За двадцать минут до отправления поезда мы стояли на перроне. Славка курил. Мы с Юлькой обсуждали наши очередные сумасшедшие проекты. Юлька как ни в чем не бывало рассказывала о том, что сразу после праздников в «Журнале» должен выйти ее материал на разворот.

— О чем?

— Купи, почитай.

— А у меня должен выйти материал на полосу в «Московском еженедельнике».

— О чем?

— Купи, почитай.

Забегая вперед, скажу, что у Юльки материал слетел, поскольку на это место поставили рекламу, мой тоже не поставили, потому что пришел какой-то «горячий» материал «с колес».

— Нам пора, — прервал нас Славка.

Мы подошли к вагону. Славка стал доставать документы и билеты. В самый последний момент выяснилось, что билетов — два!

— Что делать будем?

— Выручай! У тебя всегда в экстремальных ситуациях приходят какие-то невероятные идеи. — Эти слова были адресованы, конечно, мне.

— Что ж, вали на рыжего! Раньше смотреть надо было! Тут в голове раздался «щелчок».

— Простите, пожалуйста. Не подскажете, как нам быть? — обратилась я к проводнику.

— А что такое?

— Видите ли, в чем дело. Нас — трое. А один из билетов — на два лица.

— То есть?

— Нас — трое. Билетов — два. Один из них — на два лица.

Те, кто слышал этот бред, поменялись в лице. Проводник побежал к начальству. Мне пришлось повторить эту белиберду еще раз. Оценив ситуацию, шеф изрек:

— Договаривайтесь с проводником.

Мы заплатили проводнику и пошли устраиваться.

— Как тебе такое в голову могло прийти: билет на два лица?

— А я знаю? Все на автопилоте вышло. Слава Богу, сработало.

Мы долго обсуждали эту тему, хохоча и, естественно, мешая спать другим.

Вдруг появился проводник.

— Ну, кто пойдет ко мне ночевать?

Мы с Юлькой переглянулись.

— Видимо, придется мне. — Я встала и пошла за ним.

— Да не бойся, не обижу.

Мы пришли в купе Николая Ивановича.

— Что вы на одной полке ютиться будете? Да и потеплее у меня. Ложись, отдыхай.

Он выдал мне одеяло и пошел ставить чайник. Несмотря на июнь, было довольно прохладно.

Мы травили анекдоты, рассказывали друг другу какие-то невероятные истории.

— Ой, перестань! — взмолился он. — У меня уже скулы от смеха болят. Может, твоя подруга поспокойнее?

— Может, но…

— Друг не отпустит? Уговорим.

Я вернулась к Юльке и Славке, которые не без интереса встретили мое появление.

— Ну что?

— Что? Хорошо! Юль, смени меня.

— То есть?

— Ну, ухохотала я человека, устал он от меня.

— А-а…

— Да не грузись ты, Слав, или сам иди. Мы уж тут как-нибудь.

Только Славка засобирался, прибежал Николай Иванович:

— Девчонки, лягте быстро, как мать и дитя!

— Что?!

— Ложитесь, вам говорят! Ревизия.

Ревизоры прошли по спящему вагону, вроде бы ничего не заподозрив. И тут у нас началась истерика. О сне не могло быть и речи. Так мы и ехали до Питера, обсуждая дорожные приключения.

Наконец наша компания сошла на перрон.

— Счастливо! Ну, вы меня насмешили! Это у нас теперь как анекдот ходить будет. Поедете обратно — милости просим!

— Спасибо, Николай Иванович.

Через полчаса мы появились на пороге гостеприимного дома Алены Карасевой.

С Аленой мы виделись в лучшем случае раз в два года, но это не мешало нам дружить. Отнюдь. Более того, я могла назвать ее подругой, той, с которой и в огонь, и в воду…

Алена год проучилась на журфаке ЛГУ. Что-то ее не устроило, и она перевелась на заочное в Москву. Чем московский журфак лучше — не скажу, но — хозяин барин. Там мы и познакомились. Как-то при случае я познакомила Юльку и Алену. Они подружились и даже время от времени созванивались и переписывались по электронной почте.

