– Ты думаешь, тот, кто заблудился в этих горах, сможет найти обратную дорогу без моего на то позволения? – горный призрак ласково улыбнулся. – Они блуждают неподалеку от нас, ходят кругами. Дожили, русская мафия устраивает разборки на моей территории! Пожалуй, сначала я разберусь с ними, потом с тобой.

Прикосновение к запястью, вроде слабого укола или укуса насекомого. То, что прикоснулось, ускользнуло из поля зрения раньше, чем Ник успел это рассмотреть. Он почувствовал, что вот-вот уснет. Его подхватили и подняли над скалами, и сверху – с высоты третьего-четвертого этажа – он увидел своих недругов. Те брели, растянувшись, и угрюмо переругивались («Север, бля, там!» – «Не, бля, вон он где!»), и позади, за их спинами, скалы беззвучно и медленно сдвигались, перекрывая проход… Или у Ника просто кружилась голова?

А навстречу им спускалась по склону стройная девушка в белом платье, у нее были желтые волосы до пояса, даже еще длиннее. Точь-в-точь та придуманная Ником девушка, о которой он рассказывал Марку в столовой. Идет прямо к ним, ее же вот-вот заметят!

Ник хотел крикнуть, предупредить, но сумел издать только слабый стон. Глаза слипались, он больше не мог бороться со сном.

Донат и Келхар приехали в деревню только под вечер. И то не сами приехали – пятнистую охотничью машину привел на буксире местный трактор.

Дважды Истребитель Донат Пеларчи, большой, разгневанный, с темным набрякшим лицом, сейчас был особенно похож на грозовую тучу, вдобавок перенасыщенную электрическими разрядами. Знал бы он, кто разбросал на дороге около озера Нельшби «пасмурную колючку» – окаянный пакостник не ушел бы от него живым.

– Что вы хотите – быдло! – презрительно процедил Келхар цан Севегуст, скривив в высокомерной гримасе бледное напряженное лицо с признаками аристократического вырождения. – Оно – быдло то есть – решило, что это остроумная шутка. Быдлу дали гражданские права, однако оно всегда останется быдлом и понимает только один довод – хорошую порку.

Длинные висячие усы Ксавата задрожали от ярости.

– Истинная правда, – поддакнул он мерзавцу аристократу. – Поймать, кто это сделал, и публично запороть, а потом бросить в озеро, и поделом! Тамошняя глиста чуть не оприходовала монахиню с мальчишкой – слышали, да? И это средь бела дня, в нескольких шакрах от Поперечного тракта! А местная полиция не чешется… Где мы, спрашивается, после этого живем, в Империи или в заднице?

– Не оскорбляйте державу, господин цан Ревернух, – сухо возразил Келхар. – Речь идет всего лишь о зарвавшемся быдле, которое напакостило и трусливо спряталось.

В груди у Ксавата опять шевельнулась саднящая ненависть. Если негодование Доната наполняло его тайным удовлетворением (злишься, тупак, и не знаешь, что сделал это не какой-нибудь обормот, а уважаемый человек!), то высказывания Севегуста оскорбляли, как пощечины.

Клетчаб Луджереф из Хасетана и фальшивый Ксават цан Ревернух для этого аристократишки – быдло! В свое время Клетчаб от таких натерпелся… Ему, безродному, путь в ихнее избранное общество был заказан; он мог разве что обыграть их в пирамидки, ежели удавалось раскрутить тупаков на игру. Все они одинаковые. Высокородный Келхар кичится своим происхождением, хотя его предки свое фамильное достояние просрали, а то с чего бы он подался в ученики к охотнику? Или, может, ради острых ощущений? Но сразу видно, что в карманах у парня пусто. Один гонор.

– Нельшбийская тварь давно уже не покидает свое озеро, – угрюмо сказал Донат. – Это почти неразумное животное. Те из них, кто не совершает вылазок в мир, постепенно теряют интеллектуальные способности. Чего не скажешь о нашей дичи.

Это вернуло разговор к теме, ради которой они встретились в комнатушке с низким потолком и коллекцией дешевых оберегов на серых, как оберточная бумага, стенах.

