Школа «Гиббсвилль кантри дей» была традиционной частной школой, готовившей сыновей джентльменов к поступлению в частные приготовительные школы. В «ГКД» можно было учиться с пятого по двенадцатый класс, но почти никто из мальчиков этого не делал. В Баффало была «Николс», в Питсбурге — «Шейди Сайд», в Вильмингтоне — «Тауэр-Хилл», в Нью-Йорке — «Бакли» и «Аллен-Стивенсон». В Гиббсвилле мальчик из хорошей семьи сначала шел в школу мисс Холтон и учился там, пока не наступала пора переходить в «ГКД», а потом учился там, пока не наступала пора наводить лоск и заполучать ярлык в «Эндовер», «Хочкисс», «Лоренсвилль», «Хилл» или «Мерсерсбург» — подготовительных школах, пользовавшихся у родителей в Гиббсвилле самой большой популярностью. С учебной точки зрения «ГКД» была несколько лучше городских публичных школ и никогда не считалась хуже их. У нее не было приличной футбольной команды (что, кстати, одобряли матери учеников), но была бейсбольная команда, которая выступала на соревнованиях и всегда проигрывала публичной школе Гиббсвилля и школам всех окрестных городков. Раз в десять лет команда «ГКД» побеждала публичную школу в легкоатлетических соревнованиях, и в ней всегда было несколько хороших теннисистов, но мальчики прекрасно сознавали, что в командных видах спорта они почти всегда уступают ученикам городских публичных школ. И мальчики, и девочки из публичных школ считали учеников «ГКД» слабаками и маменькиными сынками, и на их защиту вставали только их сестры и кузины из школы мисс Холтон. И пожалуй, не было ничего страшного в том, что «ГКД» проигрывала городской публичной школе, и не было ничего страшного в том, что какой-нибудь парнишка из «ГКД» разбивал в кровь нос парню из публичной школы. Это напоминание богатым детям о том, что их меньшинство, а бедным — о том, что и богатый парень умеет работать кулаками не хуже бедного, создавало некое равновесие.

Сначала зданием «ГКД» был перестроенный особняк на углу Кристиана-стрит и 16-й улицы — дом, когда-то принадлежавший семье Раттер, владельцам пивоварни «Раттер». Когда Джейкоб Раттер строил свой дом, он купил кусок земли с посаженными на нем деревьями и стал владельцем личного парка в границах города Гиббсвилля. Джейкоб был последним из рода Раттеров, и когда он умер, дом больше года пустовал, пока эту собственность не приобрели джентльмены, решившие организовать «Гиббсвилльскую академию», предшественницу «ГКД».

Класс Джоби Чапина был одним из последних, чьи занятия начались еще в здании особняка Раттеров, так как вскоре школа переехала в новое здание на Уэст-Кристиана-стрит. На этом переезде в новое помещение с современным оборудованием школа заработала кое-какие деньги, и даже пошли разговоры о том, чтобы превратить ее в школу с пансионом, но посыпалось множество возражений, и к тому же энтузиазм по этому поводу был весьма невелик. В десятом классе, когда мальчиков обычно посылали в престижные подготовительные школы, число учеников резко уменьшалось. К тому времени, когда наступал последний год учебы, класс становился таким малочисленным, что с каждым учеником практически занимались персонально, что могло бы обойтись весьма дорого, если бы учителям платили приличную зарплату.

Попечители «Гиббсвилль Кантри Дей» не возражали, чтобы директором школы стал какой-нибудь выпускник Оксфорда или Кембриджа, который бы покуривал трубку, носил блейзер, а в беседе без конца упоминал крикет. Но у Фрэда Кенига тоже были свои приверженцы. Фредерик Миллер Кениг — именно так его имя значилось в ежегодном сборнике школы — два года учился в «Куцтаун Нормал», два года преподавал, чтобы оплатить университетские счета, с отличием закончил Лафайет, который сочли приемлемым колледжем, учитывая то, что степень магистра он получил в Принстоне, входившем в тройку лучших американских университетов, и, кроме того, он в чине лейтенанта служил в интендантской службе во Франции (что засчитывалось ему и за военную службу, и за проживание в Европе). В то время когда Кенигу предложили должность директора «ГКД», он преподавал английский и французский языки в старших классах городской публичной школы Гиббсвилля и на предложение откликнулся с достоинством и живейшей готовностью. Он был родом из Рединга, познакомился со своей будущей женой в «Куцтаун Нормал», и так как отец его невесты владел третьим по величине продовольственным магазином в Гиббсвилле, Кениг рассчитывал получить должность в городской публичной школе, на что, кстати, также рассчитывал и его будущий тесть. Плата в «Кантри Дей» была на двести долларов выше, чем в городской школе, но для Кенига еще привлекательнее, чем деньги, был мгновенный рост его престижа.

