Утром следующего дня круг магистров нашел то, что искал. Прислушавшись к словам одного из сильнейших магов, они стали искать не людей, а их силу, её следы, и нашли десятки, сотни мелких огоньков, сияющих силой пропавших магов. Это было объявлением войны.

Визетти просчитался, решив, что кругу магов не известно о судьбе пропавших учеников, а потому, он был удивлен и обескуражен тем, что в тот миг, когда его красноречивая и долгая речь прервалась, прочие четверо магистров магии незамедлительного атаковали его.

Линео Визетти подался в бега, пообещав помочь всем попавшим в западню магам, а своему ученику велел учиться тому, что ни один наставник объяснить не сможет.

Четвертый остров появился как нельзя вовремя. Он стал символом надежды для всех, кому она была нужна.

Подумав об этом, Ора Тоурен хихикнула и оттолкнулась от холодного камня, и, окунувшись во влажный холодный воздух, птицей полетела вниз. Она умела приземляться мягко, несмотря на скорость падения. Этот невероятно полезный навык был приобретен ею в возрасте лет пяти, когда, во время тренировки, она упала с ледяной платформы у Храма Северной Звезды. С перепугу учишься всему и очень быстро, если, конечно, не оцепенеешь от ужаса. Ора не оцепенела, а выжила.

Её замерзшие ноги опустились на мокрый камень у центрального входа в академию магии, а затем понесли её прочь с острова Заседаний в сторону острова Торговцев. Ночью там было едва ли тише, чем днем. Конечно, голосистые зазывалы не запевали свою песнь, зато из недавно открывшихся таверн и пабов слышались нетрезвые плывущие по воздуху голоса, кое-где раздавались звуки драки, билось стекло и лилось поило. Такие места не совсем безопасны для девушки с воспитанием Оры, но ей нравилось сидеть за стойкой бара в каком-нибудь шумном месте и ночь напролет смаковать пару-тройку рюмок чего-то обжигающего.

На всем острове есть всего одно место куда ходят не толстопузые торгаши, а студенты обеих академий, а иногда там даже появляются монахи, и только сейчас - монашка.

Незаметно и легко Ора открыла тяжелую входную дверь и обошла стороной двух спорящих о чем-то студентов медицинского факультета, один из них было невысоким, широким парнем с жидкими светлыми волосами и темными карими глазами, а другой носил высокий хвост, в который были собраны темно-синие волосы, его кожа оказалось бледно-серой и даже немного отдавала синевой, он стоял к ней спиной, так что лица разглядеть не удалось. По углам и за столиками сидели компании из четырех-пяти людей, которые или молча выпивали, судя по их выражениям лиц, учеба не была для них сахаром, или очень громко разговаривали:

- .. Да ты что! Там совершенно другие симптомы!..

- ... А я и говорю, что символ "ацка" рисуется справа налево, а затем идет поворот на восемьдесят семь градусов!..

- ... Ну чем я мог ответить на заклинание факела?! Пришлось затопить весь этаж...

- ... А отец говорил мне, что сначала надо запаять левый кран, подключить его к кристаллу, и только потом уже браться за правый, не то будет скачок напряжения и сгорит вся установка...

"Умники" - про себя ухмыльнулась Ора, уже сев за стойку и заказав себе рюмочку эмульвары.

- Глупы те смертные, что отказываются пить его лишь из-за вида. - Промурчала она себе под нос и лизнула поверхность желеобразной жижицы. Эмульвара - это крепкий напиток, который делают из мякоти таиши (крупные, черные, вяжущие язык ягоды, растущие на кустах подобно смородине) и сока груш теоллус. После процесса переработки получался этот пречудный напиток, густой настолько, что его можно нанизывать на палочку и есть словно пломбир, правда, сильно опьяняющий пломбир.