Алену трудно не заметить в толпе: высокая, натуральная блондинка с большими зелено-карими глазами, четко очерченными бровями и маленьким пухлым ртом. Ее пристальный, проникающий взгляд мог выдержать не каждый. Мне первое время тоже было не по себе. Алена, при своей довольно яркой внешности, не очень-то любила быть на виду. Казалось, повышенное внимание утомляло ее. Зато более благодарного слушателя трудно себе представить. Делиться переживаниями даже с самыми близкими подругами также было не в ее стиле. Во всяком случае, я не помню, чтобы она изливала кому-то свои личные драмы, что среди девчонок-подружек так естественно в восемнадцать-двадцать лет: первые настоящие переживания, первые настоящие романы, как у больших… К тому же Алене свойственно самоедство. Она могла бесконечно прокручивать ситуацию, выискивая и анализируя свои ошибки. Я иногда пыталась ее убедить, что прошлого не вернешь и незачем себя мучить. Она возражала: «Я должна понять, что и почему сделала не так, чтобы не наступать на одни и те же грабли». Возможно, сказывался комплекс отличницы. Алена окончила школу с золотой медалью, а затем библиотечный институт с красным дипломом. На нашем курсе она была лучшей студенткой и, естественно, окончила Университет без четверок.

Иногда мне казалось, что ей самой немного мешает слишком аккуратное, слишком осмотрительное отношение к жизни, и на самом деле она не прочь стать более беспечной, эмоциональной и открытой. Только близкие друзья знают, что эта строгая, собранная девушка умеет по-настоящему любить, сострадать, дружить; именно она в трудную минуту первой откликнется и безвозмездно предложит помощь. С чужими она общается официально, не допуская вольностей и фамильярностей. А в кругу друзей, как и все, наверное, оттаивает и становится сама собой, перестает излишне себя контролировать.

— Приехали? Вот молодцы! Сейчас Ирка с Егором придут, — сказала Алена, впуская нас в квартиру, — только что звонили, я сказала, что вы приедете.

— Ребята, вы меня, конечно, извините, но где можно упасть? — Я уже еле держалась на ногах.

— Чего? — Алена забыла, с кем имеет дело.

— Я с удовольствием с вами посижу, но потом. Два дня подряд «чесать языком» не переставая, — это слишком. Короче, я хочу спать. У меня за месяц был один выходной. Вы можете делать все, что угодно. Главное — ближайшие десять часов меня не трогайте. Юль, объясни ситуацию.

— Во-первых, не будить. Во-вторых, рано не будить. Оставьте человека в покое. Вам потом мало не покажется.

— Да, если я «выпаду» часов на двенадцать-четырнадцать — не пугайтесь. Это нормально.

— Да, конечно… — Алена явно была несколько растеряна.

Собрав остатки сил и волю, еле добралась до ванны. Потом, увидев отведенный мне «угол», упала и провалилась в пестрый мир сновидений. Моментально.

По словам Алены, я «отсутствовала» пятнадцать часов.

— Живые люди столько не спят!

— Спят. Да еще как! Хорошо-то как! А теперь можно и посидеть — отметить встречу и всякое такое.

— Человек пришел в себя, и это радовает нас, — констатировал Славка. — Егор, наливай.

То, как мы резвились два последних дня, описать невозможно. Мы обшарили весь город, насколько это было реально, Посетили всех (или почти всех) друзей, знакомых, коллег Алены, Ирки и Егора. У Алены в квартире тоже не закрывалась дверь: постоянно кто-то приходил с визитом.

— Это не дом, а проходной двор! — сокрушалась Алена.

— Зато всех друзей-приятелей повидала. Когда бы вы еще встретились?

— Это точно, А у вас все время так?

— Как?

— Ну, встречи, тусовки?

— Нет, конечно. Я с друзьями вижусь раз в три месяца. Созваниваемся, правда, чаще. Какие посиделки, когда на дню по пять встреч?

— Пять?!

— А что?

— Это же нереально.

— Вполне реально.

— Нет, вы, москвичи, все-таки сумасшедшие.

— Неужели? Просто работа такая. Кстати, мы же коллеги, если помнишь. Или у вас иначе?

— Да, иначе. Профессия та же, но все же более… спокойная. А от тебя и от Юльки я только и слышу: «Запара!».

— «Эти сумасшедшие москвички», — подытожил Егор.

— Когда я к вам приехала, у меня сначала было ощущение, что я живу в замедленной съемке. Сначала было непривычно, а потом даже понравилось. Хоть какое-то разнообразие. Но долго жить я так, наверное, не смогла бы.