- Как думаешь, еще добавить? – глядя в миску, спросила она у Куки.
- С сахарной пудрой переборщить невозможно, - отозвалась та и указала на меня венчиком. – Тебе надо разлить Рейеса по бутылкам и продавать на черном рынке. Мы вмиг разбогатеем.
Я шагнула ближе:
- Чувиха, что ты там насилуешь?
- Только что я была в одной комнате с самым сексапильным мужчиной на планете, так что, наверное, насилую свою нравственность. – Куки хихикнула. – Сечешь? Насилую свою нравственность.
Джемма рассмеялась, отмеривая еще немного сахарной пудры. Я глянула на миску Куки и зачерпнула ложкой белый пенный рай.
- Глазурь?
- Ага. Решили испробовать твои новые формы для кексов.
- Я купила формы для кексов? – Совсем не в моем духе.
Куки приподняла брови:
- И смесь для «Маргариты» (2).
Ну и ну.
***
Вскоре выяснилось, что Джемма не просто так осталась у меня и пила как сапожник. Я поняла это по языку ее тела, по странному блеску в глазах, но в основном по ее словам:
- Я не просто так у тебя осталась.
Она была полна решимости уложить меня спать, даже если для этого ей придется напоить меня в стельку. Вот почему они с Куки с энтузиазмом набросились на замороженную смесь для «Маргариты», которую я заказала, упав на самое дно. Я тогда целую неделю только о том и думала, как хочу день за днем напиваться «Маргаритой» (и водить языком по зубам Рейеса), но у меня не было соли (и зубов Рейеса). Еще у меня не было сил выйти из квартиры, чтобы купить хотя бы маленькую упаковку соли, и не было желания наступать себе на горло, чтобы умолять Рейеса позволить мне облизать его зубы после всего, что он натворил. Поэтому мне оставалось только жалеть, что под рукой нет «Маргариты». И мечтать о зубах Рейеса.
Втайне я надеялась, что у меня в руке волшебным образом появится стакан с «Маргаритой», но для этого мне пришлось бы выпустить из рук пульт, а этого, видит Бог, никогда-никогда не случится.
Просто замкнутый круг, черт побери.
Джемма пила редко. Бокал вина за ужином – максимум. Я пила по особым случаям. Например, по пятницам и субботам. Зато Куки…
- Крууууутоооо! – Куки в приступе непонятного мне триумфа подняла руки. – Я так не вес-селилась с тех пор к-как… как… - Похоже, у нее были серьезные проблемы со связной речью. Но она быстро эту проблему решила и ткнула пальцем в сторону двери. – С тех пор, к-как в ту дверь вошел Рей-йеш Фэрлоу! – Она повернулась ко мне, и на лице ее было написано чистейшее обожание. – Боже мой, этот чувак знает, к-как входить.
Куки стояла с другой стороны барной стойки и честно пыталась испечь шоколадные бисквиты в моей новенькой электроскороварке. Стоит признать, пахло в квартире божественно, но я не питала больших надежд на то, что в ближайшее время получу свою дозу шоколада. Скороварка пикнула, Куки повернулась к ней и… исчезла. Странность какая-то. Только что она была здесь и вдруг бесследно испарилась. Почти сразу же за ее исчезновением последовал громкий удар, эхом отозвавшийся от кухонного пола. Я бы бросилась ей на помощь, но к этому моменту уже не доверяла собственным ногам. Джемма свисала с подлокотника дивана (который, может быть, получит имя Мелвин), а бабушка Лиллиан, которая божилась, что это была лучшая «Маргарита» со времен конкурса красоты в Хуаресе, где она принимала участие, лежала на полу лицом вниз. Понятия не имею, с чего бы.
- Все веселье пропускаете, мистер Вонг. Не знаю, что Куки сюда подмешивает, но получается обалденно. – Я отсалютовала коробкам, за которыми скрывался мистер Вонг, сделала последний глоток «Маргариты» (или «Кукиариты», как мы назвали этот напиток) и решила попробовать написать письмо, раз уж Джемма настаивает, что это поможет. Как правило, психотерапевты просят вести подробный дневник, так что идея с письмами была как минимум любопытной.
Наверное, я могла бы написать письмо Санте. Рождество уже прошло, но я его пропустила, потому что не разговаривала ни с кем, кроме продавцов с канала «Магазин на диване». А им, кажется, совсем не хотелось отмечать Рождество со мной.
