Районным Дозором руководил боевой маг третьего ранга Качашкин. Собственно, на табличке – Угорь не постеснялся вернуться и еще раз перечитать – так и значилось: «Л. И. Качашкин», и ниже, крупно: «Специальная комиссия». Нагло. Разумно. Специальных комиссий посетители-люди сторонились. А для Иных, конечно же, в Сумраке пылала иная вывеска. Кабинет у мага был хорош: высокие потолки, ореховые панели в полстены, тяжелые бордовые шторы с кистями, массивные шкафы, сверкающие начищенной медью финтифлюшки. Большущий стол с тремя телефонными аппаратами. Правда, сию секунду хозяин кабинета всем этим великолепием наслаждаться не мог, поскольку с потерянным видом сидел сбоку от стола, на стуле для посетителей. Хозяйское же кресло занимал Аесарон: уперев локти в лакированную столешницу, ладонями он обхватил голову, запустив пальцы в шевелюру так, что жесткие черные волосы встали торчком. Буквально перед его лицом высилась весьма солидная стопка бумаг. Вид у него был изможденный.

– Ну и сволочь же этот ваш Гесер! – сквозь зубы процедил он, глядя не на Евгения, а на стопку документов. Складывалось впечатление, что именно упомянутый Гесер, руководитель Ночного Дозора Москвы и негласно – всей Российской Федерации, прислал эту гору бумаг Аесарону лично. Угорь промолчал.

Наверное, прав участковый Денисов, говоря про сонное царство. По слухам, в Москве – нескончаемое противостояние Светлых и Темных, непримиримая борьба, ежедневные стычки, сражения не на жизнь, а на развоплощение. Настоящий фронт. В областном центре, где Угорь долгое время занимался оперативной работой, стычек тоже хватало, но масштаб совсем не тот. Там Иные разных оттенков не столько задирались, сколько с подчеркнутым высокомерием старались не замечать друг друга. Нет, случалось всякое – время от времени кто-то срывался, кто-то ошибался, кто-то нарушал Договор, сознательно – открыто или тайком – шел на преступление. Время от времени руководство того или иного Дозора отдавало приказ занять лидирующие позиции, но, наверное, какому-нибудь столичному дозорному все это больше напоминало бы игру, нежели реальную битву Тьмы и Света. А здесь, в глухом районе, Угорь и вовсе мог позволить себе проконсультировать по телефону противника, а потом прийти в самое логово Темных, и при этом не чувствовал по отношению к себе ни ненависти, ни даже особой неприязни. Не враги – всего лишь соперники. Правда, только до того момента, пока одна из сторон не подставится, не проколется. Сейчас в роли такой стороны был Евгений, но оставалась надежда, что Дневному Дозору об этом ничего пока не было известно.

– Да ты присаживайся! – Аесарон подбородком указал на свободный стул. – А?

Евгений заставил себя встрепенуться. Он слишком расслабился. Необъяснимо расслабился. Непозволительно расслабился. Между прочим, трое из находящихся здесь брали его тогда, в универсаме. И после требовали развоплощения и вообще делали все возможное, чтобы жизнь ему сахаром не казалась.

– Спасибо, но я заступил на дежурство, – развел он руками: дескать, рад бы посидеть с вами, но пора на улицы, полные опасностей.

Он даже изобразил виноватую улыбку, по очереди оглядывая всех присутствующих. Качашкин на него не смотрел, сомнамбулически покачиваясь на стуле вперед-назад. Угрюмый ведьмак Харламов составлял со стола на поднос чашки-блюдца. Третий Темный дозорный, абсолютно лысый вампир Гущин, оккупировал маленький столик в углу – место секретаря или стенографистки того, кто раньше занимал этот кабинет; рядом стояла печатная машинка, но Гущин строчил что-то от руки – видимо, очередной отчет или недостающий рапорт.

Неполный состав.

– А где же ваш этот… Палтус? – благодушно осведомился Евгений.

– Как? – переспросил, приподняв голову, Аесарон. – Кто?

– Ну, Палтус, тот, кто с вами днем был, – любезно разъяснил Угорь.

