Тогда Руми хотел плакать. Хотел реветь и кричать, что угодно, чтобы не слышать шума умирающего города. Но кошки не умеют плакать, как и нерийцы.

Стоя спиной к мертвому городу, последний из нерийцев ещё крепче сжал посох и сделал неуверенный шаг к белому дереву.

Он не хотел ни о чем думать, память работала помимо его воли, наваливая на него всё новые и новые воспоминания, добавляя новые, ужасные подробности, которые лучше было бы забыть.

Древо Наахт. Дерево, которое видит смерть.

Никаких гаданий, никаких взглядов в будущее, ничего подобного. Наахт не способно сообщить как и когда умрет существо, возжелавшее узнать ответ на этот вопрос. И само оно никаких ответов не дает. Оно дает лишь возможность, а нерийцы ею воспользовались. Они приняли силу древа, знающего, когда любое живое существо, ведает ли оно, желает ли оно, готово принять смерть.

Перехватив посох обеими руками, Астируми быстро сделал несколько широких шагов к наахту и размахнулся со всей силы. Он вложил в не несущий смерть удар всю ненависть и всю грусть, терзавшие его сердце. Словно желая сбросить их с себя, он ударил посохом о ствол белокаменного дерева.

Словно скорлупа расколотого ореха, посох сбросил с себя бесчисленные искрящиеся в лучах солнца песчинки.

Обхватив ствол дерева, Руми понял, что у него сбилось дыхание, что эмоции взяли верх над его телом. Это непозволительно для меченосца, владельца вознесшейся ветви Наахт.

Не глядя на посох, ставший гладким, без единой руны, царапины или отметины на нём, нериец поклонился белому дереву и решительно двинулся назад, к стеклянной дороге, не глядя на бесчисленные останки его сородичей, которыми был устлан весь город Неро.

Он шел вдоль реки Сухой, где было мало-мальски прохладно и сносно. Выкорчевывая из мыслей воспоминания и тревоги, переполнившими его разум, он поспешным шагом двигался к границе двух пустынь.

Невзирая на то, что Кор и Нериль - естественно образовавшиеся пустыни, их граница была четко вида, словно на картинке, нарисованной маленьким ребенком. Это была весьма ровная линия, на которой сталкивались белые и золотые пески, над которыми сияло вечностоящее солнце.

Что-то внутри Руми желало сообщить ему нечто важное об этом солнце, но всё его сознание было охвачено воспоминаниями о той единственной за несколько столетий ночи.

У границы двух пустынь, явно бранясь, или это у них способ общения был такой, виднелись три монаха, хоть одному из них здоровье не позволяло так себя именовать. В какой-то момент, Амит легонько треснул Стижиана по боку и указал в сторону нерийца, резко ускорившего шаг.

Он не знал, что его пугает, но чувствовал, что им нельзя переступать границу, ни в коем случае. Внутри него все похолодело, озноб пробежал по телу. Не отдавая себе отчета, он выкрикнул:

- Амит, не двигайся!!

"Мне очень жаль, хозяин"

Нога медиума перешагнула четкую грань двух пустынь.

Все произошло очень быстро.

Его тело словно сжали в тиски, и сам весь он сжался. Шесть осколков северной звезды, заполнившие сосуд Амита, почувствовали притяжения чего-то, им подобного. Сжавшийся в уголке души, Фузу кричал, но его голос оказался неспособным пробиться сквозь пласт энергии всезаглушающих осколков.

Вечностоящее в небе солнце начало вращаться, так скоро и так явно, что все это заметили. Оно набирало обороты, выплескивая накопленное в нём тепло, и стало ещё жарче. Температура поднялась до таких высот, что воздух начал обжигать полость рта и горло, но монахи и нериец успели сделать ещё один вдох.

Висящий в небе осколок Северной Звезды почернел, набрав невероятную скорость, и на границу пусть Кор и Нериль опустились сумерки.

От резкого перепада света, какое-то время никто ничего не видел, только пятна света мелькали перед глазами.

Руми прозрел первым, и увидел, как медиум, использовав никому неизвестную магию, невидимую, но ощутимую, попытался отбросить монахов подальше от себя, но откинуло только Ору.

Осколок, подобно камню, падал со всей набранной скоростью с неба и во мгновение ока пронзил медиума, не ранив его, но проникнув.

