Он уговорил Антонио провести остаток ночи в его спальне и не пытаться увидеть Лауренцию. Юный супруг, забывшись в горе своем, скрючился в кресле подле кровати Карло. Наконец настал день, когда Антонио предстояло собственными глазами убедиться в неверности Лауренции.
— Надо подождать до пяти часов, — говорил Карло, просыпаясь. — В пять недостойная твоя супруга ждет Урбино в парке, в апельсиновой роще.
И вот наконец наступил ужасный час.
— Иди за мной, — сказал Карло сыну, — поспешим. Камилла предупредила меня: ты обесчещен.
Оба Строцци отправились в глубь сада. Чем дальше шли они, тем труднее было Антонио сдерживать себя…
— Остановимся, — сказал Карло. — Отсюда мы все увидим.
С этими словами он привел сына в аллею из грабин… в десяти шагах от роковой рощи… О, праведное Небо! Какая сцена для супруга, боготворящего свою жену! Антонио увидел Лауренцию, распростершуюся на ложе из зелени, и предателя Урбино в ее объятиях… Не в силах сдержать гнев, он преодолел молодые заросли, послужившие ему укрытием и преградой, бросился на изменников и вонзил кинжал в нечестивца, запятнавшего честь его, — все это стало для Антонио делом одной минуты… Рука его уже собралась поразить преступную супругу, но состояние ее обезоружило ревнивца: глаза несчастной были закрыты, она не дышала, смертельная бледность покрыла прекрасные ланиты ее. Антонио угрожал — она не слышала его. Он дрожал, рыдал, тормошил ее…
— Она умерла, умерла, испугавшись появления моего! Природа отняла у меня сладость мести, я напрасно пролил кровь — она не узнает о ней… Эй, кто-нибудь, помогите ей… верните изменницу к жизни… дайте мне самому разбить неблагодарное сердце, предавшее меня… О, как хочу я насладиться местью, смерть ее будет ужасна! Да, пусть вернут ее к жизни… Может быть, что…
О, Лауренция, Лауренция! Могу ли я долее сомневаться? Пусть оживят ее, отец мой, оживят! Я хочу услышать ее, хочу узнать от нее самой, какие доводы приведет она в оправдание свое… убедиться сам, станет ли она лицемерно оправдываться, чем объяснит клятвопреступление свое… увидеть, какими глазами станет смотреть на меня…
Несчастному пажу уже не нужна была помощь: плавая в луже собственной крови подле Лауренции, он безмолвно отдал Богу душу. Не без злобной радости наблюдал Карло, как испускает дух его неудачливый сообщник, на помощь которого он более не надеялся, а лишь опасался, как бы тот не донес на него.
Лауренцию принесли в ее комнату; она открыла глаза, не понимая, что случилось; спросила у Камиллы, почему там, в апельсиновой роще, неодолимый сон вдруг сморил ее… Ее оставили лежать в саду? Она была там одна? Лауренция увидела, что дуэнья в замешательстве… Что случилось? Тревога овладела юной супругой, но причина беспокойства ей была неясна. Пытаясь вспомнить таинственный сон свой, она ощутила, что, кажется, видела Антонио: он бросился на нее, угрожал ее жизни… Неужели это правда? Возможно ли, чтобы муж ее находился здесь? Вопросы множились, но ни на один она не получала ответа. Камилла же вовсе не собиралась утешать ее.
— Ваши преступления известны, сударыня, — сказала она Лауренции, — готовьтесь искупить их.
— Мои преступления? О, Небо! Вы пугаете меня!.. Камилла, какое преступление совершила я? Что за колдовской сон столь внезапно охватил меня против воли моей? Неужели кто-то воспользовался им, дабы сделать черное дело свое? Но Карло уверял меня, что добродетель моя восторжествует… он сам обещал мне это… Значит, он обманул меня? Боже! Что могло случиться? О, теперь я все поняла… меня предали… Во время этого странного сна… Урбино… чудовище… и Строцци, оба, несомненно, договорились… Ах, Камилла, не молчи! Скажи мне правду, или я решу, что ты мой самый злейший враг!
— Поберегите притворство свое, сударыня, — отвечала дуэнья, — оно бессмысленно, все открылось… Вы любили Урбино, назначили ему свидание в парке, сделали его счастливым… Но вы неудачно выбрали время! Ведь именно сегодня супруг ваш, получив письмо, которое вы поручили отправить ему, прибыл в замок, чтобы засвидетельствовать вам любовь и рвение свои: лишь один этот день смог он освободить от ратных трудов.
