Но нужно спешить. Раз его нашел Санад, найдут и остальные.

- Война мятежников захлестнула улицы Адулистана, - продолжал Санад. - Люди гибнут сотнями. Я... мне предлагали деньги. Но я ни за что не стану марать себя кровью невинных. Воины должны убивать воинов. Женщины и дети должны жить.

Он посмотрел на него. Не палач. Не убийца. Человек чести, живущий по своим правилам, нарушить которые не способны ни золото, ни угрозы.

Ниджат догадался, почему Санад не принял ничью сторону. Сейги. Благородная заложница. Ниджат умел подмечать детали. Взгляд, брошенный утайкой. Прерывистое дыхание, когда она проходит мимо. Санад любил ее, такую близкую и не доступную для безродного. Сейги погибла, когда люди Ильяса пошли на штурм королевского дворца.

- Что же ты хочешь от меня?

- Я хочу служить для вас, как служил вашему отцу. Я знаю, вы не похожи на братьев.

"Он думает, я другой. Хочет так думать. Знает ли он, что я отправил родную сестру к неверным? Знает ли, что мне на руку, то, что сейчас творят братья, и я пальцем не пошевелю, чтобы прекратить бойню в Адулистане?"

- Ты прав, Санад. Я не похож ни на Ильяса, ни на Вали. Я не воин. Всего лишь ученый. Ты готов служить такому человеку?

- Да, господин.

- Отлично. Приказывай гребцам взяться за весла. Шторм близко. Отчаливаем.

- Куда господин приказывает взять курс?

- На запад. Мы пройдем Путем Пряностей. Вдоль Благого Намерения. К Лихому морю.

- Я считал, господин направит "Длань Прародителя" вдоль русла Златоносной. К городу мудрости, Балидере.

- Санад, никто не любит непослушных слуг. Что сделал бы мой отец, посмей ты возражать ему таким образом?

Санад виновато склонил голову.

Ниджат почувствовал себя более уверенно. Он знал, что королевский телохранитель привык служить. Управлять им будет легко. А через него и командой корабля.

- Санад, - тихо сказал сын верховного халифа. - Я знаю про тебя и Сейги.

Воин вытянулся. Лицо в миг огрубело, пальцы потянулись в сабле, шелковым шнуром прикрепленной к кушаку.

- Я не порицаю, Санад. Любовь не знает границ. Будь моя воля, я дал бы тебе титул и сам вложил ладонь Сейги в твою, скрепляя ваш брак перед ликом Прародителя и вверяя вас Его воле.

Он расслабился.

- Она не заслужила такой участи. Я должен был спасти ее. Ваш отец... Я разрывался между ними. Сидел у его ложа в последние минуты. Сидел и смотрел через окно как пять из семи знатных семей идут на приступ дворца.

- Ты человек чести, Санад. Я рад, что в мире, где долг всего лишь слово, есть такие, как ты. Я знаю, ты хочешь отомстить за нее. Хочешь, чтобы резня прекратилась, а истинно верующие перестали убивать себе подобных. Но нужно смотреть правде в глаза. Мои люди далеко. "Длань Прародителя" не попадет в Балидеру. Ее возьмут на таран корабли Ильяса. Они наверняка уже блокировали притоки Злтаоносной, прекратив сообщение судов между городами. Мы должны покинуть халифат. Но мы вернемся. Скоро. И тогда виновные ответят за все.

Санад трижды поклонился и вышел. Воин знал, что господин не подведет. Если бы Ниджат был так же уверен.

Его город, жемчужина востока, обитель науки и искусства, скоро падет. Ниджат не сможет противостоять братьям в открытом бою. Вали наверняка послал часть армии в Балидеру. Воины возьмут город приступом и отберут все сокровища, бережливо накопленные Ниджатом. Он беден как дервиш, одинок как сирота. Песчинка в океане. Эхо в горах.

Почти одинок.

У него есть люди и верный Санад. У него есть "Длань Прародителя" и его ум.

И у него есть сестра.

Единственная, кто всегда понимал, что халифат медленно умирает. Что бороться следует не за то, что у них осталось, а за то, что отобрали Вихри Смерти. Они должны разрушить Черную Завесу. Иначе Наэри поглотит и людей, и города, в которых они расточительно льют кровь, чтобы получить иллюзию всевластия.

Люди-песчинки среди беспокойного моря гражданской войны.

Но разве не из крупиц состоит пустыня? Разве не из-за эха сходят лавины?

