Я не часто говорю так много и так долго. Вообще больше привык молчать и отделываться междометиями. Но напряжение последних дней должно было найти какой-то выход. Так что последние слова я буквально процедил в растерянное лицо мамы. А потом развернулся и выскочил за порог, не дожидаясь ее слез и обвинений.

К счастью, найти общий язык с отцом для меня никогда труда не составляло. Он вообще не склонен к трагедиям и принимает жизнь такой, какая она есть. Так что мы постояли у неработающего синтезатора, поболтали о том о сем, не касаясь ни моих приключений, ни сегодняшнего подъема, ни отношений с Нором.

— Спасибо, что пришел к моей каюте, — сказал я ему перед тем, как попрощаться. — Если бы с Нором что–то случилось, не знаю, как бы я это пережил.

Отец легонько дернул меня за прядку волос.

— Пережил бы, Вен. Всем нам кажется, что если с любимыми что-то произойдет, то и наша жизнь закончится. Но так бывает очень редко. Мы горюем, тоскуем — и при этом живем дальше.

Я не стал его разубеждать. К тому же заметил, что совсем рядом стоит Лейн и напряженно прислушивается. Он тоже стоял у нашей с Нором каюты и кричал вместе со всеми. Так что у меня появился повод уйти — неприятно мне оказалось видеть бывшего любовника. И разговаривать в его присутствии — тоже.

Зато у Рады дела шли на поправку. Конечно, она все еще выглядела бледной и грустной. Но это была совсем другая грусть, и я невольно вспомнил слова отца. Наверное, он был прав. Любое горе можно перетерпеть. Особенно когда есть веская причина жить дальше — такая, как будущий ребенок.

Вернувшись в каюту, я достал новый комбинезон, переоделся. Затем разложил на постели вещи, размышляя, что нужно взять с собой. С одной стороны, нас приглашали на переговоры. А с другой — никто не знал настоящих планов верхних. Пусть Адмирал говорил искренне, но ведь он не единолично принимает решения. Наверняка там тоже есть какой-то Совет.

Я повертел в пальцах нож, решительно сунул его в карман комбинезона. Взял мини-радар Нора и закрепил его на запястье. Прицепил к поясу термос для воды и еще один — для тоника. А потом, поколебавшись несколько минут, достал с самой дальней полки шкафа небольшую коробку. В ней лежали метательные звездочки — обращаться с ними меня когда-то научил Чанг. Мне пришлось пустить это оружие в ход только один раз, и с того времени я запрятал эти жуткие приспособления для убийства на самую верхнюю полку шкафа. Мало приятного видеть, как вращающееся и сияющее колечко с остро заточенными лепестками за мгновение прорезает человеку горло до самой гортани.

Но сегодня чакры могли пригодиться, и я не поленился проверить заряды их батареек. Если придется защищать членов Совета, я пущу в ход даже эту летающую бесшумную смерть.

К Гренделю я пришел за час до рынды. Дед мельком глянул на меня из своего кресла, я присел на стул у стены, откинулся затылком на пластик и прикрыл глаза. Страшно мне не было: я умел бояться только за других, за себя почему-то никогда не получалось. Сейчас мне было страшно за Гренделя — я не сомневался, что он начнет лазать в чужие мозги, нащупывая там истину, а ментальный откат после подобного неслабый, особенно если в эмоциях и чувствах преобладает негатив. Вряд ли нас наверху успели сильно полюбить за прошедшие сутки с небольшим.

— В коридорах как-то непривычно тихо, — сказал я, чтобы избавиться от давящей на мозги тишины. — Все ждут?

— Все разгружают контейнер, спущенный верхними, — усмехнулся дед. — Тебе разве не сказали?

— Нет, — от удивления я сел прямо и вытаращился на Гренделя. — Но я был только у родителей и к Раде зашел… Быстро.

— Быстро, — согласился дед. — Сегодня ночью они демонтировали систему лазеров, вскрыли входы и установили лебедку. Спустили клетчатку, закваску, антибиотики. Как и обещали. Кстати, Базиль сказал, что для тебя было передано отдельное требование. За пятнадцать минут до полуденной рынды ты должен находиться в районе Запад 20 на отметке «сто пять». Знаешь, где это?

