Начинать разговор днем было несравнимо хуже, чем обращаться к звезде Маргариты, но Дженни не могла ждать до вечера.
«Что-то происходит между Грасиелой и мной. Я не пытаюсь занять твое место, ты должна это понимать. Я вовсе не собиралась привязывать Грасиелу к себе, тем более теперь, когда знаю, что твой драгоценный Роберт ждет ее и хочет, чтобы она приехала».
Дженни наклонилась еще больше и прижала руку к животу. Рана здорово болела.
«Ничего хорошего нет в том, что мы с Грасиелой привяжемся друг к другу, ведь через несколько недель мне предстоит с ней расстаться. Она не любит меня так, как Тая, но все же любит иногда, как она сама говорит. А я… я тоже люблю ее, Маргарита. Начиналось все совсем иначе, и я не надеялась полюбить девочку, но это произошло. Я не сразу разобралась в ней, но она именно такая, как ты говорила. Она кажется невероятно сообразительной для ребенка ее возраста и умна как черт, когда ей этого хочется. Она красива, у нее прекрасные манеры, она знает множество слов. И смелая. Видит Бог, какая смелая. Видела ты, как она меня зашивала?»
Господи, она ведь излагает, как настоящая родительница… Отложив в сторону маленький ансамбль, Дженни подошла к окну, раздвинула занавески и посмотрела на небо.
«Маргарита, ты должна помочь нам. Не требуй от нее слишком много, как это делала я. Я привыкла говорить людям „прощай“, но Грасиела — нет. Это будет тяжело для нее. Это не слишком-то хорошо, но мне было бы приятно, если бы она расставалась со мной с грустью. Но я не хочу, чтобы ей было больно.
Она перенесла достаточно тяжелого. Я не знаю, как в этом разобраться. Надеюсь, что ты знаешь».
— А вот и мы! — Грасиела вбежала в комнату. — Дядя Тай, она проснулась! Ты видела новые платья? Мои такие же, как твои. У нас даже есть серьги. Ты видела их?
— Я не нашла никаких серег, — слабым голосом ответила Дженни. Пока Грасиела срывала обертку с оставшихся нераспакованными свертков, она смотрела на Тая. — Ты побрился и скупил всю женскую одежду в Чиуауа.
Он засмеялся и вручил ей бумажный пакетик.
— Это порошок от лихорадки. Аптекарь велел растворить столовую ложку в горячей воде и принимать по три раза в день. — Он подошел к Дженни и приподнял ее лицо за подбородок. — Глаза у тебя немного блестят, и лицо красное, но выглядишь ты прекрасно. Ты вымыла голову?
Дженни прикрыла глаза и качнулась по направлению к нему.
— Я приняла ванну, — прошептала она. Привыкнет ли она когда-нибудь к его прикосновениям? Можно ли представить, что настанет время, когда она не будет таять от этих прикосновений? Когда не будет испытывать внутренний жар от его взгляда — такого, как сейчас? Когда, стоя рядом с ним, ей уже не захочется прильнуть к нему и раствориться в его тепле и силе?
Дженни отступила на шаг, прижала кончики пальцев к вискам и покачала головой.
— Может, мне стоит принять немного этого порошка прямо сейчас? Меня как раз лихорадит.
Грасиела потянула Дженни за полу халата, который та нашла в одном из свертков и надела после ванны.
— Посмотри! Вот наши серьги. Настоящая бирюза в серебре.
Девочка так радовалась, что Дженни не сказала, что у нее не проколоты уши и поэтому она не сможет носить серьги.
— В магазине были другие серьги с голубыми камнями, но не с настоящей бирюзой, и дядя Тай сказал, что это не для его девочек. Он купил нам настоящие!
— Мне это прямо-таки вскружит голову, — негромко произнесла Дженни.
Легкая краска появилась на лице у ковбоя. Дженни готова была поклясться, что Тай Сандерс не способен краснеть. Медленная улыбка изогнула его губы.
— Это было глупое замечание, — сердито сказал Тай, поворачиваясь к двери.
— Твои девочки, вот как?
— Я пойду выпить. К ужину принесу чего-нибудь поесть. — Он нахлобучил шляпу и громко захлопнул за собой дверь. Потом снова открыл ее и просунул голову в комнату. — Пошлю кого-нибудь с горячей водой для порошка.
— Весьма признательна, — ответила Дженни с деланной улыбкой.
