Своими заботами жила великая княгиня Ксения Александровна. Она 5 октября 1916 г. в письме из Ай-Тодора своему старшему брату Николаю II сообщала:
«Мой дорогой Ники,
Я была крайне обрадована и тронута Твоим милым письмом и от всей души благодарю Тебя. Никак не ожидала, что Ты найдешь времени мне написать, зная, как Ты занят, и Тебе не до писем, и это тем более меня глубоко трогает!
Сегодня именины Алексея и я еще раз поздравляю вас и шлю лучшие пожелания. Понимаю, как Тебе должно быть отрадно, иметь его около себя. Но сейчас Аликс и все дети с Тобой. Последний раз мы с Тобой виделись в Царском [Селе] 23 апреля. С тех пор, за исключением 3-х недель проведенных в Киеве, я сижу здесь. На днях, жду приезда Андрюши и Ростислава. Не могу привыкнуть к мысли, что он уже офицер! С одной стороны – лестно, но с другой, скажу откровенно, новые беспокойства и страхи! Но Бог милостив! <…> За Тебя я так рада, что Алексей еще маленький и что остальные Твои дети – все дочери! <…> – Я рада, что у Сандро начинает налаживаться работа, по-моему очень трудно и мало кто знает, сколько у него неприятностей и с какими препятствиями ему приходится встречаться на каждом шагу. Ведь авиация не существовала у нас до войны, в нее не верили! Все это пришлось создавать в эти два года, а ему теперь ставят в вину или в упрек, что у нас нет того, нет другого, как будто он в этом виновен. А Родзянко ему просто советует убраться! Вот, пускай его назначают на это место!
Да действительно, мы все были против того, чтобы Ты брал новую обузу на свои плечи – год тому назад! Момент был такой страшный, но видимо сам Господь Тебя научил и вразумил так поступить и Твой шаг был правильный – теперь все в этом убедились. Да поможет Он Тебе и в дальнейшем, и довести все до славного конца!
Недели через две, надеюсь, Ирина и Феликс приедут. Юсуповы здесь с внучкой. Она меня узнала, что меня крайне удивило и тронуло! Почти 4 месяца не виделись. Она бедненькая была очень больна все лето (инфекция кишечника) и до сих пор еще худа и в особенности бледна.
Сабуровы живут у нас, все семейство. <…> Завтра похороны бедного Думбадзе. Так жалко его! Он сильно страдал последние дни после временного улучшения. <…> Митя (великий князь Дмитрий Константинович – В.Х.) здесь с Татьяной, которая все болеет. Я ее еще не видела. <…> Я совсем заболталась.
До свидания (где и когда?). Дай Бог успеха и всего лучшего Тебе дорогой Ники. Целую крепко. Христос с Тобой.
Твоя старая сестрица Ксения»[130].
Несмотря на спокойное времяпрепровождение в Крыму, все-таки уже чувствовалась политическая напряженность в стране. Держава раскалывалась на лагеря и партии. Так, например, находившийся на излечении в Крыму подполковник Владимир Максимович Догадин, оставил об этом времени интересные рукописные воспоминания:
«Как раз в то время в Государственной Думе шла резкая критика деятельности правительства, и известный депутат П.Н. Милюков произнес свою знаменитую речь под названием “Глупость или измена”. Она была напечатана в газетах с большим количеством пустых мест, как результат работы цензуры. В руках Юсупова находился в этот час доставленный ему полный текст речи без всяких выпусков. Он примыкал к так называемой «русской» партии сторонников царя, в то время как царица относилась к «немецкой» партии – сторонникам мира с немцами, ибо сама была родом из Германии, и среди воюющей против нас армии Вильгельма II было немало ее августейших братьев.
За время моего пребывания старая и молодая княгини (имеются в виду З.Н. и И.А. Юсуповы – В.Х.) нередко заглядывали в санаторий, чтобы запросто побеседовать с нами. В одну из таких бесед я заметил, что браслет в виде жгута из массивного червонного золота, находившийся на руке у молодой княгини, сильно покалечен. Я попросил его снять и тут же привел его в надлежащий вид, так как червонное золото легко гнется. В следующий раз княгиня сама сняла свой браслет с руки. “Смотрите, – сказала она мне, – мои маленькие братья опять изогнули его. Поправьте, пожалуйста”. И снова я получил случай выпрямить ее браслет.
