Он мог бы отбросить энергию Этлафа, превратив всю кровь своего тела в огонь, но это было бы самоубийством. Стараясь как можно быстрее придумать выход из положения, он не заметил, как пламя его плеча погасло, и рана закрылась, кости ног так же излечивались быстрее, чем инквизитор успевал их крошить.

Лухс держал кинжал над обнаженной рукой одного из капитанов, закрывшего глаза и сжимающего четырнадцатигранную звезду на своем плече. Капитан не был глуп, и он сразу понял, что этому демону для борьбы нужна кровь, и он предложил свою, готовый к тому, что её используют всю. Но Лухс бы не позволил этому случиться.

Поднявшись, сайлант метнул кинжал вперёд, к ногам Циависа, а между его разведенными руками в воздухе парил какой-то объем крови. Она была жидкой, но изменялась, превращаясь в подобие кристалла. Когда весь сгусток стал твердым, Лухс растопырил пальцы и кровавые лезвия подобно тысяче стрел устремились к тонким линиям, на которые распался Этлаф. Инквизитора, остающегося в столь нелепой, но эффективной форме, пригвоздило к плите словно тряпку.

Тантоа этого уже не видела: уверенная в физической защите своего тела, она проигнорировала идущего на неё сильнейшего монаха. Она слышала о Стижиане, все слышали, и была уверенна, что этот сопляк только и может, что бороться с нежитью. И каково же было её удивление, когда в паре метров от неё монах призвал не сферу сияния, вряд ли могущую нанести ей значительный урон, а сгусток изумрудного пламени.

Стижиан удивился тому, с какой легкостью ему удалось собрать энергию в один поток и направить её. Прежде, чтобы сделать нечто подобное, ему приходилось по несколько минут собираться с мыслями и копить частички энергии. Что-то изменилось в его отношениях с духом.

Мощный, пусть и не имеющий определенной формы, направленный сгусток пламени стремительно полетел в неготовую принять подобный удар Тантоа. Она чувствовала жар, исходящий от пламени, и, не доведя свою атаку против Циависа до конца, за мгновение до того, как сгусток должен был пронзить её, оттолкнулась от земли и взмыла в воздух.

Стижиан предугадал этот ход, и только подумал о том, чтобы пламя последовало за ней, как оно сделало это.

Не сумев оттолкнуться от воздуха, Тантоа высвободила ещё больше сияния, чтобы снизить возможный урон до минимума. Она вспыхнула подобно яркой звезде, израсходовав почти весь имеющийся запас энергии её сосуда.

Стижиан заставил незаметный на фоне её сияния сгусток пламени разрастись. Чуть увеличиваясь в объеме, он насыщался всей энергией, какую монах смог направить. Вот, ещё чуть-чуть, и он настигнет Тантоа, ищущую выход из безвыходного положения.

Изумрудное пламя остановилось в полуметре от неё, и выражение её лица резко сменилось с искреннего ужаса на ядовитое злорадство.

Стижиан понял, что потерял линию передачи энергии и больше не может черпать её. А мгновением позже, он почувствовал сильный, но до боли знакомый и привычный удар по затылку. Такие он получал с семи лет, со дня своего первого знакомства с единственным на тот момент медиумом во всей Оране.

Млинес огрела бывшего ученика своим фирменным подзатыльником, и когда он повернул к ней голову, удивленный таким ребячеством в столь важный момент, она с укоризной во взгляде покачала головой из стороны в сторону:

- Ты не должен снова нарушить данную тобой клятву. - Сказала она, выходя вперед. - Помоги лучше остальным.

- Млинес! - Закричала во весь голос Синента. Должно быть там, под несколькими слоями косметики её лицо стало красным от пропитывающей её злости. - Что ты делаешь?!

- Что должна.

Медиум оттолкнулась от земли и взмыла в воздух. Словно тряпочную игрушку, стройная и хрупкая Млинес взяла ставшую кристаллически-белой руку старшей инквизиторши и нанесла по её груди несколько десятков сверхбыстрых точечных ударов.

