Чем больше Шванберг раздумывал над этим, тем сильнее становилась его уверенность, что он на крючке. К. чертям логику! Он чувствовал, что прав.

И сразу же он задумался над двумя вопросами: почему Фицдуэйн до сих пор ничего не предпринял и кто именно должен был прикончить его?

Ответ на первый вопрос тут же нашелся. Фицдуэйн не знал, как будут развиваться события в доме Ходамы, и хотел иметь в своем распоряжении как можно больше стрелков. Он принял правильное решение, не подозревая, что оно окажется гибельным для него.

Фицдуэйн уже изготовился к действиям, имея намерение опередить Шванберга, но потом снова расслабился. Его инстинкты вопили об опасности, но холодный голос разума твердил, что пока все должно развиваться по сценарию. Главным было все-таки то, что произойдет внизу, во дворе Ходамы.

Шванберг подождет. К тому же против него Фицдуэйн придержал в колоде джокера. Это был старый, испытанный джокер, который хорошо знал, что делает. Правда, он был уже не так молод, как когда-то и, возможно, его рефлексы чуть притупились.

Но Фицдуэйн подавил свои сомнения. Их положение и так было достаточно непростым, чтобы осложнять его еще сильнее опрометчивыми действиями.

Шванберг подождет.

Фицдуэйн еще раз посмотрел на него и Палмера, но не заметил никаких тревожных перемен.

Размышляя о том, кто должен был привести приговор в исполнение, Шванберг вдруг осознал, что его мысли все чаще и чаще возвращаются к Берджину. Совсем недавно он не верил, что с этой стороны ему может что-то грозить, но теперь начинал осознавать свою ошибку. Такие вопросы Управление предпочитало решать в узком “семейном” кругу. Позволять посторонним ликвидировать своих сотрудников считалось дурным тоном и могло создать опасный прецедент. Таким образом, либо один из троих работает на ЦРУ, либо… либо опасность исходит с другой стороны.

Шванберг снова оглядел внутренность гондолы. Прежде чем дать согласие на использование дирижабля, он прочитал кое-какие документы, которые вкратце познакомили его с устройством и основными характеристиками этих летательных аппаратов, и теперь он попытался вспомнить некоторые подробности.

Пассажирский салон был освещен только тусклым красным светом — так было нужно для нормальной работы приборов ночного видения. Вскоре свет и вовсе погаснет, это произойдет, когда все внимание будет обращено на происходящее внизу. Если они решатся действовать, то это будет очень скоро, иначе ни Фицдуэйн, ни его компания ни черта не увидят в кромешном мраке.

Внутреннее помещение гондолы напоминало узкую и длинную комнату, подвешенную под огромной оболочкой с газом. В передней ее части располагалась кабина пилотов, отделенная от салона перегородкой высотой в три четверти расстояния от пола до потолка. Строго говоря, дирижаблю вовсе не нужны были два пилота, однако наверняка существовали какие-то правила безопасности полетов, которые делали присутствие второго летчика необходимым.

Середину гондолы занимал салон. В пассажирском варианте здесь стояло двадцать четыре кресла, но сейчас остался только узкий двойной ряд сидений в центре. Здесь сидел Фицдуэйн и что-то говорил в микрофон. Рядом с ним проверял свое оружие снайпер из группы “Дельта”. Сзади и слева, небрежно опираясь на переборку, стояла японская сучка и, казалось, дремала. Глаза ее, во всяком случае, были закрыты, и Шванберг решил, что она занята какой-нибудь дурацкой медитацией.

За задней переборкой находились двигатели, отделенные от салона толстым слоем звукоизоляции. Шванберг попытался еще раз представить себе схему устройства воздушного корабля и едва заметно вздрогнул. Как он мог позабыть! С левой стороны сзади располагался туалет, а справа должен был оставаться крошечный закуток для кухни.

Туалетом он пользовался, так что с этой стороны опасности ждать не приходилось. Тогда он посмотрел в сторону камбуза и обмер. Никакого закутка там не было. Крошечное пространство было перекрыто переборкой с дверью, и внезапно весь план стал абсолютно ясен Шванбергу.

— Чак!!! — заорал он, выхватывая пистолет и всаживая в эту дверь одну за другой семь пуль.

