Он берет себя в руки. Яростно сдавливает бока ни в чем не виновной лошади и мчится вперед, штурмуя белую пелену.

Надежды сира Томаса не оправдываются. Лесные Призраки не посетили лежбище, предпочтя иную дорогу.

Княжеская дружина стоит небольшим, но обороноспособным лагерем вокруг неглубокого оврага. Воины отдыхают после дня тяжелого перехода. Лошади поглощают стремительно таящие запасы сена.

Лотт идет к своему сеньору, не отвечая на закономерные вопросы. Людям интересно, где он потерял остальных.

Он сжато информирует обо всем, что произошло в Луговье. Не приукрашивает факты, не обеляет себя. Он не может понять обрадован или огорчен Томас Кэнсли. Суровое лицо нерушимо как камень. Лорд поглаживает длинные усы, решая как быть.

И вот, когда Лотт почти уверен, что его выведут перед ратью и выпорют за непокорность, лорд Кэнсвудский дает ответ:

- Я услышал тебя, Лоттар Марш. Я узнаю о том, что произошло. И ты поедешь со мной.

Сир Томас берет с собой треть воинов. Остальных разбивает на десятки и отсылает патрулировать Край Мира. Остготы вполне способны нанести еще один набег, набравшись наглости после Милотравья.

В пути у троих лошадей слетают подковы и, чтобы бедняги не охромели, воины пересаживаются на тех, что повыносливее. Пороша застит глаза, сугробы растут прямо на глазах. Лотт понимает, что случись все на день позже, они добрались бы в Луговье спустя неделю.

Деревня кажется пустой. В предвечерних сумерках горят несколько огней, да и те - перед воротами. Их никто не встречает. Ставни на окнах заперты. Лошади прядают ушами. Они первыми чуют кровь.

Лотт охает. Он словно впервые видит своего брата. Тот уже не похож на рыцаря в сияющих доспехах. Скорее на пугало для ворон. Сторм в одной рубахе, подвешен цепью к столбу. Рядом с ним Кайл и Зейд. Кайлу не до смеха. Его лицо исказила маска ужаса. Глядя на Зейда, Лотт чувствует вину. Не уберег, не сумел достучаться. Странно, что он переживает за него больше, чем за брата. У всех троих вспороты животы. Внутренности требухой валяются под босыми ногами. Животы набиты порченым зерном под завязку. Белая Гниль ломится из вскрытых мясницким тесаком тел, лезет из открытых ртов, ушей, выколотых глазниц.

Не в силах больше смотреть Лотт отворачивается и ловит взгляд сира Томаса. Милорд мрачен.

Первый клинок Кэнсвуда погиб так глупо, так нелепо. Не от рук орд захватчиков. Всего лишь от крестьянских дубин.

Томас Кэнсли медленно достает меч из ножен. Велит солдатам окружить деревню и рубить всех непокорных.

Воины врываются внутрь. Слышатся крики и лязг оружия.

- Слезай с коня, - велит сир Томас.

Лотт повинуется, стараясь не делать резких движений. Все слова, что он сказал ему, теперь только эхо. Он жив, тогда как остальные мертвы. Он не защитник деревни, он малодушный пособник бунтовщиков. Не важно, что Сторм вынудил людей пойти на крайность. Не важно, чья душа более черна - его или брата. Сторм прав. Томасу Кэнсли важен результат. И Робкий Лотт дает его своему сеньору.

- Мой лорд...

- За трусость, - сухо говорит сир Томас. - За бегство, за не выполнение приказа, за то, что не встал плечом к плечу с собратьями, а позорно бежал с поля боя, приговариваю тебя, Лоттар Марш, к изгнанию с княжьего двора. Меч, щит и латы долой.

Он выполняет волю своего господина беспрекословно. Обезоруживает себя среди побоища. Легкая куртка не спасает от колкого мороза, но Лотт благодарен за то, что ему оставили хотя бы ее.

- Иди и помни, - говорит вслед сир Томас. - Братоубийцы горят на самом дне ада.

"Если подобные мне грешники жарятся в вечном огне, почему ад так холоден?" - думает он, покидая Луговье, где лорд Кэнсвудский вершит суровое и справедливое для него правосудие.

