– Моя жизнь сделала несколько неожиданных поворотов, профессор, – покачал головой Дариус. – Не хочу показаться нескромным, но я все еще твердо намерен получить место, несмотря на отсутствие родословной. Если не в Оксфорде, то… Еще есть время, чтобы мои исследования пополнились некоторыми данными и обеспечили мне достойное место.

– Что ж, если это Эдинбургский университет привлек ваше внимание, то дайте мне знать. У меня есть кое-какие связи, и я мог бы…

– Только собственными силами, профессор Уоррен. Если появится возможность получить там место, я внесу вас в список как поручителя и попрошу рекомендательное письмо. Однако хотелось бы, чтобы мне помогли мои собственные заслуги. Я здесь, чтобы просмотреть архивы Королевского исторического общества и собрать всевозможные сведения для нескольких своих теорий. Но именно сейчас у меня есть дело в Эдинбурге и в Лондоне, которое отнимает бо́льшую часть моего времени. Поэтому любым серьезным академическим исследованиям придется подождать.

– Но вы же не отказались от своей основной темы, связанной с древними цивилизациями и их архитектурой?

– Нет, – признался Дариус и потянулся за своей кружкой чая со специями, – я слишком упрям, чтобы бросить ее.

– Те несколько заметок и зарисовок, которыми вы поделились после путешествия в Азию и Индию, просто поразительны. Непременно опубликуйте их!

– Непременно. – Дариус улыбнулся настойчивости пожилого человека. – Даже если эта дюжина копий будет сделана за мой счет, не сомневайтесь, одну я пришлю для вашей библиотеки.

– Вы слишком скромны.

– А вы очень добры, профессор. – Слова прозвучали с неподдельной искренностью и положили конец дружескому спору. Уоррен был ему за отца и всегда учил Дариуса смотреть за пределы круга его общения и происхождения. Непонятным образом профессор сумел рассмотреть нечто сто́ящее в Дариусе, который в юности страдал излишней застенчивостью. Профессор распознал в своем тихом подопечном высокий интеллект, открытую и любознательную натуру и был уверен, что Торн затмит своих коллег. Профессор Уоррен обучал его без всякого снобизма и порой воспитывал, как собственного сына. Даже миссис Уоррен никогда не возражала против присутствия Дариуса за ее столом или против долгих часов, на которые он фактически оккупировал их библиотеку для своих занятий, или против похищения ее мужа для нескончаемых ночных дискуссий.

– Работайте, Дариус. – Профессор Уоррен осушил свою кружку. – Сейчас трудные времена, и если вам что-то понадобится, пока вы не закончите ваше исследование, я надеюсь, вы вспомните требования миссис Уоррен, чтобы для вас всегда была готова комната.

Дариусу пришлось проглотить подкативший к горлу комок. Он не мог вспомнить ни одной взятой ею ноты, но зато помнил каждый случай, когда миссис Уоррен, найдя его за занятиями, приносила ему горячий чай или мягко напоминала, что нужно поесть.

– Профессор, пожалуйста, передайте ей – я непременно приеду, как только смогу. Хотя бы ради ее восхитительных мармеладных пирожных.

– Дариус, из-за нее я толстею! – Профессор сделал вид, будто морщится. – С годами ее выпечка становится все более и более соблазнительной, и предупреждаю вас, если я передам ей ваши слова, она засыплет вас пирожными еще до лета.

– И что в этом страшного? – рассмеялся Дариус. – Вы обойдетесь без очередного камня, а я стану объектом зависти всех знакомых холостяков.

Уоррен улыбнулся, но стук ледяного дождя в оконные стекла прервал их шутливый разговор.

– Я приятно провел день, но теперь должен ехать, пока эта восхитительная шотландская погода не улучшилась и не сделала дороги непроходимыми.

– И я тоже. Моя экономка, наверное, уже волнуется. – Дариус поднялся, чтобы помочь другу встать, и подал ему трость с набалдашником из розового дерева. – Встретимся еще, чтобы сыграть?

– Утром я должен вернуться домой, – покачав головой, ответил Уоррен. – На следующей неделе я представляю свою новую теорию о взаимосвязи образования и преуспевания, разумеется, если декан колледжа не повесит меня раньше.