— Знаю, — удивленно ответил я. — Это тупик коридора футах в шестистах за складом. И что я там буду делать?

— Понятия не имею, — Грендель пожал плечами. — Сказали, чтобы ты ждал там.

Любопытство начало мучить меня немедленно. Так что я из каюты деда направился прямиком в синематеку и принялся изучать схемы. По всему выходило, что тупик всего лишь тупик, и ничего там интересного нет. Обычное место. Здесь нередко прятались парочки, которым некуда было идти — темно, тихо. Даже матрас кто-то притащил в свое время — видимо, для удобства свиданий.

Я посидел над схемой, недоумевая, с какой стати верхним понадобилось меня туда отправлять, да еще за четверть часа до назначенного подъема. Увлекшись изучением схем и размышлениями, я чуть было не забыл, что собирался забежать в лазарет к Нору перед тем, как подниматься наверх. Учитывая новое требование, времени на это у меня осталось совсем мало.

Нор сосредоточенно стучал пальцами по клавиатуре терминала, рядом с ним стояла огромная коробка, из которой Блич доставал какие-то упаковки, диктовал названия и передавал Норе, а та раскладывала их по секциям.

— Ого, — сказал я, впечатляясь посылкой. — Это что, подарок сверху?

— Вен, — Блич посмотрел на меня. Глаза у него были… даже не счастливые — потрясенные. — Ты себе не представляешь! Здесь столько… Я даже не знал, что существуют такие лекарства.

Мне показалось, что мой невозмутимый и уравновешенный брат готов заплакать. Нет, я его прекрасно понимал. Блич стал целителем по призванию, но он не был всемогущим. А у нас жизнь человека нередко зависела не от умения лекаря поставить правильный диагноз и назначить нужное лечение, с этим и диагност справлялся неплохо. Лекарства — вот что являлось вечной неизбывной проблемой. Посылка сверху для моего брата была не просто подарком — она напомнила о том, как скудны наши возможности, и как много жизней Блич мог бы спасти, имей он в своем распоряжении коды для синтеза нужных препаратов.

Нор выбрался из-за терминала, подошел ко мне. Я, не стесняясь посторонних, притиснул его к себе, коснулся губами темной макушки.

— Я вернусь, обязательно. Не скучай без меня, хорошо? И вообще… может, ты тут, в лазарете пока останешься? Мало ли что…

— Не останусь, — глухо сказал Нор мне в плечо. — Разберем все, и вечером я домой пойду. Ты же туда не на неделю уходишь, правда?

Я понятия не имел, на сколько ухожу — на несколько часов или на неделю. Или навсегда, если дело все-таки не сладится. Но говорить об этом Нору я не собирался.

За четверть часа до рынды я сидел на матрасе и ждал неизвестно чего. Под потолком вполнакала горела лампа, глухо шумел воздух в вентиляции, и я не сразу сообразил, что одновременно слышу какой-то посторонний щелкающий звук и чувствую чей-то незнакомый страх.

А потом стенка тупика вдруг треснула, половинки разошлись в разные стороны, и я, даже не успев испугаться, увидел за ними что-то странное, из металла и прозрачных плит. А еще дальше был Космос и невозможно сияющие звезды.

Я был так потрясен, что не сразу разглядел в глубине удивительного сооружения паренька в форме охранника. На вид ему было лет восемнадцать, но, может быть, так казалось только из-за круглой детской физиономии.

Выходить наружу ему явно не хотелось, но парень пересилил себя и шагнул вперед.

— Ты Невен?

— Да, — сказал я и, наконец, встал с матраса. — Это что? И ты — кто такой?

От удивления у меня получались какие-то странные вопросы, потому что слова сразу потерялись.

— Гордон Линч, — ответил он. — А это лифт. Я буду сопровождать ваших людей наверх.

Я подошел ближе и с опаской заглянул за створки.

Там действительно оказался лифт. Внешний. И, видимо, по этой причине он не значился на внутренних схемах корабля. Вместительная коробка и внешняя шахта наверняка были сделаны из какого-то сверхпрочного прозрачного материала, иначе давлением ее давно бы разрушило. Сквозь огромные окна кабины я видел то, что наверху отражали экраны — бесконечное пространство, усыпанное звездами.