По воскресеньям великая княгиня Ксения Александровна имела обыкновение приезжать в церковь, находившуюся в деревне Кореиз. Однажды я там был вместе с капитаном Рудневым. Выйдя по окончании службы из церкви, мы остановились в стороне и смотрели, как в боковую дверь из храма вышла Ксения Александровна. Для приветствия ее мы взяли под козырек. Увидев нас, она сама подошла к нам, подала руку и в ожидании автомобиля стала с нами беседовать. А в это время ее младшие сыновья окружили нас и как простые дети стали дергать, кто за руку, а кто за китель. И так продолжалось, пока подъехавший шофер не вышел из машины и не начал перебрасывать в кузов автомобиля всех княжат по очереди.
“Вот смотрите, как они держат себя просто здесь, в Ялте, – сказал капитан Руднев, когда автомобиль отъехал, – а попробуйте подойти к ней же там, в Петербурге, так тебя так шугнут, что долго еще потом будешь помнить”. Капитан Руднев был сыном московского городского головы, служил в гвардейском стрелковом полку и потом вращался среди общества офицеров петербургской гвардии. В санатории мы с ним подружились, и он делился со мною мыслями о том, что видел и что слышал.
К сказанному выше небезынтересно добавить описание некоторых черт быта Юсуповых, этих богатейших людей России, представители которых уже более сорока лет исчезли из нашей страны.
Кроме “Кореиза” Юсуповы владели в Крыму еще имением “Кокозы” у Ай-Петри. В Петрограде имели дворец на Английской набережной, в Москве – другой дворец близ Красных Ворот, а также знаменитое “Архангельское” в Подмосковье, где ныне созданы военный санаторий и музей. Говорят, что в Петербургском дворце при гардеробной имелась комната специально для обуви, в которой хранилось 3 тысячи различных туфель и ботинок, принадлежащих княгине Юсуповой. Если в те времена мало кто имел собственные автомобили, то в “Кореизе” у Юсуповой было несколько легковых машин. При себе они обычно денег никогда не носили, за исключением мелочи серебром для подачи нищим, а если что приобретали в магазинах, то распоряжались доставлять им купленное на дом»[131].
Семейство князей Юсуповых так же часто проводило летнее и осеннее время отдыха в своих имениях в Крыму. Молодая княгиня Ирина Александровна несколько отличалась от других членов Императорской фамилии, прежде всего независимостью и самостоятельностью своих поступков. Ее мало беспокоило мнение великосветского общества. Так, например, в 1916 г. она посетила в Крыму семью великого князя Павла Александровича (1860–1919), который был женат морганатическим браком на О.В. Пистолькорс и некоторое время находился в опале. Однако Царская семья, в конце концов, признала этот брак и супруга великого князя Ольга Валерьяновна получила 18 августа 1915 г. титул княгини Палей. Ирина написала Феликсу об этом визите: «Я поехала с мама (великой княгиней Ксенией Александровной – В.Х.) в Семеиз к чаю, к дяде Павлу и к тете Палей. Перед этим они были у мама, мне ужасно нравятся их девочки… Тетя Палей меня все время приглашала непременно к ней приехать зимой. Я сказала, что приеду и приеду!!!» Хотя Ирина хорошо знала, что Императорский Двор не одобряет морганатического брака великого князя Павла Александровича.
Однако прохладное отношение Императорского Двора все-таки семью великого князя Павла Александровича и княгини О.В. Палей тоже не очень смущало. После отдыха в Крыму они были 26 ноября 1916 г. на дне рождения вдовствующей императрицы Марии Федоровны в Киеве. Там их к себе в гости и для делового разговора пригласил великий князь Александр Михайлович. Княгиня О.В. Палей так описала в воспоминаниях это свидание: «На другой день мы с мужем и сыном поехали обедать к великому князю Александру. В Киеве находился он в качестве организатора авиации Русской армии. При нем была свита и штаб, князь Мюра в том числе. Обед прошел весело, но под конец великий князь, сделал нам знак, что хочет поговорить с нами, со мной и мужем, с глазу на глаз. Говорил он долго и ярко, как человек убежденный. Описал опасность, нависшую над монархией и, стало быть, над всей Россией. Перечислил упреки в адрес императора и особенно императрицы. Все беды, по его мнению, коренились в Распутине. Старец в те дни, за месяц до гибели, был всемогущ. Великий князь Александр пересказал нам слухи о его непристойном поведении и сообщил об отставке генерала Джунковского. Шеф жандармов был изгнан за то, что пытался, зная факты, раскрыть Их Величествам глаза. Мало того, был заменен Сазонов на Штюрмера, распутинского протеже. Сама фамилия Штюрмера возмущала, как все немецкое. Национальный шовинизм в те дни распирал Россию. Великий князь Александр не сказал великому князю Павлу ничего нового. Павел внимательно выслушал и спросил, к чему весь этот разговор. К тому, отвечал Александр, что семья рассчитывает на Павла. Императору он самый близкий из родни и самый любимый, притом единственный живой, из дядьев.