***

- И все же я побывал в Кабаньей Норе, не смотря на запрет лорда, - ломаным голосом продолжал Лотт, глядя сквозь дыру на светлеющий небосклон. - Взял подаренный когда-то сиром Томасом меч. Виделся с Беатрис. Как глупо было надеяться на то, что она поймет. Я просил ее отправиться вместе со мной, жить в законном браке пред Гэллосом и Алланой, но в ответ услышал только насмешки. Теперь я понимаю, она любила не меня. Подобные ей любят только то, что может дать мужчина. Они верят звонкой монете, а ласковые слова их также холодны как трупы.

Делиться сокровенным было... легко. Ранее казалось, что с каждым словом он будет вырывать куски брони, которой закрылся от людей, и останется беззащитным. Но теперь слова вылетали будто стрелы. Он говорил, и события прошлого оживали яркими образами, призраки превращались в живых людей, запечатлевшихся такими, какими были тогда.

Девушки не прерывали. Он не знал, слушают ли они или спят - Квази от слабости, Кэт от только что пережитого свидания с духом-хранителем. Лотт говорил, и тяжкий груз вины становился легче.

- Про меня ходили разные слухи. Одни хуже других. Нигде не было покоя оруженосцу, которого прогнал господин. Мне отказывали в ночлеге и прогоняли с подворья. За год я превратился в изгоя. Брат часто приходил во сне. Он насмехался и бросал порченым зерном. Видения высасывали душу. Я хотел забыть прошлое, но оно не отпускало. Блажь не казалась такой уж плохой идеей.

Он невесело рассмеялся. Смех поглотил кашель. Легкие горели адским пламенем. Лотт попытался встать, но мышцы свело судорогой. Он замычал от боли. Через силу продолжил:

- Атура приносит легкость. Ты забываешь обо всем. Паришь в пустоте, нежась от наслаждения. Я познал рай, который, казалось, потерян на веки. Я не заметил, как мир сузился до простого слова. Атура. Блажь. Мне нужна была только она. Утром, днем, вечером, ночью. Как только кончалось действие порошка, начиналась тягучая ломка. Все о чем можешь думать - где бы раздобыть понюшку.

- Я не раз задавал себе вопрос - правильно ли поступил тогда? Я действовал так, как учили. Старался быть рыцарем из легенды. Они спасают девиц и побеждают зло. Эти люди казались жертвами, а мы просто головорезами с большой дороги. Головорезами на службе у лорда. Сторм прав, - вздохнул Лотт. - Я наивный глупец. Превратил окружающую нас грязь в прекрасную сказку. Жизнь тяжела и не справедлива ко всем. Нет героев или злодеев. Есть люди, которые верят, что добро существует и те, кто не верит ничему. И я не знаю, кто из них хуже.

- Но теперь у тебя есть дар, - тихо сказала Кэт. Она поглаживала древние письмена на камне так же нежно, как любовница ласкает мужчину.

- Дар, - повторил он. - Он предназначен не мне.

- Почему ты так считаешь?

- Взгляни на меня, - воскликнул Лотт. - Я же чертов наркоман. Если встану, земля уйдет из-под ног. Все о чем я сейчас думаю - почему не бросил вас умирать? Почему вернулся и кинул блажь в костер?

- Почему же ты так поступил?

Квази. Не видно, смотрит она на него или говорит с закрытыми глазами. Камень холодил затылок, не давал уйти за видимый смертным окоем. Он молчал, так как не знал ответа.

- Я скажу, почему ты так поступил, Лоттар Марш, - произнесла Кэт. Первые зарницы рассвета ударили в пористую скалу, осветив ее лицо, сделав похожим на картины художников, рисующих нимбы над экзальтированными мучениками. Он увидел новый шрам-рунир у виска, похожий на парящую птицу. - Потому что ты хороший человек. Таких мало и их считают глупцами, ты прав. У них чистое сердце и за это их ненавидят.

- У них почти нет друзей, - вставила Квази, - но те, что есть - не бросят в нужде.

- Благодаря таким как ты, Лотт, - сказала Кэт, подходя ближе. - Этот мир не поглотили червоточины. Ты в сто раз лучше, чем был Сторм. Ты спас много жизней рискуя собственной.

- Так часто говорят про дураков, - усмехнулся он.

- Так часто говорят про святых, - уверенно сказала Квази. - И мне кажется, ты заслужил свой...

Гулкий грохот заполнил просторную пещеру. Падали камни. Обвал? Нет, понял Лотт, это старая кладка поддается человеческим рукам. Старый Уль жаждал вернуть кровавый долг и поквитаться с убийцами его семьи.