Очнувшись, Ник обнаружил себя на тюфяке, уже без кляпа. Правая ладонь побаливает, рука забинтована.

Дэлги сидел рядом, возле изголовья стояла знакомая консервная банка, сверху замотанная тряпкой.

– Получилось? – прошептал Ник.

Гладиатор удовлетворенно ухмыльнулся.

– Хочешь посмотреть на хвыщера?

– А где он?

– Здесь.

Сняв тряпку, Дэлги осветил содержимое банки лучом фонарика.

Влажный беловатый студень пронизан черными жилами с пульсирующими узелками. Выглядит зловеще.

– Черное – это и есть хвыщер. Нравится?

– И оно было во мне?..

Ник откинулся на тюфяк. Ему стало нехорошо.

– Если тошнит, вот тазик. Завтра утром отправляемся в путь.

– А где Люссойг?

– Рвалась сюда, потом убежала. Надеюсь, вернется живая. Донат Пеларчи охотится не на нее, но убить еще одного оборотня не откажется – это же его кусок хлеба с маслом.

– Мы можем ей помочь? – глядя, как Дэлги снова тщательно укутывает банку с цевтачахом и хвыщером, спросил Ник.

– Да не переживай за нее, нашего брата оборотня просто так не обидишь. Мы сами кого хочешь обидим.

– Я говорю серьезно.

У Ника не было настроения поддерживать эту игру и слушать байки. Он не влюбился в Люссойг, но… Все-таки она его первая женщина, их связывает больше, чем просто знакомство. Он не хотел, чтобы какой-то Донат Пеларчи ее убил.

– А я тоже серьезно, – с ухмылкой возразил гладиатор. – По-твоему, я не оборотень?

Ник заподозрил, что остатки иллихейского самогона были использованы не только для дезинфекции.

– По-моему, нет.

– Ладно, как скажешь… – Дэлги вздохнул с наигранным огорчением.

– Мы можем спасти ее, взять с собой? Забрать отсюда, чтобы она смогла жить нормальной человеческой жизнью?

– Ник, нормальной человеческой жизнью живут люди. А Люссойг – другое существо, она только притворяется человеком, – Дэлги говорил нарочито терпеливо, еще чуть-чуть – и это сошло бы за издевку. – От чего ты собрался ее спасать? У вас есть сказка о Золушке: часы пробили двенадцать, и карета превращается в тыкву, кучер – в крысу, и так далее. Здесь происходит то же самое. Когда время Люссойг закончится, она больше не сможет сохранять человеческий облик, и лучше бы ей находиться в этот момент на своей территории, иначе ее ждет незавидная участь. Такие уж у нас законы природы.

– Понятно… – он подавленно кивнул.

– Зато Люссойг умеет получать от жизни удовольствие, несмотря ни на какие неприятности и удары. То, чему должен научиться ты.

Ник так и не нашелся, что на это сказать. Только смотрел на Дэлги, угрюмо и немного растерянно.

Примчавшаяся к ужину, Люссойг потребовала, чтобы ей показали хвыщера. Когда Дэлги открыл банку, она заглянула внутрь и злорадно спросила:

– Попался, цевтяк? Так тебе и надо, будешь знать, как мое красивое платье есть, хоть оно и в повидле! Попался, бе-бе-бе!

Новое платье она уже успела помять и испачкать.

– Теперь я знаю настоящую тайну… – Ее влажные темные глаза сияли из-под нечесаных волос, как два болотных светляка, а голос звучал задумчиво. – Дэлги, ее надо хранить или можно кому-нибудь рассказать?

– Хочешь – храни, хочешь – рассказывай, мне не жалко. Только при мутильщиках не проболтайся, им не понравится, что кто-то посторонний об этом знает.

– Ну, я же не глупая! Ты не думай, я помню все-все, что ты говорил. А тайну буду хранить. Может, скажу по секрету кому-нибудь, кто мне очень-очень понравится. У меня еще никогда не было своей тайны, только драгоценности и монетки, и еще ржавый старинный нож с красивой рукояткой.

После ужина Дэлги развернул карту и начал расспрашивать Люссойг об окрестностях. Ник лежал на тюфяке, ладонь уже не болела – мивчалга ускоряет регенерацию тканей в несколько раз. Были бы на Земле такие лекарства… Здешняя техника отстает от земной, и развивать ее никто особенно не старается – на протяжении нескольких столетий одно и то же, иллихейцам этого хватает – зато медицина, если сравнивать, на заоблачном уровне.

