И хорошо, что здесь нет Рона, иначе бы без криков не обошлось. ­

­— Гарри... — подняла голову, встретившись с ним глазами. Он смотрел почти со страхом, и у неё тоже сжалось сердце. Он как будто знает, пронеслась в голове мысль, и Гермиона закусила губу, вновь вперив взгляд в его обувь.­

­— Ты смотришь на него. ­

­Голос Поттера тихий, а в нём — осуждение. Хлёсткое, резкое, острое, смешанное с долей раздражения и злости. Какой-то отчаянной и бессильной. Каждый оттенок бьёт по лицу, давая заслуженные пощёчины. А ей страшно поднять голову, но она решается.­

­В зелёных глазах догадка. Осознание и непонимание, полное, убежденное. Странное недоверие. И ни капли былой теплоты, заботы, дружеской нежности. Всё внутри Гермионы кричало: соври ему. Соври, скажи, что это глупая ошибка. Это ведь и есть ошибка. У вас ведь ничего и никогда не будет. Ничего, никогда...­

­Она хмурится, кусает губу, качает головой, но так неубедительно, что сама не верит в это немое отрицание.­

­— Смотришь, — перебивает он её тишину. — Сегодня смотрела. В Большом зале. На трансфигурации. На зельях...­

­Он задыхался, сжимая зубы.­

­— ...на травологии. А он перестал, ведь так? Перестал тебя замечать вообще. Что у вас, Гермиона?­

­Слова летели в неё как камни. Стучали в голове, почти оглушая. Наравне со стуком сердца. Что у нас? ­

­Что у нас? Что, если нет даже никаких гребаных «нас»?!­

­— Ничего.­

­— Не обманывай. ­

­— Ничего, — твёрдо произнесла она, так резко вскидывая голову, что мокрые волосы ударили по щекам. — Мерлин, Гарри!­

­Он смотрит с недоверием. Со странной надеждой, будто умоляя заставить его поверить в обратное, и Гермиона смягчается. Заставляет себя и давит улыбку. Самую искреннюю, на которую была способна, старательно растягивает губы, мысленно вручая себе за это Оскары, один за одним, и проклиная лживый смех, что резковато вырывается из груди. ­

­— Гарри... что ты говоришь... я и Малфой! — она прикрыла рот рукой, продолжая смеяться, боясь, что эти смешки перерастут в банальную истерику, потому что слёзы снова набежали на глаза, грозясь политься одним нескончаемым потоком по щекам. И она смеётся, зажимая зубами кончик пальца так, что от боли хочется выть, а затем — прижимая руки к лицу, жмурясь и глотая мерзкую, горькую слюну. — Надо же было такое придумать! Я и Малфой.­

­Когда Гарри отводит её руки от лица, она молит Мерлина, чтобы он поверил ей. И, кажется, великий волшебник слышит её, потому что в зелёных глазах облегчение. Такое огромное, что на какой-то миг Гермионе кажется, что оно наиграно. ­

­— Прости, я такой дурак, — Поттер улыбается. ­

­Оглушённая биением собственного сердца, она смотрит на него, краем сознания отмечая, что ливень постепенно редеет, как часто и бывает с сильными дождями — они кратковременны. ­

­— Так что у тебя случилось?­

­— Да мелочи. Ничего серьёзного. Немного устала, столько новых забот появилось.­

­— Он точно не доставляет тебе хлопот? ­

­— Конечно.­

­Снова это слово. ­

­Почему всегда, когда она врёт, она произносит именно его?­

­— Прости, Герми, — он выпускает её пальцы, неловко топчется на месте и пытается засунуть руки в карманы джинсов, но мокрая ткань слишком неподатливая. — Я просто вдруг подумал... Ты расстроенная в последнее время, и мы с Роном переживаем. А тут ещё эти взгляды. Но ты-то никогда им не заинтересуешься, я точно знаю.­

­Поттер заглядывает ей в глаза, и она твёрдо кивает, закусывая щёку. Слава Мерлину. Слава Мерлину, он верит ей. И продолжает что-то бубнить, что такая как она никогда и ни за что не станет увлекаться хорьком, трусом, заносчивым слизеринским принцем, потому что... просто потому что. И ещё много-много слов. Совершенно ненужных, и гриффиндорка вздыхает почти с облегчением, когда голос Рона окликает их обоих с другой стороны улицы. ­

­— Эй, вы, там! Промокли? А нечего было шастать под дождём! — придерживаясь за Финнигана, рыжий улыбается и машет рукой. — Идите уже сюда, я замучился вас ждать!­