– Он не посмеет. Вы слишком любимый революционер, сэр.

– Я бельмо у него на глазу, но будем надеяться, что вы правы. Кроме того, в моем пожилом возрасте я стал хитрее. Это все гипотезы и тщательно замаскированные метафоры, так что декан не сможет открыто обвинить меня в защите ирландцев или в нападках на носки башмаков наших обожаемых аристократов.

Дариус помог Уоррену надеть шерстяное пальто, а потом накинул свое.

– Кто бы мог подумать, что доктор экономики окажется настолько политически неблагонадежным?

– Верно. Вы, Торн, поступили мудро, что избежали следования по моим стопам. – Уоррен взял его под руку, и они вместе пошли вниз по лестнице. – Но могу ли я дать вам последний совет – в память прошлых лет?..

– Конечно. Я ценю все советы, которыми вы имеете желание поделиться.

– Не ждите слишком долго, юноша.

– Не ждать?

Они подошли к двери, и Уоррен вздохнул.

– Не ждите улучшения своего положения, или материального состояния, или окончания исследований… и не ищите каких-то бесконечных выдуманных предлогов, стараясь оправдать себя необходимостью что-то осуществить, прежде чем добиться своего счастья. Вы слишком замкнуты и всегда были таким. Женитесь, пока молоды, и воспользуйтесь шансом жить среди людей и испробовать все, что предлагает жизнь.

– Я не замкнутый. – Заметив выражение глаз профессора, Дариус поправил свое заявление: – Я не такой замкнутый, как был когда-то, профессор Уоррен. У меня есть хорошие друзья, которые могут подтвердить, что я более открыт окружающему миру, чем когда-либо, и мое состояние значительно выросло. Индия… изменила мою жизнь. – Это было преуменьшение, но Дариус не думал, что даже в разговоре с Уорреном сумел бы найти слова для описания того, на что похоже пребывание в кругу «Отшельников».

Более чем годовой срок, проведенный в темноте подземной тюремной камеры в Бенгалии, выковал братство без социального расслоения и заново определил характер каждого человека. Название их клуба сначала было шуткой, но оно прижилось. Дариус сомневался, что название подходящее, учитывая, что цинизм половины его членов уступил нежному женскому влиянию. Он сам, Джозайя Хастингс и Майкл Радерфорд остались последними стойкими холостяками. Было легко представить Хастингса, впечатлительного, склонного к романтике художника, или даже Радерфорда, угрюмого гиганта, проигрывающими битву любви – и только Дариусу не на что было надеяться.

Даже когда судьба сталкивает с очаровательной женщиной, красавица все равно недосягаема – такова, вероятно, милость провидения. Лучше радоваться счастью друзей с безопасного расстояния. Лучше для всех.

Слова звучали у него в голове неискренне и горестно. Выработанная всей жизнью самодисциплина увела его мысли от болезненной темы одиночества обратно к профессору Уоррену и нынешнему их разговору.

– Я не жду, сэр, – вымученно улыбнулся Дариус. – И сделаю все, что от меня зависит.

– Вы кажетесь более уверенным, чем я помню. И поразительно окрепшим! Куда девался тот худой напуганный мальчик? У вас, сэр, вид скорее боксера-профессионала, а не профессора, – пошутил Уоррен, доставая перчатки.

– Мой друг Радерфорд, признаюсь, сильно преуспел, настаивая, чтобы я смог сам за себя постоять. – Дариус тоже полез в карман за перчатками. – Но это не означает, что я собираюсь участвовать в каких-то состязаниях, где требуется физическая сила.

– Никто не собирается, но мудрый человек готов ко всему. За это Радерфорд мне уже нравится. Вы должны взять его с собой, когда следующий раз окажетесь в Оксфорде, и мы втянем его в горячие дебаты по поводу военных хитростей.

Дариус спрятал улыбку, не в силах представить себе, как огромный Майкл Радерфорд, неудобно примостившись в одном из ситцевых кресел миссис Уоррен, ведет «горячие дебаты» на какую-то тему. Этот человек был солдатом и не любил разговор ради разговора, Дариус знал, что Майкл не поблагодарит его за приглашение, но тем не менее шанс увидеть, как Радерфорд пытается ускользнуть от гостеприимства Уорренов, того стоил.