- Костенька, я пойду позвоню другу, а ты смотри мультик. Смотри внимательно, а потом мне расскажешь, найдут они хранилище или нет.
- Хорошо.
Дядя Петя встал с дивана, и Костя вздохнул свободнее. Наконец-то! Вали и не возвращайся.
Не возвращался дядя Петя долго, Костя уже успел посмотреть следующую серию «Чипа и Дейла» и даже подумать, что тот вообще не вернётся. Может быть, он ушёл из квартиры в магазин, например, или к этому своему другу. А вдруг повезёт? Нужно проверить.
Костя бесшумно прошмыгнул по коридору и, коснувшись ручки закрытой двери маминой спальни, чуть толкнул дверь вперёд. Недавно смазанные петли не скрипнули. Костя увидел дядю Петю сидевшим на кровати в странной позе. Он слегка отклонился назад, словно очень устал. Широко расставил ноги. В одной руке дядя Петя держал телефонную трубку, а другой трогал себя там, двигал рукой быстро, словно хотел оторвать или выжать. И при этом шептал в трубку, что он «трахает медленно и глубоко, потом быстро, резко, до самой глотки достаёт». Что «его мальчик» самый красивый, что он «шлюшка, развратная и наглая сучка». Что у него соблазнительный ротик, что он хочет трахнуть его в ротик, а потом в задницу. Что он любит сладкие попки нежных мальчиков… Что у маленьких мальчиков очень сладкие попки. А потом дядя Петя выдохнул Костино имя и тот не смог сдержаться, охнул, тут же зажал рот рукой. Дядя Петя открыл глаза, быстро повернулся в его сторону и блаженно улыбнулся, облизываясь. Он громко выдохнул и обмяк, повалился на кровать…
Костя метнулся в коридор. Сердце бешено стучало в его груди, как угорелое, как в мультике про Балу, рвалось из груди наружу. И перед глазами кружили звёздочки. К чёрту маму! К чёрту её уговоры! Костя не будет оставаться с дядей Петей в одной квартире. Он плохой, плохой, плохой! Он хочет сделать Косте плохое. Он уже почти… почти. Он его трогал, он считает, что у мальчиков «сладкие попки». У Кости «сладкая попка»… И он может, может её «трахнуть», если захочет.
- Извращенец, маньяк, урод… - Костя прыгал через две ступеньки, он бегом бежал на улицу. На лестничном пролёте между пятым и шестым этажом он споткнулся и чуть кубарем не полетел вперёд. Вовремя успел схватиться за перила и удержать себя от падения. По щекам его потекли слёзы обиды и ужаса. В его квартире сидит маньяк и хочет «трахнуть его сладкую попку», хочет… - Мама… вернись, мама…
Костя выскочил из парадной и побежал к трубам, там, за трубами в кустах было укрытие местных мальчишек. Они там играли в карты по вечерам и курили. Костя знал, что ему будут там не рады, но он сможет напроситься. У него есть знакомый, сосед с восьмого этажа – Гарик. Гарик хоть и старше его на два года, но он не прогонит Костю… Пока мама не придёт, он будет сидеть там. А потом он всё расскажет, расскажет маме про дядю Петю, про его извращения, про то, что он маньяк и урод… Обязательно расскажет! Пусть только она вернётся. Мама… ну пожалуйста, вернись быстрее.
Мама вернулась только на следующее утро и подняла на ноги всё местное население. Искали Костю до десяти часов утра. А потом Гарик случайно сказал, что видел, как Костя прятался в кустах за трубами.
Мама, конечно, не поверила Косте. А Костя не стал настаивать. Он был слишком уставшим и напуганным. А потом стало уже поздно. Страх пророс под кожу, укоренился внутри Кости. Если тебя что-то пугает, нужно бежать, бежать далеко от этого, не оглядываться.
Лаврив сидел на переднем сидении рядом с Костей и молчал. Бросал короткие внимательные взгляды, но ничего не говорил. В Выборге было хорошо. В одном номере, на сдвинутых кроватях, за закрытыми дверями. А теперь каждый должен был ехать к себе домой. Завтра на работу.