Заиграла музыка. Эта музыка - одна из приятнейших сторон заведения. Легкая, нежная, не подпорченная грубыми ударами и скрежетом метала по струнам. Ора обернулась и увидела двух мужчин, на первый взгляд - братьев, оба носили на голове копну темных кучерявых волос, но стоит присмотреться - нет, они не братья. Люцин, мужчина некрупного телосложения, одетый в черное, сидел на краю недавно построенной сцены и ловко перебирал тонкими пальцами по струнам гитары. Иногда звук прерывался, казалось, что музыкант сбивается, но минутой позже становилось понятно, что таков ритм его песни, сложной, не совсем привычной для слуха. Его завсегдатай товарищ, высокий статный Фаральн, прижимал к губам белую поперечную флейту и извлекал из неё длинные, пронзительные звуки, колышущиеся под напором дыхания. Они напоминали Оре свист тонкого клинка, когда тот прорезает воздух.

Начали появляться редкие хлопки: студенты отвлекались от разговоров и напитков и начинали слушать. В другом конце помещения затрещал стол и зазвенела столовая посуда. Мужчина, широкий в плечах и узкий в бедрах, встал со своего седалищного места и двинулся в сторону сцены. Невесть откуда в его руках появилась скрипка и он, завидев улыбку на лице Люцина, выждал до конца такта и принялся играть свою неровную, но вписывающуюся в картину песни мелодию.

Музыка играла долго, партии повторялись, но отнюдь не казались однообразными или наскучивающими. Хлопки ритмично укладывались, но теперь они были похожи на волну, повторяющуюся каждый удар с все новой и новой силой.

Скорее доев, нежели допив вторую рюмку эмульвары, Ора отошла от стойки и приблизилась к музыкантам. Люцин и Фаральн с удивлением глянули на подошедшую к ним босой женщину, но ничего не сказали. Ора улыбнулась, села на край сцены рядом с Люцином и запела:

За монтерскою стеной,

Вдалеке, где и зимой

Зеленеет и не чахнет

Древо древнее, и вот

Сотни лет оно растет

Через сотни расцветет

Цветки белые покажет

И потом оно уснет.

Люцин почему-то засмеялся, и когда Ора перестала петь, он положил руку на струны, повернулся к ней и приподнял брови, как бы спрашивая почему она остановилась. Монашка продолжила.

Ей нравилось петь, и делала она это почти постоянно: тихо напевала или мурлыкала что-то, если не знала или не помнила слов песни, въевшейся в голову. Звук шел из глубин её души и разливался по комнате подобно легкому ветерку, теплому и убаюкивающему. Стоило чуть надавить, начать петь чуть громче, как стаканы, бутыли, стекла и даже увесистые блюда начинали звенеть. Слушатели не только слышали, но чувствовали силу женщины и её голоса.

Через несколько минут пения наступила тишина. Люцин склонил голову, его пальцы скользнули по струнам, звуки сложились в фальшивый аккорд, а сам он уснул. Все присутствующие спали, кто в тарелке, кто-то пристроился на полу, некоторые сползли по стене и тихо посапывали носом к плинтусу. Только один человек продолжал сидеть и попивать содержимое высокой резной кружки.

Ора опустила уснувшего сидя гитариста на пол и встала со сцены, сделала несколько беззвучных шагов в сторону мужчины, сидевшего рядом с ней пока она пила эмульвару. Он и ухом не повел и продолжал не замечать происходящего вокруг до тех пор, пока монашка не подошла слишком близко:

- Мой голос имеет очень специфический тембр: дойди его волны до нежити, та теряет связь с негативом и разрушается. Люди, слышащие мой голос, впадают в состояние абсолютного покоя, расслабляются насколько это возможно и засыпают. Демоны же, как и звери, не попадают под его влияния. На зверя ты не похож, а значит...

Мужчина даже рот открыть не успел чтобы ответить, как ему пришлось уклониться от голубо-белого луча, копьем прорезавшего воздух в сантиметре от его лица. Последовали ещё несколько подобных атак, от которых демон ловко увернулся. Ора восхитилась его умению управлять своим телом: противник с легкостью и грацией кошки отрывался от пола, отталкивался от стен, разминаясь с лучами меньше чем в секунду.

Когда он проломил своим изящным телом окно, а вместе с ним и половину стены, чудом не задев мирно сопящих постояльцев заведения, Ора рванулась за ним. Демон явно никуда не спешил: медленно поднялся, отряхнулся и поднял на неё свои черные глаза с двумя белыми кольцами, кровожадно смотрящими на неё. Монашка не то чтобы испугалась его взгляда, но резко рванула влево, наотмашь кидая в него копья света.