У меня перед глазами все расплывалось, и чудилось, будто я стал легким, как газовый пузырь. Но дошел до медотсека все же своими ногами. Сел на стул, закрыл глаза и для верности вцепился в сиденье — чтобы не взлететь ненароком.
Пришел в себя, когда Блич хлопнул меня по щеке. Он стоял рядом и совал мне под нос пузырек с чем-то, остро и противно пахнущим. Я чихнул, оттолкнул его руку. А потом поискал глазами Нора.
Мелкий спал, до самого носа укрытый теплым одеялом. От ключицы тянулась тоненькая трубочка капельницы.
— Физраствор, — тихо сказал Блич. — Ничего страшного, если не считать переутомления и обезвоживания. Отлежится часов десять, и я отправлю его к тебе.
— А Бен? — я уже заметил вторую койку, видел рыжие короткие кудрявые волосы, но не спросить все равно не мог.
— Там похуже, — вздохнул Блич. — Катерину помнишь? Как ее инсульт разбил? Ну вот пока почти то же самое, разве что телом Бен худо-бедно владеет. Говорит — общее состояние, словно заморозили, а сейчас все оттаивает и болит. Я его накачал всяким-разным, включая снотворное. Диагност показывает стабильно улучшающееся состояние. Думаю, через неделю опять будет приставать ко всем подряд. Нор молодец. Жизнь Бенедикту спас — это я тебе как врач говорю. Не понимаю только, как он это сделал. И вряд ли пойму. Впрочем, твою эмпатию я тоже не понимаю и объяснить не могу.
Я постарался вздохнуть как можно незаметнее. И решил не рассказывать Бличу, что Бена мелкий спас со второго раза. На мой взгляд, это была избыточная и ненужная информация.
Брат тем временем подпихнул меня, заставляя встать. Стащил комбинезон до пояса, налепил датчики вокруг груди и на шею. Отошел, чтобы включить диагност.
Прибор тихо загудел, на экране замелькали цифры. Блич вглядывался в них и озабоченно чесал в затылке. Потом выругался, выключил свою адскую машинку и принялся яростно отлеплять от меня мягкие нашлепки. Когда последняя улетела в стерилизатор, Блич толкнул меня в грудь и зло сказал, глядя снизу вверх:
— Хочешь надорваться? Когда ты уже поймешь, что у человека все-таки есть предел сил? Я запрещаю тебе идти в рейд раньше, чем через неделю. Как врач запрещаю и как твой старший брат. Твой организм не успевает восстанавливаться, сколько можно это вдалбливать в твою глупую голову? Эмпатия забирает огромное количество энергии, ты в состоянии усвоить или нет? Хочешь получить кровоизлияние в мозг?
— А кто пойдет? — сердито спросил я. — Ты сам прекрасно знаешь, что Хильда ждет ребенка. А лезть наверх вслепую — значит терять людей. Пол уже сходил.
— Тьфу ты, — с досадой сплюнул Блич. — Ты еще и с его командой собрался идти? То есть послезавтра?
— Слушай, — я виновато коснулся его плеча. — Давай ты мне дашь стимуляторов посильнее? Чтобы хватило на три-четыре рейда. Мы натаскаем клетчатки, а после я лягу к тебе сюда, отдыхать.
— Стимуляторов тебе? — с отвращением сказал Блич; я почувствовал его острое желание дать мне подзатыльник и отодвинулся на всякий случай. — Может, сразу яд? Подсядешь на тримат — свихнешься через полгода. И станешь как Сэнди. Забыл Сэнди? Напомнить? У меня запись в архиве сохранилась.
— Не надо, — я с содроганием представил покойного Сэнди, воющего на лампу в каюте, и как его связывали, а он визжал, плевался и пытался нас укусить. А потом бился в изоляторе головой обо все, что видел, требуя глоток тримата.
— Ладно, — Блич вытащил из шкафчика пузырек и сунул мне в ладонь. — Снотворное с укрепляющим. Отправляйся к себе, выпей и ложись спать. К матери я сам схожу, объясню, что все в порядке.
— Я ребят посмотрю, — сказал я. — И пойду, ага. Спасибо, Блич. У меня еще рука болит, связки потянул, но это пройдет, я думаю.
— Пройдет, — буркнул Блич. — Все всегда проходит. А не пройдет — вон, сожителя своего попросишь подлечить.
И хотя я понимал, что брат не имеет в виду секс, все равно покраснел от словечка «сожитель».
До каюты я добрался в каком-то тумане — настолько устал. С третьего раза попал по дактозамку, а уснул раньше, чем успел стащить комбинезон, забыв про лекарство в кармане.