Гостиницы в деревне не было, только пара отдельных номеров в трактире, и те, кто нуждался в ночлеге, квартировали у местных жителей. Сейчас тут наплыв – из-за «пасмурной колючки», изодравшей не одну дюжину колес. Ксават подумал, что, ежели эти деревенские не совсем тупаки, они теперь будут специально время от времени что-нибудь такое на дорогу подбрасывать.

Окно с разложенными между рам засушенными букетиками смотрело на курятник. Напротив – покосившийся сарай, по огороженному забором дворику бродит белая и пестрая домашняя птица, роется в пыли, пьет воду из ржавого корытца. Старушка, у которой они остановились, ничего лучшего предложить не могла.

– Отвратительная конура! – брезгливо проворчал цан Ревернух, желая показать цан Севегусту, что он тоже получил изысканное воспитание. – Все засрано этими курами, куда ни сунься – можно испачкаться. Благородному человеку в таких условиях остается только плеваться!

– Деревня есть деревня, – со скукой в голосе, вроде как ни к кому в отдельности не обращаясь, заметил Келхар. – Истинно благородный человек не станет плеваться ни при каких условиях. Плевки – самовыражение быдла.

«Вот же ты пиявка!..» – подумал задохнувшийся от злости Ксават.

И обратился к старшему охотнику:

– Вы можете определить, как далеко от нас находится дичь?

– Только направление, а не расстояние. Он на востоке. Я ворожу каждую ночь. Если представить какую-то территорию и находящихся там людей в виде математического множества, то ворожба позволяет определить, входит он в это множество или нет. Вычислить его точное местонахождение невозможно.

Ксават сердито кивнул. Математику ему пришлось с горем пополам одолевать по книжкам (поскольку заодно с новым лицом и именем ему достался диплом Раллабского университета, будь он трижды неладен), так что Клетчаб Луджереф давно уже был образованным человеком, однако по-прежнему не любил, когда кто-нибудь тыкал ему в нос своей ученостью. Не любил, и все тут.

– Если мы кого-то заподозрим, ваша ворожба поможет определить, он – не он?

– Нет, – мрачно вздохнул Донат.

Вот тебе и множества, одна срань собачья!

– А есть какой-нибудь способ?

– Я слышал о специальных очках, сквозь которые можно увидеть истинный облик любого существа. Человек будет выглядеть как человек, а оборотень… видимо, сразу станет ясно, кто он такой. Говорят, там особые разноцветные стекла. У меня таких очков нет, это большая редкость. Оборотни заинтересованы в их уничтожении.

Возможно, когда-то в далеком прошлом такие очки прошли через руки Клетчаба, и он их продал как бесполезную безделушку?..

– Стало быть, тварь может находиться совсем рядом, в соседнем доме? – У Ксавата от такого предположения мурашки по спине поползли.

Донат сперва кивнул, но потом в раздумье произнес:

– Вряд ли. Мне сдается, он пока на изрядном расстоянии. Но вы на всякий случай держите под рукой нож.

– У меня десятизарядный автоматический пистолет.

– Засуньте подальше в чемодан. Известно, что пули его не берут. Я полагаю, он изготовил себе хороший оберег от пуль. И вряд ли это амулет, который можно украсть или отобрать. Скорее всего, оберег спрятан внутри его человеческого тела, какая-нибудь косточка или хрящ… При его знаниях и опыте это немудрено.

Речь Доната становилась все более тягучей, паузы между фразами – все более длительными, и Ревернуха это все больше раздражало. За окном бестолково копошились куры.

– Остается холодное оружие и искусство рукопашного боя, – завершил свою мысль охотник. – Следует помнить, что он сильнее и быстрее обычного человека. Лучше, чтобы рядом с вами постоянно кто-нибудь находился. Где ваши помощники?

– Я их отдельно в Рахлап отправил, – с горечью (дельце-то не выгорело) объяснил Ксават. – В ознакомительных и воспитательных целях, они иммигранты. Пусть, думаю, парень с девкой на трамвае покатаются, на мир посмотрят…

– Держите их около себя. Они хорошо владеют оружием?

– Да вообще никак. Толку от них – одна срань.

Келхар опять презрительно скривился, словно хотел показать, что Ксават цан Ревернух по сравнению с ним – плюнуть и подошвой растереть. Жаль, государственным служащим дуэли запрещены.