— А ты?
Сандра грустно улыбнулась и взяла из рук Кристины маленького Марио Феличе.
— За меня не беспокойся, как-нибудь проживу. Я уже нашла своё место в жизни.
Она чмокнула меня в щеку, кивнула на прощанье Гуннару и Леопольду и вместе с Кристиной влезла в двуколку с откинутым верхом, где уже сидели Эльвира и Лючия. Правивший экипажем Пьетро стегнул лошадей, двуколка сдвинулась с места и в сопровождении ехавших верхом Рахима, Фатимы и отца Эдвина миновала радужную арку, которая сразу вслед за этим погасла.
Уже при подъезде к краю «лоскута» Сандра повернулась к нам и послала воздушный поцелуй. А через несколько секунд весь отряд исчез из поля нашего зрения, отправившись в путешествие по Трактовой Равнине…
Я тихо вздохнула и смахнула с ресниц непрошеную слезу. Гуннар ободряюще положил мне руку на плечо, а Леопольд, потёршись о мои ноги, печально промолвил:
— Жаль, что Сандра уехала. Мы только нашли её, а она снова уехала. Я буду скучать по ней.
— Мы все будем скучать, — сказала я, наклонившись и ласково потрепав его короткую шерсть. — Ну, ладно, котик, беги к ребятам. А мы с Гуннаром пойдём не спеша.
Леопольд взмахнул хвостом и понёсся вперёд, к видневшейся вдали пальмовой роще. Мы пошли за ним следом, думая каждый о своём. Лишь на полпути Гуннар сдержанно произнёс:
— А знаешь, Инга, я полностью согласен с Сандрой — она дала тебе дельный совет. Твоя затея с уходом от Владислава с самого начала была глупой и бесперспективной. И ребяческой, к тому же. Взрослые люди так не поступают. Нельзя решить проблемы, убегая от них. Как бы быстро ты ни бегала, они всё равно догонят тебя и опять навалятся со всех сторон.
Я быстро взглянула на кузена. На секунду у меня возникло подозрение, что он подслушал мой вчерашний разговор с Сандрой, когда она поведала мне об истинной подоплёке своего бегства, дала прочесть письма святейшего Илария, в бытность его митрополитом Истрийским, и ознакомила с тайным пророчеством константинопольского патриарха Нестория. Но нет — Гуннар ничего об этом не знал, иначе вёл бы себя совсем по-другому. Такая история способна была выбить из колеи даже самого невозмутимого человека, а кузен был весьма впечатлительным и совсем не умел притворяться. Если бы он что-нибудь слышал, то непременно выдал бы себя своим поведением. Скорее всего, просто почувствовал, что моя решимость скрываться от Владислава дала слабину, и воспользовался этим, чтобы присоединить свой голос к советам Сандры и вкрадчивым нашёптываниям моего внутреннего демона-соблазнителя.
Должна признать, что после беседы с Сандрой аргументов за возвращение у меня прибавилось. Гуннар был совершенно прав, когда говорил четыре дня назад, что я убегаю от Владислава не только из страха за него, но также из страха перед ним. Теперь же я могла успокоиться — если верить пророчеству Нестория, моего мужа миновала горькая чаша мессии или пророка, а мне больше не грозило стать новоявленной Марией-Магдалиной.
Однако это не было единственной причиной моего бегства, имелись и другие, не менее веские, и вот они, к сожалению, оставались в силе. Рассказ Сандры отнюдь не устранил их, а напротив — сделал ещё более серьёзными и непреодолимыми. По большому счёту мне было всё равно, от кого родился Владислав — от земного мужчины или от Духа Святого, — в конце концов, святые отцы утверждают, что все люди дети Божьи. Но я не могла допустить, чтобы моя любовь причинила ему вред, привела его к гибели. Я всеми силами пыталась убедить себя, что Велиал мне солгал, ведь он повелитель обмана и по своему положению обязан лгать, но на каждый мой аргумент всегда находились возражения, самое непробиваемое из которых — что я, как ни крути, всё же дьявольское отродье…
— Я думаю над этим, — наконец сказала я. — Но пока ничего не решила. Пожалуйста, не надо давить на меня. Всё гораздо сложнее, чем тебе кажется.
— Я далёк от мысли, что всё просто и однозначно. Прекрасно понимаю, что у тебя есть… — Он осёкся. — Хорошо, Инга, я не буду давить. Решай сама. Но моё мнение ты знаешь.
— Да, кузен, знаю.