Земля под ногами Амита просела. Действуя как хитроумная охотничья ловушка, песок, ровным кругом, где центром был медиум, провалился в бездонную черную яму. Поднялся вихрь, порыв за порывом превращающийся в песчаную воротку. Ветер такой силы был чем-то невиданным для всех, кто наблюдал за этим.

Словно в замедленном действии, Стижиан видел, как его друг опускается в бесконечную тьму песков. Ведомый инстинктом, он телепортировался к нему и схватил за локоть:

- Держись! - Прокричал он настолько громко, что даже сквозь вой тысячи ветров Амит услышал его.

Успевшая вскочить на ноги Ора собрала почти всё имеющееся в её сосуде сияние, чтобы сплести две нити и ухватиться ими за Стижиана, которого уже едва не засосало в воронку вместе с другом. Руми подоспел вовремя и помог монахине удержаться на месте: мощь и стоны ветра были столь сильны, что задевали даже нити сияния.

- Держись. - Повторил Стижиан, не имея ни малейшего понятия о том, что делать дальше. Он чувствовал, что даже сил Оры и Руми не хватит, чтобы вытащить их обоих. Амита тянуло в воронку много сильнее, чем его, но у монаха не было времени подумать почему.

- Это осколки, - прочитал он по побелевшим от боли губам друга, - они тянут.

До той секунды его глаза были напуганными, но страх в них сменился чем-то воистину ужасным: болью, бесконечной болью. Со всей силой, что была в умирающем теле медиума, он вцепился в руку Стижиана. А тот не знал, что делать дальше. Нити сияния, которыми Ора и Руми пытались вытащить его из тяги воронки, сломали ему руку и размолотили кость ноги, но эта боль была ничем, в сравнении с той, что виделась в глазах Амита.

Его расщепляло. На молекулы, на атомы, а они обращались в простую пыль. Уничтожались. Неведомая сила растаскивала тело медиума, заставляя его переживать страшнейшую боль. Его дальней ноги и свободной руки уже не стало, когда взгляд Амита налился холодным спокойствием. Таким, что Стижиан сразу понял хоть его мысли:

- Отпусти. - Прошептали губы. - Отпусти. Я не хочу, чтобы тебя не стало. Стижиан, пожалуйста.

- Какое пожалуйста!!! - Орал монах во весь голос, хоть ему было трудно дышать: все заполнил песок. - Не смей отпускать мою руку! Я тебя вытащу, а потом сам убью за такие слова! Держись, медиум недоделанный!

Лицо Амита озарилось легкой, спокойной, доброй улыбкой.

"Ты ведь здесь, ты не дремлешь?"

"Как я могу дремать, когда тут ТАКОЕ происходит! Объясни моему полоумному хозяину, что я могу вас вытащить! А то он совсем забыл обо мне!"

"Обоих ты не вытащишь, великий Феникс. Назови мне свое имя, и управлять тобой смогу я. Я, Амит Лоури, медиум монтерского монастыря"

"Знаю кто ты, наслышана. Но у меня нет имени"

"Невозможно!"

"Первый из хозяев дает духу имя, медиум Лоури. До Стижиана, у меня не было хозяев. Он должен назвать имя, и оно станет моим"

"Ты сможешь спасти его, великий Феникс? Покуда он держит мою руку, мы оба обречены"

"Да, медиум Лоури, я смогу"

- Назови имя. - Произнесли белые губы Амита, едва видные на бледной коже.

- Какое имя, ты совсем ума лишился!

- Имя, Стижиан!.. - Расщепление уже дошло до ключицы и бедер. Ещё чуть-чуть, и не станет сердца, и Амит уже не успеет спасти друга. - Одно долбанное имя! Любое! Скажи! Быстрее!! - Он пытался кричать, но в его голосе не было сил. - Давай!

- Иф! - Монах выкрикнул первое, что пришло ему в голову в этой сумасшедшей, смертельной, безумной и необъяснимой ситуации.

"Делай"

Глаза Амита заблестели голубым. Но это были не те привычные его друзьям глаза. Радужная оболочка, а вместе с ней и зрачок, растянулись на весь глаз, скрыв белок и неясного происхождения черную точку. В этой голубизне, словно выводимый твердой рукой художника, возникал узор, превращающий глаза медиума в две раскрывшиеся синие розы.