Поначалу она довольно долгое время не могла сообразить, что здесь делают эти мешки, так как их расположение ни в косм случае не могло служить удобной огневой позицией для охраны. Только потом она догадалась, что при сильном ветре с их помощью утяжеляли салазки приземлившихся на крыше вертолетов.

Мешки, к сожалению, были заполнены мелким, сухим и удивительно сыпучим песком, так что при каждом попадании он тут же начинал высыпаться через отверстие. Через несколько минут у них будет достаточно песка, чтобы лепить из него куличики, но прикрытия они лишатся. Необходимо было срочно что-то придумать.

Сержант Ога лежал на спине, держа свой “хеклер-и-кох” направленным вверх, на крышу контрольной башни. Время от времени, когда кто-нибудь из охранников перегибался через перила, чтобы выстрелить вниз и неосторожно высовывал голову, сержант стрелял точными короткими очередями. Ему приходилось экономить патроны, однако он уверенно держал ситуацию под контролем, и Чифуни даже подумала, что сержант определенно талантлив. Подобная меткость стрельбы отнюдь не была обычным явлением даже в десантных войсках.

— Как у вас со штурмовой подготовкой, сержант-сан? — спросила Чифуни. Она намекала на специальную профессиональную подготовку, которую проходили полицейское подразделения, предназначенные, так сказать, для очной борьбы с террористами и для освобождения заложников.

Ога, заметив над ограждением башни еще один темный силуэт, быстро выстрелил два раза подряд, и сверху на них пролился стремительный кровавый дождь.

— Не сказать, чтобы я все отлично помнил, но, думаю, кое-что осталось при мне, — отозвался сержант. — Говорят, это как езда на велосипеде: ездить можно в любом возрасте, только к старости суставы громче скрипят.

Чифуни слегка улыбнулась. Ей приходилось слышать аналогичное замечание относительно другого столь же популярного способа проводить досуг.

— Если мы останемся здесь, — продолжила она, — нас, скорее всего, убьют. Если мы двинемся к дверям и попытаемся атаковать охранников внутри павильона, у нас вряд ли что-нибудь выйдет. Там их по меньшей мере полдюжины, а нам еще нужно преодолеть сорок с лишним ярдов открытого пространства. Кроме того, как только мы выберемся отсюда, мы попадем под огонь крупнокалиберного пулемета с башни.

— Значит, нам остается либо штурмовать контрольную башню, либо дожидаться помощи? — переспросил Ога.

— Помощь прибудет минут через двадцать или больше, — ответила Чифуни. — Даже если это будет опергруппа быстрого реагирования.

— Тогда положите в павильон одну гранату из подствольника, а Ренако прикроет вас огнем, пока мы будем пробиваться в контрольную башню, — предложил сержант. — Мне кажется, что после взрыва вертолета основные силы остались на крыше.

— Сколько там, по-вашему, человек? — спросила Чифуни.

— Меньше, чем было, — мрачно ответил сержант. — Два или три, самое большее — четверо. Так что попытаться стоит.

Чифуни посмотрела вверх, на вершину башни. Она могла бы попробовать забросить гранату из своего подствольного гранатомета и туда, но, во-первых, граната могла не успеть взвестись, а во-вторых, если она все же встанет на боевой взвод, мощный взрыв почти наверняка заденет и их тоже. Чифуни сделала себе мысленную заметку — в следующий раз не забыть взять с собой несколько старых добрых ручных гранат. Собственно говоря, повальное увлечение огнестрельным оружием направленного действия всегда казалось ей нелепым: каждому известно, что через несколько секунд после начала любой заварушки все ее здравомыслящие участники успевали найти себе подходящее укрытие. В этих условиях ручные гранаты были лучшим из способов довести дело до конца.

Ренако внезапно вскрикнул, и Чифуни обернулась в его сторону. С перекошенным от боли лицом детектив наклонился к земле и руками подтягивал свою ногу за мешки, словно она вдруг потеряла способность двигаться сама по себе. Очевидно, он неосторожно высунулся из-за их ненадежного укрытия, и ему в ногу попала пуля. Чифуни увидела, как лицо детектива посерело, а на лбу выступили крупные капли пота. Боль от такой раны, даже если она не угрожала самой жизни, должна была быть чрезвычайно интенсивной.

