– Вы его убьете, да? Убьете моего Гауба?
– Непременно, – пообещал Весли Кинг, и женщина разрыдалась.
– Весли, заткни пасть, – сказал Калеб. – А ты, сьона, не разводи сырость и отвечай. Гауб умер восемь дней назад. В городе сейчас не он, а кровожадный монстр. Хочешь, чтобы эта тварь еще кого-нибудь сгубила? Твоих близких, твоих соседей, их ребятишек?
Это подействовало. Инес вытерла слезы и прошептала:
– Пруд…
– Что – пруд?
– На площади… Гауб говорил, там есть пруд… Он садился у воды, чтобы отдохнуть…
– Пил эту воду?
– Нет. Мутная, грязная… Я давала ему еды и улох… он любил улох…
Напиток из местных ягод, припомнил Калеб и спросил снова:
– Может быть, умывался в этом пруду? Дни стоят жаркие, а копаться в земле – труд нелегкий.
– Может быть. Не знаю, сьон Охотник…
Больше из нее ничего не вытянуть, решил Калеб и, вздохнув, поднялся на ноги.
– Залезай на платформу, Весли. Отправляемся.
Гравиплатформа покачнулась и слегка осела – даже здесь, при пониженном тяготении, Кинг весил изрядно. В толпе загомонили, замахали руками; кто-то подбросил в воздух горсть изюма и зерна – на удачу. Брат Павел снова вытащил прозрачный шарик и принялся читать молитвы. Инес ар ‘ Гауб опустила голову и спрятала лицо в ладонях – должно быть, не хотела, чтобы видели ее слезы.
– Пруд, – задумчиво произнес Калеб, – пруд с мутной водой…
Не там ли его подцепили?..
– Думаешь, гидра? – Весли побледнел и машинально стиснул рукоять «гаррисона».
Не ответив, Калеб хмуро уставился на развалины за рекой.
Древний город выглядел темным, мрачным, угрожающим – груды перемешанной с мусором щебенки, провалившиеся кровли, обломки колонн, стены, оплетенные лозой, каменные глыбы, на которых некогда покоились укрепления с башнями, теперь рассыпавшимися. Город был возведен не колонистами со звезд, а каким-то народом Опеншо, обитавшим тут в незапамятные времена. Очевидно, планета знала эпоху величия, которая, как и в других населенных людьми мирах, раньше или позже сменялась упадком. Качели истории то возносились к небесам, обещая могущество, процветание и вечную жизнь, то погружали человечество в пропасть дикости и забвения. Так было, пока не появился двигатель Берроуза, объединивший Галактики, а вместе с ним – системы искусственного интеллекта, гравипривод, биологическая реверсия, общий язык и прочие дары прогресса.
Платформа проплыла над заросшим травой берегом и спустилась к реке. Управлявший ею автомат почему-то не свернул на мост, решив форсировать водную преграду по воздуху. Впрочем, для таких летательных аппаратов не имело значения, что под днищем, земная твердь или текучие воды; платформа не нуждалась в опорной поверхности, двигалась неторопливо, зато была очень надежным устройством.
Калеб проверил снаряжение, закрепленное на поясе и броне, вытащил из кармашка над коленом крохотный инъектор, покачал головой и вернул его на место. Затем обернулся, бросил взгляд на склон холма, застроенный домами, на приземистую монастырскую башню и зеленую равнину, тянувшуюся до самого горизонта. Чуть заметно покачиваясь, платформа шла к другому берегу, слева выгибался изящными арками мост, внизу и справа стремились к морю светлые речные воды, и небосвод, крыша этого тихого уютного мира, сиял нежной лазурью. Красивая планетка! Правда, название подкачало – почему Опеншо?.. Может, это имя первооткрывателя?.. Почему бы и нет!.. Во Вселенной сотни тысяч обитаемых миров, названий на них не напасешься! Как-то Калеб отстреливал зубастых чудищ на планете Шесть с Половиной, что делала оборот за шесть с половиной стандартных часов, а на Пьяной Топи еле вылез из болота, кишевшего ядовитыми пиявками. Опеншо все же лучший вариант. Хотя, если подумать о гидре…
Они выбрались на берег у развалин крепостной стены. Спрыгнули на землю, одинаковым движением опустили лицевые щитки, приготовили оружие. Потом Калеб сказал:
– Работаем, Весли. Дистанция четыре шага. Вперед!