— Антонио здесь?
— Он видел вас, сударыня, вернее, застал на месте преступления и пронзил кинжалом предмет страсти вашей… Урбино мертв. Забытье, в которое вы впали от стыда и отчаяния, спасло вам жизнь, иначе вы бы последовали в могилу за своим любовником.
— Камилла, я не понимаю тебя: страшное затмение заволокло разум мой, рассудок помутился… Сжалься надо мной, Камилла! Что ты говоришь? Что я сделала? В чем ты хочешь меня убедить? Урбино мертв… Антонио здесь… О Камилла! Помоги несчастной госпоже твоей!
И с этими словами Лауренция потеряла сознание.
Едва она открыла глаза, как в комнату вошли Карло и Антонио; несчастная попыталась броситься к ногам мужа.
— Стойте, сударыня, — холодно говорил Антонио. — порыв сей, продиктованный угрызениями совести, не разжалобит меня. Однако я не собираюсь выносить вам приговор, не выслушав вас; я не произнесу его, прежде чем не услышу от вас самих, каковы причины, приведшие вас к беспутству.
Ничто не могло сравниться с потрясением Лауренции при этих гибельных словах Антонио: она понимала, что чувства ее обманули… Но что сказать в оправдание свое? Защищаться? Но как? Она сможет это сделать, только раскрыв ужасный заговор Карло… вооружив сына против отца. Винить во всем себя? Тогда она тем более пропала… А самое ужасное, что в любом случае она предстанет недостойной супруга своего и никогда не сможет вернуть себе его сердце… О, ужас! Лауренция предпочла бы смерть… Однако надо отвечать…
— Антонио, — спокойно начала она, — с тех пор, как мы соединились узами брака, замечали ли вы во мне нечто такое, что могло бы навести вас на мысль, будто я способна мгновенно забыть о добродетели и стать на путь преступления?
Антонио: Ни одной женщине нельзя верить.
Лауренция: Я гордилась тем, что принадлежала к исключениям, ибо считала, что в противном случае вы не сочли бы меня достойной вас.
Карло: Как это мило! Какое коварство, какая изобретательность! Как будто речь идет не о свершившемся зле! Разве можно усомниться в том, что мы только что видели? И мы хотим знать, почему вы так низко пали, а не собираемся обсуждать, виновны вы или нет и почему вы не считаете себя виноватой.
— Отец, — обратилась Лауренция к Карло, — что заставило вас обойтись со мной так сурово? Предположив даже, что я преступна, разве не вам следовало бы взять меня под защиту? Разве не от вас следует ожидать мне снисхождения? Не вы ли обязаны стать посредником между сыном вашим и мною? Я не расстаюсь с вами с самого отъезда супруга моего… Так кому же, как не вам, верить в невинность женщины… для которой добродетель является единственным богатством ее? Станьте сами моим обвинителем, Строцци, и тогда я поверю, что воистину виновна.
— В том нет необходимости, — гневно отвечал Антонио, — мне не нужны ни шпионы, ни свидетели, я все видел сам.
Лауренция: Итак, Антонио, вы подозреваете меня в супружеской измене… Осмеливаетесь подозревать ту, кого любите… кто клянется, что скорее умерла бы, нежели свершила ужасное преступление, в котором ее обвиняют…
И протягивая прекрасные руки свои к супругу, она проливала потоки слез.
— В чем муж мой обвиняет меня? Неужели он поверил, что Лауренция разлюбила его?
— Предательница, — восклицал Антонио, отталкивая руки супруги своей, — не пытайтесь разжалобить меня… Я более не верю сладким речам вашим, некогда столь услаждавшим слух мой! Любовный мед, что источают эти уста, более не пьянит мне сердце: из-за вас оно ожесточилось и в нем клокочет лишь ненависть и ярость.
— О, Небо! Как я несчастна! — залилась слезами Лауренция. — Тот, кто должен был бы с жаром отстаивать правоту мою, решил жестоко покарать меня… Нет, Антонио, нет, вы же не верите этому, — в волнении продолжала она… — Я не могу запятнать себя подобным преступлением, а вы не можете поверить в него!
