— Но почему? — сказал Артур. — Они же не все такие, как Мари.

— Нет, конечно, нет, но она единственная, с кем у меня были отношения, такого рода отношения, и я не хочу снова разочаровываться. Брак должен быть таким, как у твоих родителей, и моих. Мари только двадцать или двадцать один, а посмотри на нее.

— М-да.

— Она, Артур, уже старая. А какой она будет в тридцать? Я имею в виду не ее внешность, а ее опыт. Я уверен, что этот человек женат, и скорее всего… о ней будут писать в скандальной хронике. А когда это случится, я буду рад, что так быстро из этого выпутался.

— Верно.

— Тот, кто женится на Мари… Как бы ты себя чувствовал на его месте?

— Только не я. Спасибо, но мне такого не нужно.

— Правильно. Но подумай о том, что я сейчас тебе рассказал. Я чуть не стал этим самым человеком. Я считал, она ждет, что я на ней женюсь.

— Но она ведь не ждала.

— Мне повезло. Это было чистой воды везение. Но ты знаешь, как на мне отразилась эта история? К тебе это не относится, но посмотри на наших приятелей: интересно, что они знают о женщинах? И еще интересно, заметно ли по мне, что со мной что-то произошло.

— Ну, я знал, что с тобой что-то происходит, о чем ты не хочешь мне рассказывать, но не знаю, заметно ли это было другим.

— Надеюсь, что нет. Мне не нужны приятели повесы. Я таким не доверяю ни в бизнесе, ни в профессиональных делах, ни в личном общении. И не хочу, чтобы меня считали повесой; правда, я, разумеется, и не повеса. Но если наши отношения с Мари отразились у меня на лице, это было бы признаком слабости моего характера. Моя мать говорит, что подобные слабости рано или поздно, но всегда отражаются на лице.

— Я думаю, она права.

— А знаешь, что их дом один из тех немногих, которые моя мать целиком и полностью одобрила? Семья Харрисон. Одна из лучших старейших семей — согласно мнению моей матери.

— Ну так оно и есть.

— Но это говорит о том, что не всегда можно судить о людях по их внешнему виду или по тому, что, в твоем представлении, ты о них знаешь, — сказал Джо. — Артур, ты все еще придерживаешься нашего с тобой прежнего мнения о поведении мужей? Помнишь, мы считали, что если муж ожидает от жены порядочного поведения, то он и сам должен быть порядочным?

— Ты имеешь в виду жениха и невесту?

— Ну да.

— Да, я так считаю. И надеюсь, когда буду жениться, так оно и будет.

— Но я уже этого теперь ждать от себя не могу. Как ты думаешь, когда я женюсь, мне следует рассказать об этом жене?

— Ну… я бы на твоем месте не стал.

— Я надеялся, что ты именно так и скажешь. Я считаю, что я не принадлежу Мари, а ведь в этом все и дело. Важно, принадлежал ты кому-то еще или нет. Я могу честно сказать своей жене, что никогда не принадлежал никакой другой женщине.

— С мысленной оговоркой.

— Да, с мысленной оговоркой. И это будет невинная ложь.

— Если только к тебе в комнату снова не придет какая-нибудь девушка. Тогда это уже не будет невинная ложь.

— Я об этом не подумал. Такое мне и в голову не приходило. Но не думаю, что это может случиться.

— А тебе, Джо, этого хоть немного хотелось бы?

— Ну… мы с тобой никогда друг друга не обманываем. Если бы я обладал могуществом Всевышнего и мог бы с корнем вырвать все, что случилось между мной и Мари… я бы не стал этого делать. Мне кажется, если бы она снова ко мне пришла, я бы перед ней не устоял.

— Значит, ты все-таки ей принадлежал, правда?

— Да, Артур, принадлежал. Я признаю это. И когда я женюсь, мне придется лгать своей жене о Мари. Знаешь, я ведь лгал и себе самому, но тебе я лгать не могу. Странно?

— Ты правдивый человек.

— В конечном счете так лучше.

— Это точно, — сказал Артур.

После этой беседы друзья не заговаривали о Мари почти два года. Они соседствовали в доме своего братства в Университете Пенсильвании. И вот однажды, в конце зимы, Артур вернулся домой после полудня и застал Джо сидящим в кресле все еще в пальто и галошах.