Проснулся от того, что под боком кто-то ворочался. Я сквозь дремоту решил, что это мелкий вернулся, привычно сгреб его в охапку…
— Не спишь уже? — Лейн потерся носом о мою щеку. — Зарос-то… Колючий…
Я едва сдержал разочарованное: «А, это ты», — и сам удивился своему равнодушию. А ведь несколько дней назад я радовался, когда мы оказывались в одной койке. Задуматься об этом я не успел — Лейн, неловко посмеиваясь, потянул лямки комбинезона, расстегивая липучки. Я приподнялся на локтях, облегчая ему работу.
— Так устал, что уснул не раздевшись, да? — пробормотал Лейн и ткнулся губами мне в шею. — Тяжелый был рейд?
— Нормальный, — ответил я, решив не вдаваться в подробности. — Но я уже отдохнул.
— Надеюсь, — Лейн хихикнул. — Полночь только что пробило.
Я лениво обхватил его пониже пояса, сжал круглый зад, погладил, просыпаясь окончательно. Лейн уже не болтал — стаскивал с себя рубашку, сучил ногами, избавляясь от брюк. Я запустил руки ему в трусы, ладони привычно легли на теплую кожу ягодиц, покрытую легким пушком. Лейн засопел, потом длинно вздохнул, потерся об меня животом. Он был уже прилично возбужден, я чувствовал это и мозгами, и пальцами. Мы и правда давно не были вместе.
— Иди сюда, — я ухватил его под зад, подтянул повыше, нашел мягкие губы, послушно раскрывшиеся навстречу. — Ты мой хороший.
Обычно мы не увлекались долгими прелюдиями. Но на этот раз мне захотелось растянуть удовольствие подольше. Я с наслаждением гладил его спину, приподнимался и целовал его шею, темные соски, втягивал их губами, посасывал, чувствуя, как они наливаются кровью. Сидя на моем животе, Лейн ерзал и терся об меня промежностью.
Я просунул под него руку, сжал в горсти тяжелую горячую мошонку. Лейн застонал, откинулся назад, опираясь одной рукой о мое колено, а второй стискивая головку члена. Он тяжело дышал и сглатывал — я видел, как на тонкой шее ходит вверх-вниз острый кадык.
Смазка нашлась в кармане брюк Лейна. Я выдавил на пальцы прозрачный гель, втиснул их между слегка влажных ягодиц любовника, нащупал анус, погладил мягкие мышцы вокруг. Лейн со всхлипом втянул воздух:
— Я сам!
От его шепота у меня заболело в яйцах, я облизнул пересохшие губы.
— Давай.
Лейн привстал, ухватил мой член, прижался к нему задом, приспосабливаясь. Я хорошо его смазал, так что опускался он легко и плавно, тихо поскуливая от удовольствия. Его нарочитая медлительность сводила меня с ума. Хотелось опрокинуть копушу на спину и засадить одним рывком по самые яйца, чувствуя дрожь и непроизвольные судороги мышц. Эмпатия отключилась напрочь — я слышал только себя и свои ощущения.
Когда Лейн полностью сел на мой член, я выдохнул и слегка поддал вверх бедрами, подгоняя его. Меня всегда удивляло, как он — такой щуплый — умудряется принимать меня в себя целиком. И хотя мозгами я понимал, что ничего удивительного тут нет, что дело исключительно в регулярном сексе и навыках, все равно каждый раз возбуждался до крайности, видя это. Когда мы занимались тем же с Беном… нет, я ни разу не смог сделать так сам.
Выгнувшись назад, Лейн снова оперся на мое колено, приподнялся, опустился, снова приподнялся… Я застонал сквозь зубы, подхватил его под ягодицы, пытаясь задать темп, который был нужен мне. Лейн хрипло засмеялся, приподнимаясь так, чтобы в нем осталась только головка. Ему нравилось, когда я его просил. А мне нравилось играть в это, хотя ничего не стоило перевернуться, прижать Лейна к постели и оттрахать так, как хочется. Обычно этим и заканчивалось, когда он уставал прыгать на мне. Или когда у меня отключалась голова от перевозбуждения.
Я смотрел на его лицо, покрасневшее и потное, на острый подбородок, на пятнышки поцелуев, темневшие на шее. Грудь Лейна ходила ходуном, кожа под ребрами западала при каждом выдохе. А между широко раздвинутых ног возбужденно торчал толстенький розовый член и подергивалась налившаяся кровью мошонка. Я погладил ее, помял, провел пальцами по уздечке, пощекотал мокрую от смазки дырочку на головке.
