Задумавшись, он чуть было не пропустил дальнейшее развитие беседы.
- И кто же, сир Кайл, по вашему должен наследовать Железную Вольницу в этом году? - спросила леди Лизен.
- Я, - ответил ей добродушный великан. - Кто ж еще? Именно я приструнил работорговцев Окраинного моря. Я и никто другой трижды возглавил Вольницу, отбивая набеги соборных племен остготов. Политика искоренения разбойничьих артелей, начатая моим предком, успешно продолжена мной...
- Политика искоренения разбойничьих шаек, - вмешался лорд Сульсширский, - была предпринята только после того, как ваш предок захватил власть, собрав вокруг себя других уличных головорезов.
- Ты назвал меня преступником, лорд Волчья Морда?!
Кайл Шэнсоу тяжело поднялся из-за стола, нерасторопно задел кубок ручищей и сеннайский ликер оросил жидким золотом шэнсвудские земли. Генрих Сулроуд оскалился так же, как зубоскалил зверь, чьей шкурой была декорирована его одежда. Потянул за рукоять клинка. Меч медленно, со зловещим шипением вырастал из ножен.
- Все Собрания Круглого Стола такие скучные и предсказуемые, - прошепелявил некто у открытой двери. - Последний раз, правда, за меч хватался покойный Авидиас Доллшоу. Этот был куда больше тебя, Кайл Шэнсоу и позадиристей тебя, Генрих Сулроуд, не говоря уже про того паренька, которому достался венец Долнлэнда.
Собравшиеся удивленно смотрели на новоприбывшего. Шэл Кальм широко улыбался. Выбитые передние зубы не добавили привлекательности лорду Кальменголда, скорее наоборот. Песочного цвета усы топорщились веником. Тринадцатый лорд оглядел присутствующих, вальяжно кивая равным. Нахмурился, увидев горы еды, воцарившейся в его землях на круглом столе. Недовольно поцокав языком, он раздвинул полные тарелки в стороны, наводнив сельдью, щукой и форелью вырезанные на столешнице Лизеншир и Шэнсвуд. Сир Шэл закинул ноги в грязных сапогах на освободившиеся пространство, объявляя его неприкасаемой зоной.
- Стервятники, конечно, приходят последними на пир, - развел он руками, - но это не означает, что их не стоит ждать вовсе.
- Долго же вас пришлось ждать, - съязвил Дрэд Моргот. - Двенадцать лет вы игнорировали собрания круглого стола. Неужели расшатанные ветрами двери Пустынной Розы так уютны?
- Мой замок настоящая развалина, - ответил, продолжая щербато ухмыляться, сир Шэл. - Дети через год другой его растащат по камешку. Страшно подумать, что привлечет их внимание после.
По спине Томаса пробежал неприятный холодок. Ведьмы Пустошей рожали лорду Кальменголда в год по ребенку. Жены приносили дочерей, а те внучек, нагулянных от рыцарей Шэла. Инквизиция не смогла выбить чародеев, практикующих дикую магию из исконных земель. Пыталась, но безуспешно. Эхом давних войн служила выжженная магией земля. Шэл в буквальном смысле слова являлся владыкой пустого места.
Говорили - ведьмы не похожи на женщин. У них росли клыки над верхними губами, и было по три груди как спереди, так и со спины. Чтобы легче выкармливать выводок.
Шэл Кальм явился на совет не в одиночестве. Его спутница скромной тенью встала за левым плечом.
Томас присмотрелся более внимательно.
Из-под капюшона женщины змейками выбились три косы цвета корицы. Атлас элегантно подчеркнул грудь, алебастровая и изящная, словно у лебедя, шея была так же прекрасна как у Шарлоты Лизен. Вздернутый носик, которым так гордятся уроженки центральной части империи. И безразличные, холодные как ледышки на вершине Волчьей Пасти глаза. Ни когтей, наростами впившихся в руки, ни крючковатого носа, ни бородавок - главных отличий обычных людей от тех, кто практикует не дозволенную церковью магию. Томас не знал, кто Шэлу Кальменголдскому эта женщина, но уж точно не ведьма и не дочь. Одно он знал точно - спутница здесь не просто так. Ее взгляд смотрит в душу. Такие люди очень опасны. Они, как и Томас, потеряли что-то очень дорогое.
- Я предлагаю высокоуважаемым лордам успокоиться и позволить вину залить пламя недовольства, - проскрежетала Эвиция Берри. - Сир Шэл, не соблаговолите ли рассказать, почему именно сегодня вы решили нарушить традицию и почтить нас своим присутствием?
