Куинн пробудил ее от спячки, которую она считала жизнью, а когда время, отведенное им судьбой, закончится, снова погрузит ее в полусон-полубодрствование. Но этот короткий промежуток останется для нее самым живым и счастливым, эту радость жизни подарил ей Куинн.
Одна часть ее души скорбела в предчувствии скорой разлуки, а другая ликовала, ибо любовь сотворила с Лили чудо, сделав ее новым человеком. Когда она только входила в роль Мириам Уэстин, ее абсолютно не волновало, станет ли Куинн губернатором. А теперь Лили не меньше его желала осуществления этой мечты. Пусть сбудется все, о чем он мечтал, над чем трудился. Пусть он претворит в жизнь все свои идеи и пошлет ко всем чертям партию, отклонившую многие его предложения.
Поначалу отвергая навязанную ей роль, Лили теперь самозабвенно ее играла. Ради Куинна и ради тех благ, которые он ей обещал в будущем.
Любовь изменила даже ее отношение к Роуз. Когда-то она считала, что достаточно быть рядом со своим ребенком, а теперь подолгу размышляла, как ей оправдать надежды дочери. Для Лили уже не имело значения, вырастет ли Роуз такой, какой она хочет ее видеть. Самое важное, чтобы малышка гордилась ею и росла, зная, что ее любят. А свою дорогу в жизни девочка выберет сама.
Правда, той женщины, какой Лили была когда-то, уже не существовало, потому она и удивилась, что Эфрем Каллахан ее узнал.
Лили неприязненно поморщилась. Вот и еще одна из интереснейших сторон любви. Оказывается, можно любить, даже когда… Нет, надо выбросить из головы эти недостойные подозрения.
— Лили!
Вздрогнув от неожиданности, она ухватилась за ручки кресла и выпрямилась.
— Не бойся, — улыбнулся Куинн, протягивая руки в огню. — Мы одни.
Господи, который теперь час? Солнце заходит, иней на стеклах кажется розово-оранжевым кружевом. Значит, она целый день предавалась мечтам.
— Хочешь есть? — спросила Лили первое, что пришло ей в голову.
— Не очень. — Куинн поцеловал ее замерзшими губами. — А ты действительно собираешься что-то приготовить?
— Надеюсь, я еще помню, как это делается, — улыбнулась Лили. — Хотя за последнее время ты меня совсем избаловал.
— Ты уже решила, куда поедешь, когда все закончится? — Куинн подбросил в огонь дров.
Как ему удается читать ее мысли? Или они просто думают об одном и том же.
— Мне все равно.
— Тогда советую подумать об Италии. Мне очень понравилась эта страна, думаю, и тебя она не разочарует.
— Куинн, не надо лишний раз напоминать мне об отъезде.
Огонь в камине уже полыхал ярким пламенем, но Куинн продолжал сидеть на корточках.
— У нас есть пара месяцев, возможно, чуть больше. Но мне кажется, что они стремительно тают.
Глядя на темные завитки волос, разметавшиеся по воротнику его рубашки, Лили почувствовала, как у нее сдавило горло.
— Мне тоже, сама не знаю почему.
— Если бы что-нибудь изменить… хоть что-то сделать…
— Знаю…
Глаза защипало от слез. Может, Куинн хочет сказать те же слова, которые она запрещала себе произносить? Иногда у нее создавалось такое впечатление. Лили надеялась, что он наконец скажет. Конечно, она это чувствовала, но ей хотелось услышать и самой признаться ему в любви.
— Слишком велик риск.
— Я понимаю. Вдруг появится еще один Каллахан?
Куинн замер или ей это показалось?
— Я могу сделать ошибку, какая-нибудь из подруг или знакомых Мириам вдруг догадается, что я вовсе не она. До сих пор нам везло, но всякое может случиться. Мы оба это понимаем.
На секунду ее охватило желание рассказать ему о новой записке Маршалла, в которой тот умолял о встрече, но Лили промолчала.
— Я никогда тебя не забуду, Лили.
— Зачем ты это говоришь? — прошептала она, садясь рядом с ним на корточки и заглядывая в его дымчато-серые глаза. — Мы ведь пока не расстаемся.
— Сам не знаю. У меня такое чувство, будто события выходят из-под нашего контроля и мы не в силах ими управлять. Словно я нахожусь в центре урагана, а он бушует вокруг меня. Все идет не так, как я предполагал.
