Чуть ближе других стояла, видимо, та тварь, что напала на меня дома. На ней больше не было одежды, и я смог ее как следует рассмотреть.
Вопреки первому моему впечатлению, она была не слишком похожа на насекомое. Говоря откровенно, она вообще не была похожа на что-либо привычное. Фасетчатые глаза, нарост под ними, принятый мной ранее за нос, жвала, распиравшие почти человеческий рот (мне даже показалось, я видел зубы) - лицо обрамлял светло-желтый пух. Та часть тела, где у человека располагались бы живот и грудь, была прикрыта панцирем: цельным, как я позже увидел, со спины и разбитым на сегменты спереди и по бокам. Из-под боковых пластин вырастали восемь конечностей. Верхняя пара напоминала лапы трехпалого ленивца, как я себе их представлял: короткое плечо, длинное мощное предплечье и кисть с тремя когтями вместо пальцев. Следующую пару конечностей я поначалу принял за две. У самого основания каждая из них распадалась на два щупальца, похожих на щупальца осьминога: они были значительно длиннее первой пары и сгибались в любую сторону. На них имелось даже нечто вроде присосок, только в центре каждой из них располагался шип. Еще две пары конечностей, похожие на паучьи, служили ногами. Дальше располагалось, видимо, брюшко, так же покрытое броней. В итоге это существо куда более походила на инопланетянина, нежели на плод человеческой мысли.
Чуть позади него я рассмотрел еще двух существ. Если первую тварь сложно было отнести к какому-либо полу, то две другие явно были самками. И не спрашивайте, как я догадался. Обе в полтора раза меньше напавшей на меня особи, они наводили своим видом на мысль, что некто взял человека и насекомое, смешал их, как два куска пластилина и вылепил две гротескные фигуры, поменяв местами некоторые части.
Первая из них напоминала пчелу или осу, на которую вместо полосатой шкурки натянули человеческую кожу. И еще у нее было женское лицо. Абсолютно человеческое, даже симпатичное лицо с нечеловеческим взглядом и сяжками сверху. Кожа была, видимо, почти лишена пигмента, так что через кожу на брюшке просвечивал неопределенный комок внутренностей.
Вторая самка практически ничем не отличалась от пчелы-переростка, но в ее движениях виделось нечто, роднившее ее с человеком. То, как она поворачивала голову, или что-то в издаваемом ею пощелкивании - я не знаю.
Судя по слабо развитым лапкам, они двигались медленно. Зато первая тварь, которую я про себя обозначил как рабочего, двинулась ко мне довольно шустро. Я попытался нырнуть обратно в "свой" кокон, но одно из четырех осьминожьих щупалец скользнуло следом, обхватило меня поперек туловища, и происхождение ожогов, синяков и уколов стало очевидным. Я взвыл и задергался, пытаясь вырваться из болезненного захвата, но ноги меня уже не слушались. От пояса по всему телу прошла ледяная волна онемения, и я понял, что парализован. Еще два щупальца обвили мои ноги, и я оказался вздернут вниз головой. Онемение прошло, но пошевелиться я по-прежнему не мог. Рабочий, тем временем, опустил меня на пол и, не особо церемонясь, начал подтаскивать к себе. В какой-то момент моя голова от сильного рывка мотнулась в сторону, и я увидел, что еще одно щупальце тянет в мою сторону первую из самок. Причем с ней рабочий обращался не в пример аккуратнее.
Наконец я оказался распятым в центре комнаты. Я лежал на спине, чуть повернув голову вправо, так что о том, что происходило слева, где рабочий возился с самкой, мог только догадываться. Но догадываться я не хотел. Я хотел выть. Или хотя бы плакать. Но не мог. Я все видел, все слышал, все чувствовал, но телом своим я не владел. Рабочий дернул меня за ногу, подтаскивая ближе, моя голова повернулась влево, и я наконец понял, для чего я им был нужен.