- Очень даже соблаговолю - откликнулся лорд Кальменголда, вызывающе улыбаясь остальным. - Я давно осознал, что выдать дочерей хотя бы за одного захудалого дворянина из ваших владений - несбыточная мечта. На это никаких самоцветов не хватит. Торговля? Мои рудники дают достаточно прибыли, чтобы держать в узде мечников, а те приструнят простолюдинов. Я не впадаю в экстаз от шелков или еды, как лорд Таусширский. Судя по вам, Бельгор, вы съели столько же, сколько остальные лорды. Мои слова недалеки от правды?
Бельгор Таус залился краской и чуть не подавился вымоченным в меду кролем.
- Так что же мне все-таки нужно? - невозмутимо продолжил Шэл Кальм. - Ах да. Всего лишь Железная Вольница. Я требую то, что мое по праву чести и справедливости. Требую у вас, равные мне.
- Что?! - одновременно взревели Кайл Шэнсоу и Генрих Сулроуд. - Это немыслимо!
- От чего же, - продолжал щериться сир Шэл. - Уж не хотите ли сказать, что я не лорд?
Он поднялся и подошел к старому гобелену, изображающему архигэллиота и тянущихся к нему зверей. Лисица, волк, баран, медведь, три ежа, орел, росомаха, вепрь, сова, форель, лось, куница. Вожди остготов приняли веру в Гэллоса и Аллану, но все еще оставались дикарями. Они выбрали в качестве гербов простых зверей, без лишних завитков и украшений. Здесь были и другие - пять воробьев, огромная щука, заяц. Тринадцать Земель не раз перекраивались и так и эдак, менялись династии, вымирали семьи. До сих дней дожили только крепкие дома. Одинокий гриф завис над плечом архигэллиота. Копоть почти стерла его с полотна, но детали угадывались даже сейчас, несмотря на ветхость ткани.
Шэл показушно пригляделся к полотну.
- Да нет же, точно лорд. - Он выпятил грудь. На камзоле черной нитью швеи выткали узорного грифа на желтом поле. - Один из тех, кто правит Тринадцатью Землями.
Шэл Кальм стянул перчатку и бросил на стол. Рукавица заскользила по лакированной столешнице, остановившись на границе земель Томаса Кэнсли. На кожаной поверхности виднелось клеймо. Круг, символизирующий власть тринадцати. Их право восседать во главе круглого стола. Такие же перчатки были сейчас на хозяине Кабаньей Норы.
- Ни разу с момента смерти отца и до этого времени я не заявлял права на Железную Вольницу, уступая ее другим. По-моему будет верхом несправедливости не отдать мне воинов всего на один год.
- Но почему сейчас, - почти застонал Кайл Шэнсоу. - Ни через год. Ни через два? Ни год назад? Вы приходите как ночное видение и заявляете права именно тогда, когда решается вопрос о чести всех лордов Тринадцати Земель...
В дверь вежливо постучали. Слуги открыли массивные створки и впустили гонца. Прибывший проделал дальний путь. Нижние одежды были замызганы дорожной грязью. Подмышки покрылись мокрыми пятнами. От него несло конским потом.
Гонец подошел к Кайлу Шэнсоу, чуть подрагивающими руками протягивая письмо, скрепленное восковой печатью. Кайл сломал медведя из сургуча и вчитался в строки.
- А почему бы и нет, - пожал плечами сир Шэл. - К тому же, в данной ситуации решать уж точно не вам, благородный и немного косолапый сир Кайл.
Лорд Шэнсвуда даже не заметил колкости. Он перечитывал письмо, и лицо его выражало неподдельный ужас. Томас не представлял, что в этом мире способно ввергнуть могучего воина в такое состояние.
- Сир Томас, - обратился к лорду Кэнсли Шэл Кальм. - Я сожалею о вашей утрате. Я уважал Стэша за его храбрость. За то, что он не побоялся открыто заявить то, о чем думали многие из нас. Поверьте, я скорблю не меньше вашего. Но сейчас будет лучше, если Железная Вольница останется у меня. Грядут перемены.
Второй человек говорит ему о переменах. Томас взглянул на леди Берри. Древняя сова не показывала виду, шамкала беззубым ртом, пытаясь разжевать кусок шпигованной свинины. Картина мира усложнилась. Эвиция заранее просчитала, как будут разворачиваться события. Использовать смерть брата, чтобы отвести рати Вольницы подальше, на задворки империи. Исключить их из сложной партии. Кальменголд и Беррислэнд. И все происходит именно тогда, когда умирает старик Деструджо, а новый гэллиот отбывает в столицу для совершения интронизации. Заговор? С какой целью? Неужели это настолько важно, что Эвиция снизошла до беседы с тем, кто позволил ее дочери умереть? Что ты задумала, древняя сова?
