Эсме отметила, что незнакомец, пожалуй, слишком уж образован – где это видано, чтобы простой морской бродяга употреблял умные словечки вроде «лояльный»? Да и «Окраинными колониями» королевство Лайры никогда не называли. Окраина – она и есть Окраина.

Она вдруг пожалела, что сидит слишком далеко и не может ощутить мыслеобразы этого смельчака.

– …И ни за что не причинил бы вред городу, откуда родом сам Лайра Отчаянный, – продолжал тем временем странный моряк. – Они же друзья, об этом знают, наверное, даже крабы. А в-третьих, у Крейна хороший фрегат, не какое-нибудь бестолковое корыто. Там есть опреснитель – зачем ему издеваться над мирными жителями ради воды?

Верзила стукнул кулаком по столешнице:

– Чтоб меня медузы сожрали! Ты откуда взялся, меррский грамотей?!

– С того берега моря, – насмешливо отозвался матрос в зеленой куртке и, откинувшись на спинку скамьи, положил ноги на стол. В его правом ухе блеснула золотая серьга, свидетельствовавшая о том, что говорливый незнакомец проходил экватор. – Про «Невесту ветра» во всех портах судачат, только успевай слушать и запоминать. Но у тебя, видать, с памятью как раз не все гладко. Ты, наверное, и бабьего узла завязать не сумеешь, потому что больше одной мыслишки в твою башку не помещается…

– Чего-о?! – взревел верзила и, в мгновение ока очутившись рядом с обидчиком, ухватил того за шиворот. – Ты что себе позволяешь, умник?!

– Я прав, – спокойно подытожил матрос с серьгой. – Славненько. Эй, народ! Я вызываю этого парня на состязание плетельщиков.

Весть о состязании непостижимым образом разнеслась повсюду, и вскоре в «Водяной лошадке» стало тесно. В толпе Эсме заметила даже парочку роскошно одетых магусов – видимо, небесным детям захотелось понаблюдать, как развлекаются простолюдины.

Правила состязания плетельщиков были просты: противники поочередно называли друг другу три узла похитрее и демонстрировали перед собравшимися свое умение. Специально избранный судья – им назначили Старого Пью – следил, чтобы никто не жульничал, и вел отсчет времени. Девушка ничуть не удивилась, когда матрос в зеленой куртке играючи справился с заданиями верзилы, а вот тому повезло куда меньше: если с «мерровой удавкой» он еще худо-бедно разобрался, то «петля грогана» заставила его попотеть, а нечто под названием «оторви-и-выбрось» окончательно добило. После того как проигравший скрылся с глаз долой, весь красный от ярости и стыда, нашлись и другие желающие попытать счастья. Они тоже не смогли превзойти умелого незнакомца, и его кошелек заметно растолстел. Пью успевал и судить, и командовать трактирными слугами, шустро разносившими пиво. Веселье достигло своего пика, когда парень вдруг снял серьгу и громогласно объявил, что у него иссякло воображение, поэтому он отдаст украшение игроку, который сумеет не завязать, а развязать узел, который он завяжет сам. Такое дозволялось правилами, но ставить на кон символ пересечения экватора было неслыханной дерзостью. И все же Эсме оказалась едва ли не единственной, кто почувствовал подвох.

Когда пятый претендент на золотую сережку ушел несолоно хлебавши, она пробралась к столу, за которым устроился хитроумный плетельщик, и взглянула на дело его рук: узел из двух веревок был прост… обманчиво прост. Целительница, задумчиво хмурясь, проследила, как еще два человека попытались его развязать, отчего плетение еще больше запуталось. Что бы ни делали матросы, узел оставался узлом. Он был странный – словно живой.

Где-то на дне ее памяти шевельнулся чужой мыслеобраз.

В самом деле, почему бы не попробовать…

– Эй, весельчак! – негромко позвала Эсме. Незнакомец тотчас обернулся, его приятное загорелое лицо осветилось широкой белозубой улыбкой. – А если я развяжу узел, ты сдержишь слово и отдашь серьгу? Я ведь не из ваших.

Один из товарищей незнакомца начал было возражать, но другой – с повязкой на глазу – остановил его. Плетельщик узлов этого не заметил, он смотрел только на Эсме.

– Даю слово. А если у тебя не получится… – Парень хитро улыбнулся. – Ты подаришь мне поцелуй сегодня ночью?