Самый большим приверженцем Кенига в школьном совете «ГКД» оказался Джо Чапин. Первоначально он ратовал за выпускника Оксфорда, но когда такового не нашлось, Джо предложил взглянуть на «послужной список» Кенига, которого ему порекомендовал тесть учителя, мистер Ф. В. Ханцзингер, клиент фирмы «Мак-Генри и Чапин» и один из самых уважаемых лютеран в округе Лэнтененго. Кениг никогда не забывал, кто за него походатайствовал, и, став директором «ГКД», с особым вниманием отнесся к Джоби. И вправду, особое внимание Кенига было действительно особым, поскольку и без ходатайства Джо за Кенига Джоби, как сын Джо Чапина, был существом особенным.

Кениг настолько старательно избегал показывать, что у него есть любимчики, что эта старательность выглядела более чем неловко. Он проходил по школьному коридору мимо Джоби и таким сдавленным голосом говорил: «Доброе утро, Чапин», — что мальчик и менее сообразительный, чем Джоби, почувствовал бы эту неловкость. А Джоби был мальчиком сообразительным. Он уже давно разобрался в том, кто какое положение занимает в Гиббсвилле: например, были такие люди, как Гарри и Мариан Джексон, которые работали на его семью, но его совершенно не боялись. Были такие люди, как дядя Артур и тетя Роз Мак-Генри, которые приносили ему подарки, но относились к нему с полным безразличием. Когда они входили в комнату, ему положено было вставать. Был дядя Карти Стоукс, к которому Гарри и Мариан относились с уважением, а отец ни во что его не ставил. Был Питер Кемп, фермер, работавший на отца и мать не покладая рук, к которому и отец, и мать относились с уважением, но не с тем уважением, с которым Гарри и Мариан относились к дяде Карти, и не с той вежливостью, с которой родители относились к Гарри и Мариан. Еще были люди в магазинах на Мейн-стрит: те, что не знали его имени, относились к нему как к любому другому ребенку, а те, что знали, кто он такой, называли его «мистер Чапин», хотя ему было всего двенадцать лет. Были люди, как правило, старше его отца и матери, которые любили всех без разбору детей. А были люди вроде мистера Кенига, которого считали справедливым, но который относился к Джоби холодно и чуть ли не грубо, но при этом побаивался, что Джоби сочтет его отношение холодным и грубым. В мужской школе репутация справедливого учителя ценилась превыше всех прочих достоинств, она была важнее преподавательского мастерства, важнее добродушного характера и даже важнее спортивных успехов. Мальчики «ГКД» считали мистера Кенига строгим, но справедливым, однако Джоби был с ними не согласен. Да, мистер Кениг был строг, но в его справедливости Джоби сомневался.

Когда Джоби вызывали к директору для нравоучения, Мистер Кениг говорил мальчику о том, какая замечательная у него семья, какие надежды она на него возлагает, какие у Джоби необыкновенные способности и как было бы хорошо, если бы он использовал их по назначению, а заканчивалось все тем, что наказание, которого ожидал Джоби, отменялось. За определенные нарушения правил учеников оставляли без перемены или задерживали после школы, однако за те же самые проступки Джоби читалось нравоучение. И Джоби сознавал это, так же как сознавали это его одноклассники.

Но потом, в 1927/28 учебном году, когда Джоби совершил более серьезный проступок, его наказали сверх меры, и все потому, что до Кенига дошли разговоры о том, что он относится к Джоби чересчур снисходительно.