Еще видна изящно вылепленная кисть с неухоженными, обломанными ногтями. На запястье небольшая царапина.

У Ксавата сжалось сердце. Он почему-то не мог отвести глаз от царапины. Плохо, очень плохо, просто хуже некуда… Это ощущение возникло само собой, а потом ушло, оставив тоскливый осадок в душе.

Сглупил. Не надо было соваться в переулок с кофейнями… Вот тебе и гадание, срань собачья.

Для Клетчаба Луджерефа эта крохотная царапинка на запястье у незнакомого парня означает смерть.

Почему-то он знал об этом, знал наверняка. Впрочем, перышко ведь не простое, в храмах Безмолвного негодным товаром не торгуют.

Его сердце кое-как выбралось из невидимого капкана. Нет, он не согласен! Не на того напали!

Царапина пустяковая. Тонкая черточка на гладкой молодой коже, Ксават и заметил-то ее не сразу. Ни покраснения, ни припухлости. Ничего зловещего.

Что теперь надо сделать? Надо к парню подойти и выведать, где руку оцарапал. Ответ на этот вопрос – ключевая информация: то, чего Ксавату надлежит остерегаться.

Получив конкретное предупреждение, старый хасетанский мошенник сумеет увильнуть от неприятностей, не впервой.

– Э, молодой человек!

Ксават обратился к нему властно, с оттенком пренебрежения – высокородному господину в солидном возрасте позволительно разговаривать так с молодым деревенским простаком.

Парень повернулся.

– Срань собачья!.. – вырвался у Ксавата изумленный возглас.

– Это вас так зовут? – огрызнулся Ник.

Трудно сказать, что поразило Ксавата больше: то, что молокосос ему дерзит – или то, что вот он, живой и здоровый, ест пирожные в слакшатской кофейне вместо того чтобы страдать в Убивальне. Как он, скажите на милость, оттуда выбрался?!

Это невозможно. Этого просто не может быть… У Ксавата мелькнула даже дикая мысль, что Король Сорегдийских гор на сей раз прикинулся иммигрантом из Окаянного мира – но нет, хватил через край. По времени не сходится. Ник ведь служит у сестры Миури, и та взяла его из Нойоссы задолго до того, как Сорегдийская тварь отправилась на очередную прогулку.

Но каким образом он избавился от хвыщера и сбежал из Убивальни?

– Ты со мной так не разговаривай, срань сопливая, – потрясенно прошептал Ксават. Фраза вырвалась почти машинально, в то время как в голове у него что-то мельтешило, словно трепетали на ветру изодранные документы.

– Сами вы срань, – снова огрызнулся мальчишка.

Он напрашивался, и Ксават замахнулся дать ему оплеуху, но Ник с неожиданной ловкостью парировал удар, вскочил и отступил в сторону, на середину маленького зала – верно, для того, чтобы не было риска разбить аквариум.

Тем лучше, мимоходом отметил Ксават. Ежели чего, за эту стеклянную срань придется деньги платить.

Вдруг обнаружилось, что дерется Ник довольно-таки неплохо, блоки ставит грамотно, и ловкости ему не занимать. А ведь в Эвде он показал себя беспомощным размазней!

Одно из двух: либо в тот раз он был обдолбанный, либо в Убивальне его малость поднатаскали перед тем, как выпустить на арену. Видимо, его дебют состоялся вскоре после того, как Ксават с охотниками отбыл из Ганжебды. Повезло паршивцу – противник ему достался такой же слабый, как он сам, не из профессионалов; Ник худо-бедно победил и получил свободу. Так, что ли, все было?

Эти предположения мелькали обрывками, в то время как охваченный праведным негодованием Ксават пытался побить наглеца. Раза три-четыре достал, но расквасить ему физиономию, как в прошлый раз, нипочем не удавалось. Эх, жаль, нельзя пустить в ход нож – вокруг свидетели.

Те реагировали бурно. Официант и какой-то недотепа с веником метались вокруг и тараторили, стращая полицией. Тонко и пронзительно визжала женщина. Ксават сперва подумал на белобрысую стерву, но та смотрела на дерущихся мужчин молча, с развратным холодноватым интересом, чуть сощурив свои длинные накрашенные глаза. А в отчаянном визге заходилась рыхлая дама за столиком возле входа, ее супруг беспомощно поглядывал то на нее, то на Ксавата с Ником.