Тантоа не почувствовала боли, и сначала это вызвало в ней чувство ликования. Она поняла, что произошло, только когда упала на землю с высоты нескольких метров и сломала себе спину. Из её рта потекла густая кровь, а стоящая рядом с ней медиум произнесла:

- Как ты думала, откуда взялась идея уничтожения сердец нежити?

Та в ответ закряхтела нечто непонятное, её взгляд тускнел.

- Такие же сердца есть у любого носителя духа. Просто их много больше, и видеть их могу только я.

Сгусток изумрудного пламени, созданный Стижианом, медленно растворялся в воздухе. Затраченная на него энергия возвращалась в сосуд носителя.

В это же время, Амельера, заручившись поддержкой Беатры, встречала преемника Каиля Саваса. Гатто отвлекал их достаточное количество времени, чтобы тот успел "подготовиться".

Что вкладывалось в это слово - не совсем ясно. Он был магом огня, и раз его называли наследием Саваса, ожидалось, что он так же оказывает магическое влияние на живые организмы. Дримен, помнила Амельера, рассказывал о том, как долго целители выхаживали его после того, как он глотнул собственной раскаленной крови. Боль, самая простая боль - то, чем проще всего вывести мага любой силы из равновесия.

Пробив толстую сплошную золотистую плиту, в нескольких метрах от обрыва, где кончался четвертый остров, выросло странное дерево, высотой метра четыре. Оно состояло из нескольких десятков других, более тонких и мелких стволов, переплетенных между собой и покрытых тонкой, но нерушимо прочной коркой льда. Словно статую, деревья оплели третьего инквизитора Гатто. Они проросли сквозь него, сначала парализовав тело и только потом пронзив сердце.

Амельера стояла в полуобороте и смотрела на Лухса. Её всегда интересовал его удивительный дар, дающий ему контроль над кровью. Кровь - не простое вещество вроде воды. Она состояла из великого множества химических элементов, и все они подчинялись целителю. Прежде, магистр льда полагала, что Лухс способен использовать кровь только как источник жизненной энергии, но минуту назад она лицезрела, как он использовал особенный прием: кристаллизацию, доступную только магам воды, пошедшим по пути владения техниками льда.

- Ты владеешь магией воды! - Шикнула она целителю, когда тот подошел к ней чтобы проверить, нет ли на ней или Беатре ран.

- Ну, только если в ней есть достаточное количество железа и лейкоцитов. - Улыбнулся тот, положив руку Амельере на бок: широкий порез, оставленный Гатто, тут же затянулся.

В голове магистра возник один крайне интересный вопрос, но Лухс предугадал его и ответил:

- Да, мы можем управлять кровью в теле человека. Но я могу делать это только при прямом контакте. Существуют и другие способы, но я ими не владею. А экспериментировать слишком рискованно. - Он убрал руку, и на месте раны осталась обнаженная кожа и разрезанное платье, чистое от крови.

Синента начала отступать назад. Она полагала, что старшие инквизиторы, столетие назад обучавшиеся в Храме Северной Звезды и имеющие огромный опыт за плечами, как и неведомые никому другому техники, сумеют справиться. Но ни она, ни они не ожидали, что магистры нового круга встанут на защиту какой-то там Оры.

Как она посмела рассказать кому-то о своем происхождении? Этот вопрос не давал Синенте покоя. Этот крохотный момент, эта слабость, которую Ора испытала к Амельере как к подруге, испортила всё, и теперь жизнь Её Величества находилась под серьезной угрозой.

Когда Млинес, ослушавшись приказа и не отозвав духов магистров, вмешалась в бой и разрушила нити связей Тантоа с её духом, Синента поняла, что ей конец. Однако рядом с ней, полыхая неистовым жаром, стояла ещё одна, последняя надежда на спасение.

Синенте, в отличие от многих других, было известно, что Млинес способна заговорить практически всех духов, за редким исключением. Кто были эти исключения она не могла описать. Они встречались столь редко, что систематизировать и найти закономерность не удавалось.

Королева взмолилась, чтобы наследие Саваса был одним из этих исключений.