Дверь с треском распахнулась, и из крошечного камбуза вывалился Майк Берджин. Из раны на его шее хлестала кровь. В правой руке он держал автоматический пистолет с глушителем. В последний момент толстый ствол повернулся к Шванбергу, и тот увидел, как дважды подпрыгнул черный кружок дульного среза, но он знал, что Майк промахнется. Так и получилось.

Шванберг снова почувствовал прилив сил. Он снова оказался хитрее и быстрее. Его не доконал Вьетконг, и никому другому это тоже не под силу. На секунду огромная радость пронзила Шванберга — он почувствовал себя проницательным и неуязвимым.

Он выстрелил еще три раза и увидел, как череп Майка раскололся как орех, а тело отлетело обратно, туда, откуда появилось.

Чифуни ловко упала на живот, и предназначавшаяся ей пуля, выпущенная Палмером, пробила переборку. Теперь Чифуни прикрывал ряд сидений в центре, и американец сделал несколько выстрелов наугад, пытаясь определить се позицию.

Пока он стрелял, Чифуни подползла ближе, а потом приподнялась на колени и аккуратно всадила две пули Палмеру в живот.

Палмер сложился пополам, и Чифуни выстрелила в него еще раз. Пуля пробила макушку и вышла из шеи.

Жуткая боль пронзила Шванберга, и он никак не мог взять в толк, в чем тут дело.

Он знал, что в него никто не стрелял, но тогда почему так туманится зрение, а руки бессильно повисли?

Он опустил глаза и увидел торчащий из груди черенок метательного ножа.

Перед глазами качалось и плыло лицо ирландца. Боль усилилась; Шванберг почувствовал, как клинок выдергивают из раны и вонзают снова, сначала в живот, а потом в сердце.

Фицдуэйн вырвал нож из тела Шванберга и с ужасом уставился на два пулевых отверстия в переборке, отделяющей кабину от салона. Пробоины находились прямо за креслом первого пилота.

Он прыгнул вперед и рывком отодвинул переборку в сторону.

Второй пилот в отчаянии посмотрел на него. Лицо его застыло от страха и неожиданности. Лобовое стекло казалось черным от крови.

Электронный хронометр на панели управления показывал час сорок семь пополуночи. Оставалось тринадцать минут.

— Продолжаем действовать по плану, инспектор-сан, — сказал Фицдуэйн, мрачно глядя на второго пилота.

Потом он начал вытирать со стекла и пульта кровь и разлетевшееся мозговое вещество, а пилот медленно кружил над домом Ходамы.

Местоположение виллы было обозначено стробоскопическими инфракрасными лампами, установленными по периметру сада. С земли их не было видно, да и с воздуха инфракрасное излучение ламп можно было рассмотреть, только используя специальную теплочувствительную приставку.

Задача пилота сводилась к тому, чтобы держаться от сада на одинаковом расстоянии и чуть наискось — это было важным условием точной стрельбы.

За спиной Фицдуэйна Лонсдэйл и Чифуни открыли смотровые иллюминаторы и приготовили оружие.

Фицдуэйн выполнял необходимые действия чисто механически, в то время как все его существо беззвучно кричало от горя и боли. Хьюго пришлось приложить немалые усилия, чтобы сосредоточиться. Оплакивать друга он будет потом. Майк Берджин, несомненно, понял бы его как никто другой и не обиделся.

Так уже бывало: ты заставляешь свое горе молчать и делаешь то, что должен. Только потом можно предаваться унынию и печали. Иного способа Фицдуэйн не знал.

Паук дожидался назначенного срока в штабной командирской машине. Рядом с ним, несмотря на то что он не был полицейским офицером и не обладал никаким официальным статусом, ждал двух часов ночи и Йошокава.

Назначенная на это время встреча в доме Ходамы была центральным событием широкомасштабной операции полицейских сил, в которой принимали участие тяжело вооруженные отряды “Кидотаи” и сверхсекретные подразделения по борьбе с терроризмом, относящиеся к спецназу воздушно-десантных войск. Всего в этом мероприятии было задействовано одиннадцать тысяч человек и огромное количество специального оборудования. Труднее всего оказалось спрятать всю эту огромную массу людей и техники; Фумио Намака со своими “Яибо” и Кацуда со своими якудза должны были войти в ловушку до того, как она сработает, в противном случае вся операция могла закончиться ничем.