- Я не хочу ехать домой, - честно признался Костя, глядя на Лаврива. Тот сдержанно поджал губы, оценивающе глядя на Костино лицо. Предложение было неприкрыто нетактичным, но после того, как они занимались сексом пять часов подряд вечером, а потом ещё два часа утром, Костя имел право быть слегка нетактичным. Даже больше того, он считал, что может поставить вопрос ребром. Людка с ним больше не живёт, у него большая двушка, а Лавривскую квартиру-студию можно сдавать. Костя впервые за долгое время строил планы. Быть может, вообще впервые страстно желал исполнения задуманных планов. И идти на уступки не хотел. Иначе ни черта не получится, как всегда. Лаврива отпускать далеко было нельзя, и Костя понимал, что дело не только в его вдруг появившихся чувствах, а и в характере самого Феди, который тоже предпочитает «всё или ничего».
- Поехали ко мне, - сказал Лаврив и смахнул со лба мешающиеся кудряшки. Улыбнулся светло и беззаботно. – Покажу тебе свои маятники.
- Маятники? Коллекционируешь?
- Сам делаю, - не без гордости в голосе ответил Федя. – Заболел после «Игры в бисер» Гессе. Читал?
- Нет. Но знаю, что там про какую-то школу.
- Про методы воспитания, - Лаврив повернулся к Косте всем корпусом и положил руку ему на плечо, погладил. Если бы не усталость, Костя бы не смог спокойно отреагировать на такой жест. Но сейчас ему хотелось воспринимать руку на плече, как руку поддержки и одобрения и никак не больше. Хотя что может быть больше? – У меня больше двух тысяч маятников. Когда они двигаются синхронно, нельзя оторвать взгляда. Я иногда по получасу смотрю. Это может сравниться разве что с сексом, - понизив голос до интимного шепота, закончил Лаврив. И на это Костя уже не смог не отреагировать. В салоне автомобиля мгновенно стало жарко и как-то слишком тесно.
- Блин, ты так аппетитно рассказываешь, что я уже обожаю твои маятники. Заочно.
- Есть маятники, посвящённые людям, которые имели для меня значение. Есть даже посвящённый тебе.
Костя присвистнул и громко рассмеялся.
- Представляю, что это за приспособление! Наверное, самое мелкое и постоянно ломающееся.
Лаврив тоже засмеялся и провёл ладонью по Костиной шее сзади. Ласково и возбуждающе одновременно.
- Он ещё не закончен. Я над ним работаю.
- Звучит обнадёживающе.
- Тебе понравится. Он похож на тебя… экспрессивный, механизм с характером. Он пока чуть-чуть спешит, но я найду способ выровнять его ритм.
- Конечно, найдёшь. Он же не против. Уже не против…
Костя никогда не целовался в парадной. Всегда считал это глупым ребячеством. Куда как лучше целоваться дома, удобно сидя на диване, чтобы можно было тут же и продолжить. А теперь он зажимал Лаврива в углу, мешая тому открывать дверь. Это было божественно, особенно эти Лавривские всхлипы заложенным носом, словно его уже… И Костя знал, что будет и это, потом, а пока и так приятно и хорошо тут потираться спиной о стену и лапать руками тощую прохладную спину и живот. И ещё можно за задницу полапать. Дядя Петя был несомненным уродом и маньяком, но теперь Костя мог понимать, что ему тоже не было хорошо от своих извращений. Куда лучше, когда по согласию можешь получить всё, что только ни захочешь.
- Давай войдём уже, - Тутти-Фрутти пьяно смеётся и облизывает Костины губы, а потом отстраняется немного, позволяя тискать свою задницу, и открывает дверь. Два оборота. И дверь подаётся вперёд.
Костя всё ещё увлечённо целует шею Лаврива, обнимая со спины за пояс. И не сразу понимает, что тот напрягся. А потом поднимает голову и смотрит из-за плеча Феди вглубь квартиры. Следует за ним. Шаг за шагом…
Костя видел такое только в фильмах про бандитов. Главный герой прятал что-то в своём доме, а ночью приходили бандиты и переворачивали дом вверх дном в поисках украденного. Только они не писали на облитых кислотно-зелёной краской стенах «Смерть пидарам!» На стенах, на окнах, на потолке… «сдохни пидар», «я тебя убью пидар сраный», «гореть тебе в аду сука-пидар!» Всюду было разбитое стекло, рваная одежда, сломанные маятники, рассыпанные по полу металлические шарики…
Костя крепче прижал к себе Лаврива. Тот дрожал и молчал. Молчание было убийственным, и с каждой секундой всё больше причиняло Феде боль. Костя чувствовал это, но не мог ничего сделать. Ему казалось, что это его первые, дрянные мысли вернулись бумерангом, снеся им обоим голову. Но он никогда бы такого не сделал! Может быть, подумал, может быть, рассказал бы Лёшке, но ничего больше! Никогда бы не сделал такого. Наказание.
