Литмир - Электронная Библиотека

Яан Кросс

Полет на месте

Роман С эстонского. Перевод Эльвиры Михайловой

Книга 2

21

Улло объяснил: "До чего же мы были наивны - во всяком случае, я был до того наивен, что рассматривал уход в отставку правительства Ээнпалу и вступление в должность правительства Улуотса не как давление Москвы, а прежде всего как результат нашей гибкости. Не как сужение до предела нашего маневренного пространства, а как показатель нашего превосходного искусства маневрировать: пусть попробуют предъявить нам какие-либо требования! Или в чем-то нас упрекнуть!

Одним словом, политическим гением я отнюдь не был!" - усмехнулся Улло, и я чуть было не воскликнул: "А кто же из нас был?! Никто ведь не был..."

"Ээнпалу ушел во вторник утром, с портфелем под мышкой, махнув небрежно рукой: "Иду к президенту!.." - это заставило меня задуматься, что сие означало?.. Потому что обычно о своих посещениях президента нам он не докладывал... А в два часа дня прибыл Улуотс и стал всех по очереди приветствовать, пожимать нам всем руку.

И я не мог толком решить, что же это легкое, суховатое и все-таки дружеское рукопожатие излучало: либо известие, что он приступил к руководству нами и взял на себя ответственность, либо просьбу обратить внимание на то, что он действительно хочет быть с нами заодно (чего Ээнпалу особенно не подчеркивал), - а может, рукопожатие Улуотса должно было означать стремление (или это происходило помимо его воли, а следовательно, выдавало начало тех тяжелых времен, о которых он догадывался, а мы нет) сравняться с нами, низвести себя до положения своих подчиненных, раствориться среди нас, исчезнуть за нашими спинами...

В первый или во второй день пребывания премьер-министра на службе к нему пожаловал советский посол Никитин. Черноволосый, с прямыми темными бровями и маленькими серыми глазками полный мужчина с бледным, но смуглым лицом, один из тех вариантов татарского типа, которых мы позднее наблюдали во множестве.

Разумеется, я понятия не имею, о чем примерно в течение часа они разговаривали. Только после окончания разговора Улуотс вызвал меня с помощью сигнальной лампочки к себе и произнес на редкость сухо:

"Господин Паэранд, сегодня ко мне посетителей больше не пускать". А через полчаса куда-то уехал. Позднее говорили: к президенту. В дальнейшем правительственные заседания проводились значительно чаще, чем до сих пор. И теперь вспоминается, что Террас то и дело заходил ко мне и говорил полушепотом:

"Господин Паэранд, сообщите премьер-министру, что правительство ждет его в Белом зале..."

И я шел сообщать об этом премьер-министру. И он вставал из-за стола, нервно гасил папиросу в пепельнице, полной окурков "Ориента", и придвигал ко мне стопку деловых папок. Чтобы я относил их в Белый зал. Я не знаю, почему сам не брал. Задним числом думаю: он ведь через несколько лет заболел раком, который развился на почве язвы желудка. Возможно, язва уже тогда гнездилась в организме и причиняла ему боль? Поэтому лицо у него было такое мрачное и серое, поэтому он избегал поднимать хоть какую-либо тяжесть... Так что я шагал за ним по пятам, перед моими глазами маячили его узкие в черном пиджаке плечи, кольцо белого воротника, жилистый затылок, подстриженный не далее чем две недели назад, черный венчик волос и широкая плешь, как пожелтевшая тарелка..."

На этом месте я воскликнул: "Слушай, Улло, я вижу, ты уже поглядываешь на часы. Но твои рассказы так интересны, что мы им посвятим еще один сеанс. Согласен?"

Он сказал: "Нет там ничего интересного. На собраниях правительства я не был ни разу. Из Белого зала всегда выходил до начала заседания. И вообще... Ну да, предчувствие надвигающейся катастрофы проникло вскоре в окна Вышгорода. Через неделю началось переселение немцев. Идеальный посол Kleinburger1 Фрохвейн раза два посетил премьер-министра. А затем появились переселенцы с всевозможными претензиями. То есть, насколько я представляю, не из немцев, а из эстонцев. Те, что хотели затесаться среди немецких переселенцев. Я не запомнил ни одной реплики Улуотса в отношении тех или других, но зато в память врезалось выражение его лица, замкнутое и неприступное. Будто эти люди вызывали у него боль в желудке. Во всяком случае, он приказал таких посетителей отправлять в другие места, в Министерство внутренних дел, к Юрима, к Ангелусу..."