— Ренако-сан, — обратилась к нему Чифуни. — Не могли бы вы взять на себя крышу? Мы собираемся пробраться в башню и очистить се от врагов, но нам нужно несколько секунд, чтобы мы успели добежать до дверей. Потом мы сможем помочь вам.

Ренако слабо кивнул. Ога помог ему перевернуться на спину так, чтобы он мог постоянно держать под прицелом ограждение на крыше башни, потом проверил магазин его оружия и убедился, что патрон загнан в патронник. У Ренако тоже был “хеклер-и-кох”, и Ога передвинул регулятор на автоматический огонь.

— Ничего сложного, Ренако-сан, — сказал он. — Просто окатите подонков свинцом, как только они появятся.

— Слушаюсь, сержант-сан, — ответил Ренако. Голова у него кружилась, а ограждение на крыше башни то расплывалось, то снова становилось видным отчетливо. Впрочем, детектив надеялся, что сумеет некоторое время продержаться и не потерять сознание.

Чифуни не очень хотелось стрелять в дверь павильона сорокамиллиметровой гранатой, так как ей казалось, что если Фицдуэйн жив, то он, скорее всего, находился где-то в том районе, однако они уже не могли позволить себе роскошь выбирать.

— По моему сигналу, сержант-сан, — сказала она, повернувшись к Ore. Тот кивнул.

— Вперед! — прокричала Чифуни.

Сержант Ога выскочил из-за мешков с песком, паля по павильону и дверному проему из автомата. Спасаясь от огня, охранники вынуждены были на время укрыться, так как Чифуни почти мгновенно присоединилась к сержанту со своей автоматической винтовкой. Заметив, что враги им пока не угрожают, она навела на дверь гранатомет и выстрелила.

Граната, размером с электрическую лампочку и имеющая форму пули-переростка, вылетела из подствольника и исчезла в темном дверном проеме.

Грохнул взрыв, сверкнуло багровое мрачное пламя, и из-за укрытий вывалилось несколько мертвых тел. Чифуни окатила дверь последними патронами из своего магазина, ловко перезарядила оружие и помчалась вслед за сержантом к дверям контрольной башни. Под ноги ей то и дело попадались все еще горячие обломки вертолета, а стрельба с крыши возобновилась. Пущенная ею граната могла вывести из строя вовсе не всех обороняющихся.

Дверь в башню была искалечена взрывом вертолета и еще горела. Сержант выбил се на бегу, прыгнул вперед, покатился по полу и залег, стреляя во все стороны. За дверью, однако, никого не было — только узкие металлические ступеньки, которые вели вверх, в комнатку дежурного и на крышу контрольной башни.

Наверху промелькнуло чье-то лицо, и Ога снова выстрелил. Лицо исчезло, но сержант знал, что промахнулся. Он был очень зол на себя за то, что открыл бесполезную стрельбу и насторожил засевших на крыше якудза.

Чифуни догнала его и опустилась рядом на одно колено. Ступени вели к открытой двери, и она, намереваясь снова использовать гранатомет, мысленно прикинула расстояние и возможные последствия взрыва. В противном случае им пришлось бы карабкаться по ступенькам под огнем, и все преимущества были бы у обороняющихся. На их стороне не было теперь даже фактора внезапности.

Она не могла обвинить сержанта за то, что он начал стрелять. Если бы здесь, у подножия ступеней, кто-нибудь был, то запоздай сержант с выстрелом хоть на долю секунды, и они оба уже были бы мертвы. Бой, как и большинство вещей в жизни, состоял из последовательности возможностей, между которыми приходилось постоянно выбирать. Принимая решения в бою, человек либо продвигался вперед, либо сталкивался с последствиями неправильно сделанного выбора. Сожаление по поводу допущенной ошибки помочь делу не могло.

Пока сержант перезаряжал свой автомат, Чифуни прикрывала его короткими прицельными очередями по тем местам, откуда, по ее мнению, мог появиться противник. Впрочем, она пока что никого не видела.

— Что бы вы предпочли, сержант-сан, — поинтересовалась она во время короткой паузы между очередями, — чтобы вас взорвала я или подстрелил противник?