Глава 5

Исповедь

Ему казалось, сердце бьется громче церковного колокола и по этому ритмичному стуку их легко найдут. Ноги шаркали по каменным плитам, вздымая горы пыли, от которой ужасно чесалось в носу. Чтобы не чихнуть, Лотт зажал нос ладонью.

Квази совсем обессилела. Смуглая красавица за день превратилась из полной сил женщины в доходягу, не способную пройти и шага без чужой помощи. Все, на что ее хватало - кое-как завязать шнуровку лифа на платье. Кэт натужно пыхтела. Желтоглазая взвалила на себя неверную и тянула ее вперед как ручной ослик.

Его била крупная дрожь, зуб на зуб не попадал. Лотт постоянно тер воспаленные глаза. В лепнине на стенах чудились демоны и призраки прошлого. Сколько он еще продержится? Час? Дольше? Ломка могильным червем ела внутренности, подбираясь к сознанию. Лотт очень хотел застонать. А еще лучше закричать от всепроникающей боли, но знал, что этим погубит их.

Взобравшись по лестнице, они некоторое время брели по просторным залам дворца Фениксов, стараясь запутать преследователей. Сперва Уль с сыновьями пытался их запугать. Улюлюкал, угрожал вырвать язык девушкам и подтереться им. Это играло на руку беглецам. Они хотя бы знали, куда не следует идти. Теперь разбойники затаились. Опасность могла поджидать за каждым углом.

Они прошли мимо зала для приемов. Лотт увидел королевский трон. Мастера отлили из бронзы двух изящных фениксов, на крыльях которых восседали король и королева. Обглоданные временем костяки проглядывали сквозь бронзу. Венценосных особ заложили известковым раствором и камнями, оставив нетронутыми головы. Поверья гласили, что ребенка король убил собственным мечом, чтобы он не достался обезумевшей толпе. Лотт сглотнул и постарался не смотреть на этот ужас.

Зал некогда был дорого украшен. В углах легко угадывались части гербов с содранным золотом и серебром, труха от мебели, которую толпа разбила в щепки и осколки стекла от стрельчатых окон. Плиты пола когда-то украшала цветная мозаика из малахита. Мастера старательно выложили имена всего рода Фениксов. Теперь литеры превратились в каменное крошево. Разбив малахитовую мозаику, посреди залы лежали три огромных люстры, на каждой из которых могло поместиться до тысячи свечей. Луна проглядывала сквозь пустые проемы, озаряя место казни бледным свечением.

Дворец должен был стать чудом запада, красоваться наравне с Солнцеградом, костяными городами Борейи, Дыханием Алланы, Крыльями Кальса и Эльса...

Но он стал могилой. Безумно дорогой и никому не нужной.

Дворец строили по чертежам Фиосетто. У старого архитектора, благодаря которому возвели Обитель Веры, не хватило сил. Он умер, успев рассказать лишь толику того, что задумал для королей Делии. Но даже то, что мастер передал подмастерьям, потрясало. Дворец возводили сто лет, пять правителей не дождались, когда возложат последний камень и последнее дерево будет посажено.

Кэт нашла каменную лестницу, ведущую на нижний уровень. Ступени закручивались в крутую спираль. Внизу поджидал кромешный мрак. Кэт шла первой, ориентируясь на ощупь, словно слепой на паперти.

Лотт следовал за ней, неся на руках потерявшую сознание Квази. Он насчитал сорок пять ступенек, прежде чем бесконечный спуск кончился. Здесь пахло лавром и розмарином. Кэт зажгла маленькую лучину, чтобы оглядеться.

Они попали на кухню. Если бы у него оставались силы, Лотт поддел бы Кэт, сказав, что даже сейчас ее нюх привел их туда, где должна быть еда. Спустя века пучки засохших трав и кореньев еще лежали здесь, как и брошенная посуда с присыпанным сажей котлом.

Люди покинули короля в трудный момент, и ничто не заставило бы их помочь впавшему в немилость милорду. Говорили, мятежных Фениксов защищали лишь покорившие-ветер. Но желтоглазых было слишком мало. Люди просто убили их вместе с павшей династией.

Со стороны лестницы послышался шум.

Кэт указала на нишу в стене. Раньше через нее повара поднимали искусно оформленную еду прямо в царские покои. Желтоглазая вскарабкалась вверх по каменной кишке, словно заправский воришка, проникающий в дом через дымоход. Лотт подал ей безвольную Квази и протиснулся сам, заложив проем железной крышкой от печи.