— Я абсолютно не сомневаюсь в твоей победе. И Пол считает, что большинство проголосует за тебя. Ты будешь лучшим губернатором этого чертова штата.
— Слишком дорого мне придется за это заплатить. Человек не должен продавать душу, чтобы его имя вписали в учебник истории. — Куинн закрыл глаза и понуро опустил плечи. — Если бы ты знала… — Он снова посмотрел на нее. — Ты думаешь, мы причастны к убийству Каллахана?
— Не спрашивай.
— Так я и думал. — Он зарылся лицом в ее волосы и крепко прижал к себе. — Сколько между нами лжи! Раньше это не имело значения, но сейчас мне хочется начать все сначала, сказать друг другу правду, какой бы горькой она ни была, и идти дальше.
Лили вдохнула исходящий от него чистый запах полей, ощутила грудью его тепло, однако про себя все же отметила, что Куинн не стал отрицать свою причастность к смерти Каллахана. Или подумал, что она ему не поверит?
— Можем прямо сейчас начать с правды, Куинн.
— Но многого уже нельзя изменить. Я совершал такие поступки, о которых теперь сожалею, и мне придется жить с этим еще очень долго. — Он ласково погладил Лили по голове. — Например, я сожалею о том, что заставил тебя играть роль Мириам. Да и в отношениях с ней мне очень многое хотелось бы переделать.
Наконец-то Куинн говорил то, что она так мечтала услышать, правда, слова были не те, которых Лили ждала, но она понимала их сердцем.
— Я люблю тебя, Куинн.
Он замер, попытался высвободиться из ее объятий, однако Лили спрятала лицо у него на груди.
— Я ничего у тебя не прошу. Когда ты скажешь, что пора, я уеду и никогда тебя не побеспокою. Не стану писать тебе или связываться с тобой другим путем. Никогда никому не расскажу, что играла роль твоей жены. Но я люблю тебя и хочу, чтобы ты знал: я буду любить тебя и думать о тебе каждый день, потому что ты изменил мою жизнь. И навсегда останусь благодарна тебе за время, которое провела с тобой.
— Лили, Лили, — шептал он, — свет всей моей жизни…
Куинн подхватил ее на руки и отнес в спальню, где, освещенные розовато-лиловыми сумерками, они любили друг друга пылко и нежно, страстно и бережно.
А потом, крепко прижавшись к нему, Лили горько заплакала.
Маршалл Оливер становился все настойчивее, а потому опаснее. Он передал через Морли две записки. В первой умолял о встрече на том же месте, во второй уже требовал. Если в первой записке сквозило отчаяние, то во второй чувствовалась угроза, и Лили забеспокоилась. Она не могла допустить, чтобы прошлое Мириам помешало осуществлению надежд Куинна. Игнорировать Маршалла было опасно.
Когда дворецкий подал ей завтрак, Лили приказала заложить карету, а Элизабет велела приготовить ей шерстяной костюм и теплые ботинки.
Морли только вскинул брови, услышав, что хозяйка собирается ехать туда, где обычно бывает по понедельникам. Выражение его лица осталось бесстрастным, но Лили знала, что кучер ее понял. Не знала она лишь одного: придет ли сегодня Маршалл Оливер?
— Я заеду за вами через час, миссис Уэстин, — сказал Морли, помогая ей выйти из кареты.
Лили не сомневалась в его верности, но во взгляде слезящихся старческих глаз она заметила неодобрение.
— Это в последний раз, — тихо пообещала она и пожала старику руку. — Вы хороший друг, Морли.
Когда он уехал, Лили почувствовала себя одинокой и всеми покинутой. Серенький денек не прибавлял оптимизма, над горными вершинами повисли темные тучи, пологие холмы, укрытые подтаявшим снегом, казалось, с молчаливой покорностью несли свою ношу, хотя им страшно надоела зима.
Заметив вдали приближающуюся карету, Лили набросила на голову капюшон и, приподняв юбки, направилась к тропинке, местами довольно грязной, однако не настолько, чтобы запачкать плащ.
И только увидев скамейку под старым хлопковым деревом, а на ней Маршалла Оливера, который при ее появлении вскочил, Лили поняла, как сильно надеялась, что тот не приедет. Она почувствовала леденящий страх. Ведь если кто и может догадаться, что она не Мириам, так это ее любовник.