После внушительной, зловещей паузы вдруг грянул хохот. Евгений реально испугался – он впервые видел задыхающегося ведьмака, икающих магов и рыдающего от смеха вампира. Вид последнего, надо сказать, был страшнее всего. Упал поднос с грязными чашками, сполз со стула очнувшийся Качашкин, рухнул грудью на стопку документов Высший Темный. Они захлебывались, колотили кулаками и ладонями по всему, до чего дотягивались кулаки и ладони, они катались, хватались за животы, а Угорь понятия не имел, что вызвало такую реакцию и как ему теперь быть – потому что все это, наверное, надо было как-то останавливать…

Открылась дверца, которую Евгений до сего момента считал дверцей самого дальнего шкафа. Оказалось, что кабинет соседствует с другой комнатой – видимо, служащей для отдыха хозяина. Оттуда показался позеленевший от злости спутник Аесарона. Казалось, еще секунда – и он кинется на оперативника, попытается задушить или перегрызть горло, даже не трансформируясь. Но тут его заметил Аесарон. Отдышавшись, он ткнул пальцем в сторону оборотня:

– Палтус!.. – И, дважды всхлипнув, снова ткнул: – Нарекаю тебя!..

Истерика возобновилась с удвоенной силой.

Оборотень молча развернулся и скрылся в комнате, шарахнув полированной дверцей так, что под потолком закачалась тяжеленная люстра.

Угорь понимал только то, что невольно умудрился каким-то образом оскорбить низшего Темного в присутствии остальных. Чем же? Ведь он сам слышал, как руководитель Дневного Дозора называл свою «шестерку» этой кличкой! Может, все дело в этом? Может, эта кличка не для посторонних ушей? То, что нормально на зоне или из уст босса, неприемлемо при непосвященных?

Если бы Евгений догадался в этот момент проверить прогноз, он увидел бы массу изменений в сравнении с тем, что было час назад. Но он находился в резиденции неприятеля, ему предстояло решать куда более насущную проблему с украденным и внезапно найденным сейфом с мощнейшим артефактом внутри, и посему проверить прогноз он не догадался.

Постепенно все успокаивались: Харламов принялся собирать с пола осколки посуды, Качашкин поправлял галстук, Гущин носовым платком-простыней вытирал слезы, Аесарон приглаживал волосы и шмыгал носом.

– Ух, Женька, ух, релаксатор! А? – Слово было Евгению незнакомо, но интуитивно он догадался, что Темный не пытается его обидеть, скорее, наоборот, делает ему этакий комплимент, благодарит за веселую шутку. – Чаю хочешь? Или коньяку?

Коньяку действительно хотелось, Угорь нервничал сейчас сильнее, чем вначале, когда только вошел в кабинет, но он заставил себя помотать головой.

– Извини, кофию не предлагаю, его мои обормоты еще днем выдули. Ты чего пришел-то? Ах да! – увидев, как изумленно вытаращился дозорный, вспомнил Аесарон. – Сейф! А? Это как же ты умудрился? Из кармана он у тебя, что ли, выпал? Бывает, бывает. Внизу он стоит, за шторкой, возле мента. Защиту я сниму, можешь забирать. Ты машину подогнал?

Узнав, что Угорь вообще без машины, изумился уже глава Темных.

– А как же ты его попрешь? Он же, наверное, пудов шесть весит. Харламов, ты как его сюда пер?

– Грузовичок словил подле рынка. – Харламов, похоже, был откуда-то с Поволжья, поскольку ощутимо окал.

– А в «жигуленок» ваш он полезет?

– Это навряд, – подумав, ответил ведьмак. – Тут ить как: в багажник точно не войдет, а на сиденья Леонид Иваныч не позволит – углы у ево острые, пошкрябает обивочку-то. – Он еще подумал. – Да и так-то навряд войдет.

Аесарон прищурился.

– Жень, могу одолжить тебе один амулетик, очень он чудесно с гравитацией взаимодействует – обвяжешь сейф веревочкой и понесешь, как воздушный шарик. А? Одолжить?

Угорь выставил руку ладонью вперед, покачал головой, отказываясь от предложения. Подобные заклинания были и в его арсенале, но энергия, затрачиваемая на их применение, выходила за рамки обычной бытовой магии. Соответственно, он будет вынужден расплатиться с Темными разрешением на использование магии того же уровня. Ему-то всего лишь сейф до кабинета дотащить, а они, чего доброго, мотоцикл какой-нибудь перевернут или десяток кирпичей из-под крыши на тротуар столкнут…

– Есть у вас телефонный справочник? – обратился он к Качашкину. – Вызову грузовое такси.