"Улло... - перебил я. - Улуотсу мы посвятим наш следующий сеанс!"

"Да там больше ничего интересного не произошло! - обидчиво протянул

Улло. - Я в так называемых д е л а х близкого участия не принимал и ничего достойного внимания припомнить не могу. За исключением о д н о г о, пожалуй, момента..."

"Улло... ты чертовски меня заинтриговал, однако поведай мне об этом в следующий раз, но уже не спеша и во всех подробностях..."

"Нет, зачем же... - возразил он упрямо, так, как иногда вел себя в споре: просто не желая уступать, без причины или по какой-нибудь вздорной причине - вот и на этот раз: - Почему не сейчас? Чем этот следующий раз лучше? Все следующие разы под вопросом. Во всяком случае, лучше не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня... Итак, наиболее значительное событие, в котором я самым неожиданным образом принял участие, была поездка Эстонской делегации в Нарву и нарвское приграничье - 17 июня 1940-го. Неделю спустя Террас рассказал мне, при каких обстоятельствах я туда попал. Стало быть, Лайдонер пришел к Улуотсу - точно помню, как он зашел к нему, - и сообщил: по распоряжению президента он едет семнадцатого утром на границу - чтобы наблюдать вхождение новых контингентов Красной армии. Однако ему, то есть Лайдонеру, хочется, чтобы делегация не была сугубо военная, чтобы там была представлена и цивильная власть. Он понимает, что участие премьер-министра было бы диспропорционально, даже лично его участие и то излишне, но это просьба президента. Согласен ли Улуотс с тем, что со стороны правительства к делегации должен присоединиться госсекретарь?" Они вызвали Терраса в кабинет Улуотса, но он отказался ехать.

Улло объяснил: "Сам Террас неделю спустя сказал мне вот что: "Понимаете, господин Паэранд, официально Лайдонер не мог мне приказать. Официально - только премьер-министр. Но он дал понять, что давления на меня оказывать не станет. И я заявил, что даже мое участие в этом деле считаю не по рангу. Тогда мы обсудили, к т о из цивильных мог бы представлять премьер-министра - Тилгре как офицер не мог, правда ведь..."

Террас рассказывал, как он пробовал звонить Клесменту домой, чтобы предложить ему поехать, но не застал его. После этого Лайдонер удалился, сказав: решайте сами, кого вы включите в делегацию, и чтобы эта персона в час ночи была на Балтийском вокзале. Тогда после его ухода Террас сказал:

"Господин премьер-министр, я считаю, что совсем не обязательно, чтобы цивильная власть была представлена в делегации на высоком уровне. А в чем вы наверняка нуждаетесь, так это в том, чтобы получить возможно более точный отчет о ходе вступления войск. И вот что я скажу: лучше, чем ваш чиновник-распорядитель Паэранд, вам его не представит никто". Улуотс ответил, что, может быть, это и так, но не станет же он в качестве представителя премьер-министра предлагать чиновника-распорядителя. И тогда Террас - я бы не поверил, что его своеобразный юмор сработает в такой момент, - Террас сказал: "Мы могли бы, если вы сочтете это целесообразным, повысить его по этому случаю в советники правительства. - И добавил, по меньшей мере мысленно: - Так или иначе, все летит к черту...""

Улло объяснил: "Когда меня вызвали в кабинет премьер-министра, соответствующая бумага уже лежала на столе с подписями обоих.

"Настоящим советник правительства Республики Улло Паэранд командируется в составе делегации под руководством Главнокомандующего из Таллинна в Нарву и обратно - в качестве наблюдателя подписания и осуществления договора о вступлении ограниченного контингента советских войск в страну".

1
{"b":"212328","o":1}