Все эти моменты Ревернух отмечал боковым зрением, вскользь. Сейчас он наломает обнаглевшему сопляку! Удалось прижать того к стойке, в опасной близости от витрины с десертами, однако тут Ксавата скрутили и оттащили.

Цепняки пришли!

Он не стал вырываться, но внутренне ощетинился, приготовившись качать гарантированные законом права – старые, еще хасетанские рефлексы.

Бестолковый малый в форменной куртке с вышитой чашкой подскочил и огрел его веником.

– Ср-р-рань! – зарычал Ксават, раздувая ноздри.

Вот это уж точно незаконно…

– Ты, остынь, – осадил коллегу более рассудительный официант.

– А чего он на клиента напал! – ответил раскрасневшийся парень, довольный тем, что внес-таки свою лепту в скандальное происшествие. – Пришел тут с улицы…

Ревернух желчно скривился. Ага, он для них никто, а невзрачно одетый Ник в «фермерских» ботинках – его высочество Клиент, потому что пил в ихней паршивой забегаловке кофе и слопал пирожных на энную сумму денег.

– Я вашу сраную кофейню прикрою!

– Выбирай выражения, здесь приличное общество, – холодно посоветовал тот, кто его держал.

Хватка разжалась, Ксавата грубо пихнули к стене. Вот номер: это не цепняки, а Дэлги, псих-гладиатор из Ганжебды! Ксават узнал его, хотя на этот раз чокнутый головорез был одет, как аристократ. Костюм из переливчатой ткани бронзовых оттенков, с вышитыми драконами, дорогие ботинки, еще и браслет с изумрудами где-то стибрил. Но свирепая физиономия та же, и длинные жесткие волосы невнятно-бурого цвета те же, ни с кем не перепутаешь.

– Кто вы, собственно, такой? – Ревернух скрепя сердце заставил себя задать вопрос вежливым тоном. Псих ведь, мало ли что.

– Я телохранитель этого молодого господина, – Дэлги кивнул на Ника. – Что вам от него нужно?

На тебе, вон какой расклад…

– Нужно, чтобы он знал свое место! – сварливо ответил Ревернух. – А то совесть молокосос потерял, насрал на все, нагрубил, оскорбил уважаемого человека…

– Он первый подошел и оскорбил меня, – возразил Ник, так и стоявший возле стойки.

– Смотри-ка, на лице никаких следов побоев! – смерив его взглядом, с веселым удивлением отметил Дэлги. – Куплю тебе за это пирожное.

– Я уже их наелся.

– Тогда пошли.

Ага, сразу ясно, кто здесь главный – «молодой господин» или головорез-телохранитель!

Дэлги выложил на стойку крупную купюру, дал щедрые чаевые официанту и засранцу с веником.

Чуть выждав, чтобы не оказаться вместе с ним в темном переулке, Ксават тоже шагнул к двери, но к нему прицепился официант: платите, сударь, за битую посуду. Уже ведь заплачено! Так то другая сторона заплатила, невозмутимо возразил официант, а драку устроили вы. Цепняками пригрозил, протоколом… Пришлось заплатить, чтобы не было бучи. Можно подумать, паршивенькие чашки и блюдца у них на вес золота!

Убравшись подальше от дрянной забегаловки, Ксават не спеша побрел по бульвару с оранжевыми и розовыми фонариками, размышляя о приключившейся срани.

Ежели на службе узнают, что он подрался в кофейне, стыда не оберешься… Хотя, какая там служба, после того как он наговорил чего ни попадя высочайшему советнику Варсеорту цан Аванебиху и, пренебрегая министерским заданием, укатил сначала в Ганжебду, а потом в Слакшат? Уволят его со службы. Ну и насрать. Самое время вспомнить о том, что хасетанскому вору западло работать на государство.

А Ника он убьет. Или стравит с Келхаром (пускай друг дружке перервут глотки из-за Элизы), или кому-нибудь закажет, или еще как подставит. Клетчабу из-за него досталось веником. Такого не прощают.

Когда он думал о Нике, его разбирала злость напополам с любопытством: что за корысть связывает юного проходимца из Окаянного мира и полусумасшедшего гладиатора? Небось, какое-то дельце на миллион… Или, может, Ник, спасая свою жизнь, посулил психу Дэлги хороший навар и теперь вынужден голову ему дурить? Но по-любому выходит, что Ник – пройдоха тот еще, хотя у него молоко на губах не обсохло. Ничего, Клетчаб Луджереф еще хитрее. Нику не жить.