Мы с Гуннаром подошли к пальмовой роще, посреди которой стоял небольшой домик; здесь мы провели последние два дня, пока отец Эдвин и Эльвира искали для Сандры новое убежище. Человеку, незнакомому с особенностями географии Буферного Пояса, показалось бы верхом неблагоразумия скрываться в непосредственной близости от того места на Основе, где рыскали слуги Нижнего Мира. На самом же деле здесь было не опаснее, чем на других Поясных Гранях, — то обстоятельство, что в каждой своей точке Основа соприкасается с бесконечным их числом, надёжно защищало нас от случайного обнаружения.
А что касается целенаправленных поисков по загадочному отпечатку, о котором рассказал на допросе Свен Ларссон, то эту проблему мы решили сразу после эвакуации с Основы. Тут нам здорово помогла установленная на перстне Бодуэна блокировка, позволившая определить, какое именно излучение служило маяком для преследователей Сандры. Как и у любого материального предмета, у перстня была своя собственная аура — но очень слабая, на расстоянии неощутимая, не обладавшая какими-то специфическими особенностями, поэтому принято было говорить, что он не даёт никакого характерного излучения. Среди многих тысяч компонент эманации перстня мы с Рахимом выделили один-единственный, который был заблокирован чарами. Такие же компоненты, но гораздо слабее, мы обнаружили в аурах Сандры и Цветанки и без проблем удалили их. (У Цветанки, как вы, наверное, сами поняли, это осталось от похитительницы, свыше трёх месяцев прожившей в её теле… то есть, конечно, в теле Беатрисы, теперь принадлежащем сестре Владислава.)
Посему нам оставалось только гадать, как могла похитительница на огромных расстояниях улавливать столь призрачное излучение, которое мы переставали чувствовать уже за два-три шага от перстня. У меня, впрочем, возникла одна догадка, но я не стала делиться ею ни с кем — уж слишком она была жуткая. Сама мысль о том, что тело Беатрисы до недавнего времени занимал дух Женеса де Фарамона, повергала меня в дрожь, и я могла представить, как среагируют на это остальные, для которых имя величайшего чёрного мага современности звучало не менее устрашающе, чем любое из имён Сатаны.
На крыльце дома сидели Цветанка и Беатриса, у их ног лежал, греясь в лучах вечернего солнца, Леопольд. Девочки о чём-то беседовали друг с дружкой, каждая из них говорила на своём родном языке, а кот выступал в качестве толмача-переводчика и справлялся со своей ролью блестяще.
Приблизившись к ним, я спросила:
— А где же Марк?
— За домом, хлопочет над очагом, — ответила Беатриса. — Хочет приготовить на ужин барбекю из поросячьей тушки, которую оставили нам несториане. — Она улыбнулась. — За время нашего путешествия Марк стал отличным поваром.
— Тогда я помогу ему, — сказал Гуннар. — А ты, Инга, оставайся здесь, — добавил он, заметив, что я собираюсь пойти с ним. — Не то сразу начнёшь командовать и испортишь нам всё удовольствие. Готовить барбекю — не женское дело.
С этими словами кузен направился за угол дома, Леопольд последовал за ним, а я, проводив их взглядом, присела на крыльцо между девочками. Цветанка склонила голову к моему плечу.
— Инна, — спросила она. — Когда мы поедем к Володиславу? Я так соскучилась по нему.
— Уже скоро, душенька, — ответила я. — Сегодня заночуем здесь, ты ещё очень слабенькая, а завтра с утра… в общем, завтра посмотрим.
Цветанка крепче прижалась ко мне.
— Я боюсь, Инна. А вдруг ему не понравится, что я… что я так изменилась? Если он не будет любить меня в этом теле?
— Не беспокойся, будет. Обязательно будет.
Лицо девочки озарила робкая улыбка:
— Ты так думаешь?
— Я в этом уверена.
Сестрёнка Владислава постепенно оправлялась от шока и сегодня уже выглядела не такой апатичной и подавленной, как вчера. О позавчерашнем дне и говорить нечего — когда Цветанка обнаружила, что оказалась в чужом теле, с ней случилась настоящая истерика, и я была вынуждена наслать на неё сонные чары, чтобы она не наделала глупостей. К счастью, дети легко ко всему привыкают, и Цветанке понадобилось лишь два дня, чтобы более или менее смириться с происшедшим. Она даже нашла себе утешение в том, что так быстро выросла и стала почти взрослой девушкой — а об этом мечтают все без исключения девочки её возраста. К тому же Цветанка не могла не признать, что ей досталось замечательное тело — не просто красивое, а по-настоящему прекрасное, совершенное настолько, насколько это вообще возможно в нашем несовершенном мире.