Я потерял счет времени. Сколько я провел в этом улье? Сколько дней? Месяцев? Лет? Когда жизнь подчинена ритму кормлений и спариваний, календарь как-то ни к чему. Дед когда-то говорил мне, что человек привыкает ко всему. Я был молод и отнесся к этим словам с сомнением. Но теперь я бы согласился с ним. Я бы непременно согласился, будь я в состоянии вспомнить, был ли у меня вообще дед. Вся прежняя жизнь поначалу подернулась дымкой, а затем и вовсе забылась. О ней попросту ничто не напоминало. Рабочий и самки незаметно превратились в Эллис, Розу и Синди. Те, кто раньше казались чудовищами, теперь воспринимались как члены семьи. Рабочая особь - Эллис - вела себя как строгая, но заботливая мать. Она перетащила в гнездо все мои продовольственные запасы. Сама она ела все подряд: пищевые брикеты лопала вместе с картонной упаковкой. Эллис выделяла молочко, которым кормила Розу и Синди. Еще она прибирала за нами отходы. Я питался исключительно брикетами, хотя Эллис страшно злилась из-за того, что я не ел обертку. Она воспринимала это как детский каприз и однажды решила меня перевоспитать. К тому времени яд-парализатор она уже давно не использовала: я быстро понял, что чем больше сопротивляюсь, тем большую дозу яда она впрыскивает, и тем хуже мне потом становится. Поэтому ее нападение стало для меня полной неожиданностью. Эллис накормила меня блестящим картоном, заталкивая его щупальцами прямо мне в пищевод. В итоге я едва не умер. Часть картона я сумел-таки выблевать, часть - переварил, но, видимо, крупные куски что-то все же повредили. Я метался в бреду. Помню только, что горлом шла кровь. Мне виделось, что я бегаю по городу, спасаясь от бродячих скелетов. Скелеты рассыпались по земле даже от слабого удара, но тут же снова вставали. Чтобы убить скелет, нужно было раздавить ему череп. В нем было три стеклянных мозга с грецкий орех размером. Они с хрустом крошились под ногами, но скелетов становилось все больше. Вскоре я оказался загнан на огромное дерево. Где-то здесь я сообразил, что это сон и начал звать Эллис. В тот раз она меня выходила, и больше ни к чему не принуждала - кажется, до нее наконец дошло, что я довольно хрупкий и запросто могу загнуться. Между нами наладился некоторый диалог. Не скажу, чтобы мы беседовали на высокоинтеллектуальные темы, но Эллис больше не применяла ко мне силу, а я научился чувствовать ее недовольство и старался лишний раз его не вызывать.
С Розой и Синди каких-то определенных отношений не сложилось: Синди (та, что была затянута в человеческую кожу) спала, ела и ни на что не реагировала. Взгляд, так напугавший меня вначале, оказался никаким не потусторонним, а просто пустым. С ней мы спарились лишь раз, и больше я к ней не приближался.
Роза больше напоминала домашнего любимца. Я чесал ее лоб между маленькими глазками, она урчала от удовольствия, будто кошка и примерно раз в двое суток откладывала яйцо, после чего я в очередной раз выполнял свои супружеские обязанности.
Яйца Эллис раскладывала по ячейкам. Ячейки запечатывались, но раз в несколько дней вскрывались. Их содержимое Эллис тщательно осматривала, переворачивала и возвращала на место, если все было в порядке. Иногда она находила, что с яйцом что-то не так. Тогда яйцо съедалось, а ячейка, где оно лежало раньше, переплеталось заново. Собственно, само гнездо было результатом труда Эллис. Как я вскоре сообразил, она использовала в качестве основы тот самый, так понравившийся мне, сенной сарай. Передние трехпалые конечности оказались весьма ловкими: Эллис плела новые ячейки с непостижимой скоростью. Вскоре они почти целиком заняли одну из стен. Судя по размерам, из яиц должны были вылупиться существа размером с собаку.
В первые дни своего плена я обдумывал план побега и надеялся, что меня станут искать, но это быстро прошло. Эллис сплела прочные стены, а по поводу спасательной операции меня просветили, когда я только подписывал документы. Рыжий, как таракан, северянин грыз зубочистку, щурился и повторял все то время, что мы бродили по складу с продовольствием:
- Ты теперь сам по себе. Да, парень, сам по себе. Никто тебе не указ. Но и помощи просить не у кого. Да. Но зато ты теперь сам по себе.
В его голосе звучала искренняя радость, и я не мог бы наверняка сказать, радуется ли он за такого же, как он, работягу, или злорадствует над бывшим врагом. Возможно, он и сам не сумел бы точно сказать. Война закончилась так внезапно, что простые ребята, вроде нас, хоть и радовались, но все же чувствовали себя немного обманутыми. Хотелось иногда доказать, что если бы война не закончилась, то мы бы их...