После того как дверь захлопнулась во второй раз, она взглянула на две кровати. Хорошо бы никто не пырял ее ножом… Тогда, возможно…
— Ты уже мерила шляпы? — окликнула ее Грасиела, показывая соломенную шляпу, украшенную цветами из шелка. — Мне больше нравится вот эта.
Дженни отвела глаза от кровати. О чем она, черт подери, думает? Если бы она даже была здорова как лошадь, ничего не могло бы произойти между нею и Таем. Только не в этой комнате. И не рядом с Грасиелой. Дженни со вздохом присела к маленькому столику и стала смотреть, как девочка примеряет шляпу. Она вполне могла понять, как мужчина и женщина сделали бы одного ребенка. Гораздо труднее представить, как они нашли бы уединенное местечко, чтобы сотворить второго.
Сообразив, что беспокоится о вещах, которые раньше никогда не пришли бы ей в голову, Дженни вдруг громко расхохоталась и тряхнула головой. Должно быть, у нее все-таки повышена температура.
Долгое время спустя после того, как Грасиела уснула рядом с ней, Дженни лежала и слушала, как Тай ворочается на соседней кровати. Наконец он откинул одеяло и прошел через полосу лунного света к стулу, через спинку которого был переброшен его жилет. Минутой позже вспыхнул огонек спички и запахло сигарным дымом.
— Как я вижу, ты и себе купил нижнее белье, — тихонько проговорила Дженни, улыбаясь в темноту.
Белье плотно обтягивало плечи и грудь Тая, но на бедрах было немного великовато. Ягодицы у него были небольшие, порастряс их, должно быть, галопируя за коровами.
— Чего ты не спишь?
Он вернулся в постель, пристроил подушки к спинке кровати и оперся о них, покуривая в темноте.
— Да я целые сутки только и делала, что спала.
— Как ты себя чувствуешь? Порошок помог?
— Наверное, помог. И живот уже не саднит, как раньше. На мне как на собаке — все быстро заживает.
— Дженни… иди сюда.
Сердце кувырнулось у нее в груди, дыхание участилось. Но она медлила откликнуться на призыв, борясь с соблазном.
— Нет, сэр, я не стану забираться в постель к мужчине, если в комнате находится ребенок, — заявила она строго, как супруга проповедника, и разве что с легким намеком на сожаление.
— Ты что, принимаешь меня за ничтожного ублюдка? — Дженни не могла видеть, как полыхают негодованием его глаза, но вполне могла себе это представить и едва не расхохоталась, а Тай продолжал: — В этой постели ничего такого не произойдет, я всего только поцелую и немного приласкаю тебя. Иди же ко мне.
Соблазн победил. Сопротивление было недолгим.
— Ладно… И я тоже не прочь немного подымить этой сигарой.
Отодвинувшись от Грасиелы, Дженни осторожно слезла с кровати и подошла на цыпочках к другой. Подобрав подол новой белой ночной рубашки, забралась в постель к Таю.
— Дай мне одну подушку.
— Нет, они мне обе нужны. Ты лучше прижмись ко мне.
Он разогнул руку, и Дженни устроилась возле него, положив голову ему на плечо. Это было на удивление приятно.
— Ты такой горячий, словно посидел у печки, — прошептала она, но не отодвинулась от его жара, а протянула руку и, вынув сигару у него изо рта, затянулась ею и медленно выпустила дым из легких.
— Ах-х, это просто восхитительно. Весь день мечтала покурить.
После того как она затянулась еще раз, Тай отобрал у нее сигару и погасил в пепельнице на столике между кроватями.
— Почему ты не достала сигару из седельной сумки?
— Я просто… видишь ли, я… не была уверена, когда вы с Грасиелой вернетесь. Я не курю при ней. Это подает дурной пример.
Дженни не в состоянии была определить, насколько членораздельно она выражает свои мысли, потому что думала она только о том, что рука Тая находится очень близко к ее груди.
— Значит, вот ты какая, — сказал Тай посмеиваясь. — Снаружи тверда, как яичная скорлупа, а внутри мягкая, как желток.
— Ты собираешься всю ночь нести чепуху или мы все-таки поцелуемся? — Когда он снова засмеялся, зарывшись лицом в ее волосы, Дженни вздрогнула от предвкушения. — Ты только потише. Мы же не хотим разбудить Грасиелу?