В стене нашлись ворота. Башни, некогда соединенные арочным пролетом, давно рухнули, их останки торчали как пара сгнивших зубов в рассыпавшейся челюсти гиганта. Поодаль выглядывал из кучи щебня каменный идол – пасть ощерена, когтистая лапа с угрозой поднята вверх. Друг за другом Охотники перебрались через груды мусора, поросшие колючими кустами, и вступили в город.
Открылась улица – узкая, как лезвие ножа. На всю длину она не просматривалась, делала резкий зигзаг метрах в семидесяти от приворотных башен. По обе ее стороны лежали руины зданий: стены из потемневшего камня поднимались выше человеческого роста, мостовая была засыпана битой черепицей и каменными обломками, кое-где над стенами торчали покосившиеся трубы очагов. Судя по отсутствию костей и других признаков насилия, город не был захвачен врагами, разрушен или сожжен – жители сами покинули его, оставив в жертву времени, и над ним потрудились только солнце, ветер и дожди.
По сигналу Калеба платформа отстрелила зонд. Небольшой диск взмыл в небеса, замер, слегка покачиваясь, над руинами, и у левой перчатки Охотника тотчас вспыхнул маленький экран. Он всмотрелся в призрачное изображение. Улицы, изломанные резкими поворотами, стягивались к центральной площади, которую окружали более крупные и массивные здания – возможно, храмы или дворцы; их стены, подпертые контрфорсами, были выше, чем на городской окраине, рухнувшие кровли позволяли разглядеть хаос внутренних помещений. В середине овальной площади темнело пятно неправильных очертаний; вероятно, в прошлом там был колодец, но с течением лет ливни и подземные воды размыли почву, уничтожив всякий след искусственного сооружения. Теперь это было крохотное, похожее на кляксу озерцо, и рядом с ним пульсировала алая точка.
– Он на площади, у водоема, – произнес Весли. – Похоже, парня мучает жажда.
– Не думаю. – Калеб покачал головой. – Вампир, который пьет кровь, не нуждается в другой жидкости. Он охраняет этот пруд.
– С чего бы?
– Там, в воде, его потомство. Обильная пища, влага, тепло и несколько дней безопасности, все, что надо для размножения… – Калеб смолк, вглядываясь в экран, потом пробурчал: – Будь я проклят, Весли! Это гидра, теперь я уверен! Придется попотеть.
Лицо напарника омрачилось. Однако Весли Кинг все же был Охотником, пусть не из первой сотни. Крепче стиснув ствол лучемета, он выдавил кривую усмешку и пробурчал:
– Заботливый родитель! Раз так, не придется искать его в этой куче дерьма. Сам прибежит, когда мы подморозим водичку!
– Прибежит, не сомневайся.
С этими словами Калеб зашагал по улице. Чувства его были напряжены; он глубоко втягивал ноздрями воздух, слушал, как потрескивают раскаленные на солнце камни и шуршит, осыпаясь, щебенка.
Улица резко вильнула влево, потом вправо. Сквозь дыры в стенах, что были когда-то окнами, он видел комнаты, залы, коридоры, заваленные смешанной с камнями землей и грудами мусора. Иногда в этих древних напластованиях попадались следы раскопок, ямы и траншеи, обрамленные валами грунта, залитые грязной водой, полузасыпанные или почти слившиеся с почвой. За минувшие тысячелетия в городе шарила не одна сотня искателей сокровищ, и Гауб, конечно, не был первым. Те, что копались тут раньше него, рисковали, что рухнут им на голову стены, или засыплет в шурфе, или провалится земля, похоронив неудачника в какой-нибудь пещере. Но, в сравнении с ними, супругу сьоны Инес очень уж не повезло – наткнулся на такую тварь, что в страшном сне не приснится. Должно быть, принесли ее подземные воды, а как она попала в водоток и вообще на планету – разговор отдельный и для Гауба совсем неинтересный. Гаубу теперь одна дорога – под излучатель или клинок.
Улица, которой шли Охотники, становилась все у́же – пожалуй, раскинув руки, Калеб сумел бы дотянуться до противоположных стен. Несомненно, строители сделали это с какой-то целью – не исключалось, оборонительной; перекрыть проход не составляло труда, и десяток умелых бойцов мог бы сдержать тут целую сотню. Неплохо для древних воинов, но Охотникам эта улица-щель казалась ловушкой: под ногами – россыпи черепицы и камней, ветхие стены грозят обрушиться, обзор неважный, и нет места для маневра. Но висевший над городом зонд посылал четкую картину, и алая точка по-прежнему мерцала рядом с водоемом.