Само собой, у меня был рождественский ужин в компании Куки и Эмбер, а еще приезжали с подарками Джемма и дядя Боб, но после их визита осталась какая-то особо противная форма депрессии. Кроме этого, я почти ничего не помню. Ах да, помню невероятный шоколадный чизкейк, а все остальное – как в тумане.
Я взяла ручку и лист бумаги и стала строчить все, что приходит на ум.
Дорогой Санта!
Какого черта?
Вот и все, что я сумела из себя выдавить. Никаких результатов я не почувствовала. И от того, что попыталась, лучше мне не стало. Хреновые у Джеммы методы лечения. Я все никак не могла выбросить Рейеса из головы. Воспоминание о том, как он позволил Эмбер себя обнять, я готова была лелеять целую вечность. И это воспоминание заставляло меня чувствовать совсем не то, что мне хотелось. Мне хотелось злиться на него, трясти кулаками и рычать от злости, но он дрался из-за меня с демонами. Боролся за то, чтобы мне ничего не угрожало. Чертовски трудно злиться на того, кто ведет тайную войну за твою жизнь. Проклятье.
Я затащила Джемму в спальню и легла рядом с ней, только чтобы два часа кряду пялиться в потолок. Потом на стену. И на тумбочку. В итоге я чувствовала себя так, будто в череп насовали влажных тряпок. Через несколько часов, которые довели меня до белого каления, я сняла с лица руку Джеммы и тихонько встала с кровати. Я искренне надеялась, что «Маргарита» поможет мне уснуть так же, как помогла Куки и Джемме, но все зря. Когда я по собственному желанию старалась не спать несколько недель подряд, мне приходилось прогонять сон огромным количеством кофе. И вот теперь я хотела спать, но не могла.
Оказывается, Песочный человек (3) – та еще сволочь.
Вдруг до меня дошло, что в организованной сегодня засаде кое-кого не хватало. Гаррета Своупса, «охотника за головами», который время от времени работает с дядей Бобом. Я не виделась с ним с тех самых пор, как его чуть не убили по моей вине. И это уже во второй раз. Но наверняка он не держит на меня зла. Сам он не приезжал, а у меня не было ни сил, ни желания выходить из дома, поэтому я ничего не слышала о нем больше двух месяцев. Он не звонил, не писал сообщений, не пытался связаться по электронке. Даже учитывая два огнестрельных ранения, это слишком на него не похоже.
Я решила его выследить. Наверное, он изменился с тех пор, как заглянул в лицо смерти. К тому же он меня видел. Умерев на операционном столе, он видел, как я выгляжу, если смотреть на меня с той, другой стороны. Видел, чем я регулярно занимаюсь. Такое для кого угодно было бы серьезным потрясением.
Однако я по сей день понятия не имела, помнит ли обо всем этом Гаррет. Будучи лифтом на небеса, я выполняю определенные обязанности, суть которых однажды пыталась ему объяснить. Но, как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Может быть, это стало для него последней каплей. Может быть, смириться с действительностью оказалось сложнее, чем просто услышать о ней.
Я обула тапки, набросила куртку и вышла из квартиры.
В том, чтобы ехать по городу в три часа утра, есть масса преимуществ. Например, на дорогах почти не было машин, так что до дома Гаррета я добралась за рекордно короткое время.
Я постучала в дверь и стала ждать. Почему-то с утра пораньше, когда рассветом еще и не пахнет, Гаррету нужна целая вечность, чтобы открыть дверь. Я снова постучала. Мне всегда было любопытно: если «охотник за головами» уклоняется от ареста и пускается в бега, кто должен его искать?
- Чарльз! – прорычал Гаррет из-за двери. – Богом клянусь, если это ты…
Как он узнал? Я решила молчать – пусть удивится.
Дверь распахнулась, явив моим глазам Гаррета, растрепанного и без рубашки. Никаких особенных чувств в его адрес у меня не было, но смотреть на него все равно было приятно. Кожа цвета кофе с молоком и дымчато-серые глаза, которые буквально на мгновение остановились на Маргарет и так же быстро решили, что внимания она не достойна. Он был в курсе произошедшего, поэтому наверняка понимал, почему я таскаю с собой пушку даже в пижаме.