Его чувства были глубже, серьезнее. Хаят была женщиной, с которой ему хотелось прожить всю жизнь. Он ощутил жгучую потребность оказаться глубоко внутри нее. В нем вспыхнуло пламя плотского голода, требовавшее утоления.

Приковав к себе взгляд Хаят, Мераб шагнул ближе. Он намеревался выжечь в ней свое клеймо страсти, заставить ее примириться с тем, что она принадлежит ему, распалить в ней такую же первобытную алчность, которая терзала его самого.

С этой молчаливой клятвой юноша потянулся к Хаят, лишил ее последнего средства прикрыть наготу и заключил в объятия. Бесконечно долгое мгновение Мераб просто прижимал к себе возлюбленную, позволяя смешаться холоду тел и жару взглядов.

Он мог покорить ее тело, в этом он не сомневался, но столь же сильно он хотел приковать к себе и ее сердце.

Его собственное сердце гулко забилось в груди, и Мераб склонился, чтобы нежно поцеловать Хаят. Это было сладкое соитие даже не губ, а дыханий, не передававшее и тысячной доли дикой страсти, опустошающим вихрем терзавшей его тело. Однако, когда их губы наконец встретились, юношей овладело совершенно новое чувство. Он понял, что не просто вожделеет ее. Сейчас он готов был подарить весь свой мир, отдать всего себя ради счастья этого соединения.

Не отрываясь от сладких губ, Мераб потянул Хаят к огромному ложу, усыпанному лепестками роз, и упал на него, увлекая ее с собой.

Девушка блаженствовала в объятиях любимого, чувствуя, что ее тело создано для него. Изнывая от плотской жажды, она отвечала на жаркие поцелуи Мераба, судорожно обнимая его; очертя голову она бросалась в водоворот его ласк в поисках обещанного наслаждения.

Безусловно, ошибкой было состязаться с Мерабом в силе любви, но Хаят не смогла отказать себе в удовольствии побороться с ним еще и еще. Она хотела его с такой сокрушительной силой, что ей самой становилось страшно.

Когда желание разгорелось до безумного, невыносимого жара, Мераб снова завладел инициативой, навалившись на девушку. Подняв руки возлюбленной над головой и прижав их к подушкам, он притиснул свой восставший жезл страсти к средоточию ее желания и, услышав в ответ стон наслаждения, приподнялся над ней. Тело Хаят жадно открылось, и Мераб глубоко вошел в него.

Задыхаясь, она подняла голову, чтобы посмотреть на любимого в золотом свете открытого огня, на прекрасное лицо, потемневшее сейчас от всепоглощающего желания.

— У меня нет сил сопротивляться этому водовороту, когда я с тобой, — судорожно прошептала Хаят.

— О прекрасная, — почти хрипя от едва сдерживаемого вожделения, ответил Мераб. — И у меня тоже нет сил бороться с тобой.

И тогда он начал двигаться, энергично и размеренно, разжигая в ней неистовую страсть. Спустя всего несколько мгновений Хаят уже всхлипывала… А потом настал и пик наслаждения, прекрасный и сокрушительный, каким он бывал во всех их любовных встречах. Она закричала, извиваясь под Мерабом, и тот вздрогнул и застонал, сраженный такой же ошеломляющей силой наслаждения.

Потом Хаят лежала под ним, задыхаясь, не в силах пошевелиться. Ей хотелось, чтобы любимый всегда оставался внутри нее, хотелось, чтобы этому блаженству не было конца. Мераб заполнял какую-то пустоту, дарил ей чувство целостности.

Спустя некоторое время юноша перелег на бок и прижался грудью к спине возлюбленной. Его руки властно и нежно обнимали ее, его ноги переплелись с ее ногами. Хаят чувствовала, как мощно бьется о ее спину сердце Мераба, тогда как ее собственное металось в груди от удивительных и чудесных ощущений.

Хаят пугало, как хорошо ей было с Мерабом, каким правильным казалось быть с ним. Она закрыла глаза. Она чересчур сильно его хотела, чересчур сильно хотела быть с ним. Хаят резко вдохнула и вздрогнула.

— Тебе холодно? — Хриплый голос Мераба нарушил молчание.

— Нет… уже нет.

Юноша изо всех сил обнял Хаят, и ей показалось, что еще миг — и он раздавит ее в своих объятиях.

— Пусти меня, чудовище, — прошептала Хаят.

— Нет, я не отпущу тебя, я спрячу тебя в карман и буду носить, как самое главное сокровище своей жизни. И буду счастливейшим из смертных.

Мераб поднял жену на руки.

— О как же прекрасен сей мир!

— О мой халиф, ты ведешь себя, как глупый влюбленный, — смеясь, сказала Хаят.

— Я и есть самый глупый и самый влюбленный! Ибо я влюблен в тебя, моя греза! Влюблен в город, прекраснейший Медный город, который возродил из небытия, влюблен в саму жизнь!

Воистину, Мераб оказался подлинным Избранным, ибо даровал Медному городу, восставшему из легенд и песков, не столь свои желания, сколь всю мощь своего разума, постоянно ищущего и находящего ответы на все большее число вопросов.

А вот желания… Желания он принес к ногам Хаят, которая была теперь его любимой, его жизнью и жизнью прекрасного, живого и вечного Медного города.