— Что такое, Джо? Что-то случилось?

— Случилось.

— У тебя в семье? С матерью и отцом?

— Нет. С Мари. Я пришел домой. И увидел вот это письмо. Оно от Дейва.

Артур стал читать:

«Дорогой Джо!

Зная о твоей симпатии к Мари и ее симпатии к тебе, я беру на себя печальную обязанность сообщить тебе, что в прошлый четверг она умерла от перитонита, который последовал за брюшнополостной операцией. Ее оперировали в частной больнице в пригороде, и похороны, носившие исключительно частный характер, состоялись в субботу. У нас не было носителей гроба, и мы не приглашали на похороны никого, кроме членов семьи.

Перебирая вещи Мари, я наткнулся на маленькую пачку писем, написанных, как мне показалось, твоим почерком. Сознаюсь, что я прочитал одно из этих писем, и, только прочтя его, понял, что письма эти были любовными. Я возвращаю их тебе, так как думаю, что они не предназначены для посторонних глаз. Возможно, тебя утешит то, что Мари все еще хранила твою фотографию в медальоне, который носила в своей сумочке до того самого дня, когда она попала в больницу. Если бы только я знал, что вы с Мари были влюблены друг в друга… если бы ваш роман имел завершение, возможно, все бы обернулось по-другому и более счастливым образом. Но на этом я умолкаю…

Дейв».

— Бедняжка, — сказал Артур.

— Она? Или я?

— Я имел в виду ее. Но я даже не знаю, Джо, что и сказать, — проговорил Артур. — Похоже, все это время она была в тебя влюблена.

— Похоже, это еще далеко не все, — сказал Джо.

— Ты думаешь об операции?

— Я думаю об операции в частной клинике в пригороде, и похоронах исключительно для членов семьи, и о том, что все покрыто тайной. Ты наверняка знаешь, о чем я думаю.

— О том, что она умерла от аборта.

— Да. Именно это бедняга Дейв и пытался мне объяснить. Я еду следующим поездом в Нью-Йорк.

— Мне поехать с тобой?

— Спасибо, Артур, но я поеду один и вернусь сегодня же вечером. Я хочу поговорить с Дейвом. Я пошлю ему телеграмму, и мы встретимся в университетском клубе. Мне бы не хотелось видеться со всей его семьей. Только с Дейвом.

Джо вернулся из Нью-Йорка за полночь.

— Я не сплю, — послышался голос Артура. — Если ты хочешь, поговорим.

— Я даже не знаю, — отозвался Джо, вешая пальто в платяной шкаф.

— Можешь бросить мне сигарету? — попросил Артур.

Джо бросил ему сигарету и сел в кресло.

— Дейв просил никому ничего не рассказывать.

— Я понимаю.

— Небольшая подробность: все, о чем мы догадались, прочитав письмо, оказалось правдой.

— О чем ты догадался, — уточнил Артур.

— И то, о чем ты догадался тоже, — сказал Джо. — Ты догадался, что она была в меня влюблена, помнишь?

— Да, помню.

— За два дня до смерти, а точнее, вечером накануне того дня, когда Мари умерла, она, будучи в бреду, произносила мое имя. Когда Мари пришла в себя, они ее спросили, хочет ли она, чтобы я пришел, и она ответила, что ни в коем случае, — она не хочет ни во что меня впутывать. Если бы я пришел в больницу… ну, ты понимаешь. Артур, почему я этого всего не знал? Почему я так в ней ошибался? Она меня любила! Она — единственный человек, который меня когда-нибудь любил. А что я думал? И что я говорил?

— Что бы ты ни говорил, ты говорил это только мне.

— Верно. Но мне не так стыдно за то, что я тебе говорил, как за то, что я думал. Я тебе все рассказал, но с моей стороны было подло думать, что она не более чем…

— Джо, послушай: если нас вешать за наши мысли, мы бы сейчас все стояли на эшафоте.

— У меня очень странное ощущение. У меня такое ощущение, будто меня признали виновным в чем-то, что случилось настолько давно, что я почти забыл, в чем состояло преступление. Я чувствую, что должен чувствовать себя виноватым, но я себя таковым не чувствую. И при этом я знаю, что буду чувствовать себя виноватым всю свою жизнь. И чем старше я стану, тем больше буду чувствовать себя виноватым.