– Идет, – согласилась Эсме и даже не покраснела.

Моряки притихли и с интересом уставились на нее.

Целительница взяла веревку и позволила рукам действовать отдельно от разума, как если бы все происходило во сне. Собравшиеся, затаив дыхание, наблюдали, как она немного ослабила плетение, затем продела один из свисавших концов сквозь образовавшуюся петлю. Казалось, что она еще сильнее все запутала и теперь-то узел ни за что не развяжется.

Зажмурившись, Эсме подняла руки над головой, чтобы веревку видели абсолютно все в таверне, а потом медленно потянула концы в разные стороны. Хотя сама она и не видела результата, восхищенный вздох был прекрасным свидетельством того, что у нее получилось.

Она открыла глаза. Матрос смотрел на нее не мигая, с растерянностью и какой-то странной тоской. Он, наверное, уже очень давно не проигрывал.

– Малый, выполняй уговор! – крикнул кто-то.

Матрос с тяжелым вздохом протянул победительнице награду.

Эсме спрятала руки за спину.

– Предлагаю немного изменить условия спора, – сказала она, и тут-то растерялись все собравшиеся вокруг зрители. – Оставь ее себе – мне без надобности такие украшения. Пообещай взамен, что, если тебе или кому-то из твоих друзей в Тейравене понадобится помощь целителя, вы пойдете ко мне, а не куда-то еще. Меня зовут Эсме.

На мгновение в таверне стало тихо, а потом все сразу начали шумно обсуждать, возможно ли поступить так, как она предложила. Кто-то вспомнил про судью состязания. С трудом сдерживая улыбку, Старый Пью произнес патетическую речь о том, что нет ничего важнее честного слова, и в конце концов заявил, что такой обмен вполне допустим, поскольку серьга бесценна и, соответственно, проигравшему предстоит расплачиваться всю оставшуюся жизнь.

– Осталось лишь понять, – закончил Пью, – сумеешь ли ты уговорить товарищей.

– Не извольте беспокоиться, – заявил матрос, к которому уже вернулось самообладание. – Даже мой капитан не станет возражать. Я принимаю твои условия… Эсме.

Ее рука казалась маленькой и слишком белой на фоне загрубевшей ладони моряка.

– Пива всем за мой счет! – объявил он, и в последовавшей суматохе Эсме не сразу заметила, что за ней пристально наблюдает какой-то человек в черной куртке с капюшоном, низко надвинутым на лицо.

В тот момент, когда она его увидела, маскировка потеряла всякий смысл, поскольку мыслеобразы наблюдателя свободно вертелись вокруг него и прочитать их не составляло труда. Он был близко – как раз в трех шагах.

Эсме застыла, растерянно моргая.

Мужчина в капюшоне растолкал стоявших впереди и, взяв ее за локоть, повлек к выходу. Целительница попыталась сопротивляться, но его хватка была нечеловечески крепкой, и двигался он очень быстро.

– Отпустите! – наконец сумела выговорить девушка, когда они оказались на улице. – Что вам надо от меня? И что столь уважаемая персона, как вы, делает в таком сомнительном заведении?

– В каком порядке отвечать на вопросы? – язвительно поинтересовался высокий красивый магус, глядя на нее из-под капюшона. – И где твоя почтительность, целительница Эсме, подруга пьяных матросов?

– Там же, где ваша совесть, господин Аквила! – огрызнулась девушка. – Отпустите сейчас же!

Эйдел рассмеялся и отпустил ее руку так резко, что она чуть не упала.

– Недолго же ты горевала после смерти учителя и опекуна. А я всего лишь хотел выразить свои соболезнования. Все собирался нанести визит, да вот посчастливилось встретиться случайно… в самом неожиданном месте.

– Не говорите глупостей, я вам не верю, – хмуро пробормотала Эсме, потирая локоть, – он словно побывал в тисках. – Вы только за последний год дважды появлялись у нас – случайнее некуда! – и оба раза это приводило к неприятностям.

– Эсме, послушай… – Наместник вновь взял ее под руку, на сей раз аккуратно и даже любезно, и повел в сторону ближайшего причала. – Пять лет назад, когда ты отправила в Облачный город прошение о пересмотре того давнего дела, я объяснил тебе, что произошедшее с твоей семьей – лишь печальная закономерность. Я выполнял обязанности, возложенные на меня его величеством.