– …Вот где лугурды ходят, – показывала Люссойг. – Потом смотри, в этих и этих местах никто не живет, но можно встретить людей из города, которые собирают всякое – то, что растет на болоте. А в топях есть народ. Мимо вот этой зыбучки не ходите, там сидит злющий грубиян, и щупальца у него длинные-предлинные, до гати достанут, если он близко подберется. Вот здесь, по краю этого озера, запросто пройдете, и никто не нападет – знаете, почему?

Она склонила голову набок и лукаво усмехнулась.

– Почему? – спросил Дэлги.

– А потому, что хозяйки нет дома! Я же здесь. Вы, когда мимо пойдете, киньте туда что-нибудь красивое, я потом вернусь и найду. Только не говори, что это будет. Хочу сюрприз.

– Хорошо, – серьезно пообещал Дэлги. – Когда вернешься домой, ищи на дне наш подарок.

– Дальше Луковичный лес, люди туда гать настелили, а чего после него, я не знаю. Говорят, человеческого жилья там нет.

Он что-то пометил на карте.

– Трахаться будем? – нетерпеливо спросила Люссойг.

– Подожди, сначала я у Ника шов сниму.

Разрез уже успел зарасти. В центре ладони остался двухсантиметровый шрам, пока еще розоватый, припухший.

– Жалко, что уходите. Ник симпатичный и ласковый, я таких люблю, а ты трахаешься лучше всех и много рассказываешь. Приходите когда-нибудь еще! Если что, я вам еще одного цевтяка поймаю, делов-то немного его изловить…

Ник промолчал, ему не терпелось отсюда вырваться. А Дэлги, как ни в чем не бывало, отозвался:

– Может, когда-нибудь и увидимся. Надеюсь, ты к тому времени станешь чуть поумнее.

– Да уж стану! – заверила Люссойг.

– У тебя еще не вылетело из головы, что в город приехал Донат Пеларчи, один из самых опасных в подлунном мире охотников? Его ученик тоже, говорят, отчаянный парень, особенно по части рукопашных драк. Если встретишь их, беги без оглядки. Они с тобой трахаться не будут, сразу убьют.

– У меня время скоро кончится.

– Тогда, может, пойдем отсюда вместе? Ты – к себе в озеро, а мы с Ником – дальше через болота.

– Не-е-ет! – она возмущенно замотала головой. – У меня же еще целых три дня времени! Чего захотел, чтобы я мало погуляла…

Ник смотрел на нее со смутным щемящим чувством. Ясно, что в город она все-таки пойдет. Если повезет, ее там не убьют, если не повезет – убьют. От него ничего не зависит.

Проводить их на следующий день Люссойг не пришла. Видно, у нее нашлись дела поинтересней в другом месте.

Погасив свечи, Дэлги отдернул штору, отпер дверцу в решетке. Спрятал ключи под циновками в углу пещеры. На запястье у него болтался на ременчатой петле электрический фонарь, к поясу были пристегнуты два внушительных ножа и меч.

Ник стоял с факелом возле решетки, тоже с мечом и ножом на поясе. Непривычно. Меч, хотя и не такой длинный, как у Дэлги, оказался более тяжелой штуковиной, чем он себе представлял. Пока что этот аксессуар только мешал. Хотя, конечно, лезть в здешнее густонаселенное болото с оружием не так страшно, как без оного.

В одной из трех дорожных сумок находилась банка с цевтачахом и хвыщером. После операции Ник с ней не расставался; даже когда выходили из пещеры по нужде, брал с собой. Так велел Дэлги. Иначе хвыщер почувствует, что потерял прежнего носителя, и попытается вернуться обратно.

– Идем!

Дэлги захлопнул дверцу. Лязгнули автоматические замки. Просунув руку меж прутьев, он задернул штору, потом подхватил сразу две сумки и забрал у Ника факел. Ник забросил на плечо ту сумку, где лежала банка с паразитом.

Сырые каменные туннели вели то вверх, то вниз, то снова вверх. В темноте таинственно и привлекательно мерцали зеленоватые разводы, но когда их озарял свет факела, они превращались в неряшливые лохмы буйной плесени. Гладиатор, видимо, знал дорогу и уверенно ориентировался по незаметным для Ника признакам.

Продолжалось это странствие часа полтора, не меньше. Дэлги дважды менял факелы. На последнем участке сначала ему, а потом и Нику пришлось пригнуться. Потолок стал ниже, сквозняк сильнее. Впереди забрезжил тусклый серый свет.