Свадебное путешествие было, наверное, единственным безоблачным временем в их долгой совместной жизни. После Франции были Египет, Палестина, Италия, Англия и Германия. Как свидетельствуют письма Феликса из заграничного путешествия к матери, с самого начала пути проявилась болезнь Ирины Александровны: «Ирина 4 года тому назад упала спиной на рельсы, и что с тех пор у нее всегда были боли в нижней части спины, и она молчала! Падала много раз с лошади, с велосипеда, поднимала постоянно тяжелые вещи, и никто не обращал внимания и не останавливал ее»[118].
Никто и не подозревал, что это была последняя торжественная свадьба в Российской империи. Над Европой сгущались тучи. Молодоженам чудом удалось выехать из Германии через Данию буквальное за считанные дни до начала военных действий полномасштабной Первой мировой войны.
В подарок молодоженам (как отмечалось выше) было выделено в Крыму имение «Сосновая роща» и небольшой особняк рядом с Кореизским дворцом, который Юсуповы называли «Морозовская дача», а лично Ирине – участок горного леса близ Коккоза «Орлиный залет», с построенным на нем ранее архитектором Н.П. Красновым чайным домиком в татарском духе. В связи с этой женитьбой Феликс Феликсович Юсупов (младший) получил право от Государя носить княжеский титул еще при жизни отца.
Год спустя 8 (21) марта Ирина Александровна родила дочь, которую тоже назвали Ириной («маленькая Ирина», 1915–1983). После рождения дочери здоровье молодой княгини ухудшилось. Врачи ставили разные диагнозы: от туберкулеза до воспаления почек. Молодая семья Юсуповых уехала на кумыс в Саратовскую губернию, в небольшое имение Филипповка, которое принадлежало родственникам бабушки Феликса Феликсовича – Зинаиде Ивановне Юсуповой (урожденной Нарышкиной). Маленький деревянный дом со старой мебелью и без удобств стоял в степи. Молодоженам нравилась жизнь вдали от светской суеты. Они совершали большие прогулки по «карамзинской» дороге, рядом находились имения Карамзиных и Аксаковых. После отъезда Феликса Ирина еще какое-то время оставалась в заброшенном имении, пила кумыс под наблюдением доктора Посникова и часто писала письма супругу и свекрови, которую она называла «мама Феликса».
В ее одном из писем есть описание природы этих провинциальных мест: «Было удивительно красиво. Как будто было солнце и в то же время его не было. И мне было грустно покидать степь»[119].
Во время Первой мировой войны князь Феликс Юсупов-младший поступил волонтером в Пажеский Его Величества корпус: от призыва в армию он был пока освобожден, поскольку теперь являлся единственным сыном в семье. Однако его могли забрать на вспомогательную, т. е. тыловую службу рядовым солдатом. В связи с такими обстоятельствами, он в 1915–1916 гг. стал заниматься на специальных курсах (пехотных) при Пажеском корпусе, готовясь к экзаменам на чин офицера. Окончание Пажеского корпуса открывало дорогу не только для военной, но и для придворной службы.
Этот момент был важен для будущей карьеры князя Ф.Ф. Юсупова-младшего, так как на поддержку и авторитет отца приходилось все меньше надеяться. В январе 1915 г. князь Ф.Ф. Юсупов-старший посетил Францию в качестве посланника императора с целью вручения русских орденов отличившимся французским военным. Своим экстравагантным поведением он не снискал уважения у союзников по Антанте.
Между прочим, в разговоре с президентом Франции Р. Пуанкаре (1860–1934) он пустился в следующие рассуждения: «Он рассказывает мне, что в России на каждом шагу видишь следы немецкого влияния, что в Москве полиция находится в руках Германии, что в России не осмеливаются изгнать немцев ни из торговли, ни с государственных должностей, потому что у немцев защитники при дворе, у великих князей, во всех кругах общества. С такой свободой выражается посланец императора. Правда, после этой поправки он добавляет, что император твердо решился вести войну до победного конца»[120].
С мая по июнь 1915 г. князь Ф.Ф. Юсупов-старший состоял в должности главного начальника Московского военного округа и одновременно в мае – сентябре 1915 г. – главноначальствующего г. Москвы. Это назначение состоялось при активной поддержке великого князя Николая Николаевича (1856–1929). По характеристике бывшего военного министра В.А. Сухомлинова это соответствовало и довоенному принципу назначения: «В общем цеплялись за старые и частью устарелые формы и брали на должности людей не там, где их можно было найти, а исключительно только таких, которые, казалось, удовлетворяли следующим условиям: преданность царю, безусловное повиновение и отсутствие какого-либо собственного политического убеждения. Это приводило к тому, что гвардейские офицеры по своему соответствию для назначения на должности по управлению оказывались в первых рядах. Этим объясняется, что гвардейская кавалерия очутилась в роли академии по поставке членов управления: губернаторов, полицмейстеров и генерал-губернаторов, – задача для нее непосильная и вовсе ей не соответствующая»[121].
Своими действиями князь Ф.Ф. Юсупов-старший на новой должности (арестами, высылкой лиц с «подозрительными фамилиями», запретами полиции разгонять «патриотические демонстрации») весьма способствовал росту шовинистических настроений. По его приказу был арестован даже председатель Общества фабрикантов и заводчиков Московского района Ю.П. Гужон – французский подданный. Однако вскоре случившийся немецкий погром, а заодно разорение и других иностранных предпринимателей в Москве, заставили князя Ф.Ф. Юсупова-старшего через некоторое время подать в отставку.
Начальник Московского охранного отделения полковник А.П. Мартынов (1875–1951) позднее делился воспоминаниями о службе при князе Ф.Ф. Юсупове-старшем:
«Не прошло и дня, как градоначальник передал мне приказание главноначальствующего явиться к нему. Я поехал и снова присутствовал при разборе князем почты. На другое утро я опять был вызван к князю – на этот раз по каким-то делам градоначальства.
Каждый вызов к главноначальствующему, естественно, отнимал у меня много времени. Самая забавная в наших “деловых” встречах с князем история, почти анекдот, приключилась в мой четвертый или пятый приезд к нему. Я сидел у него в кабинете, и князь, разбирая бумаги, вдруг устремил на меня недоуменный взгляд и спросил: “А скажите, пожалуйста, полковник, какую вы, собственно говоря, занимаете должность?”
Я опешил от этого вопроса, но, насколько возможно, в удобопонятной для мальчика среднего возраста форме объяснил, в чем заключается моя должность.
В комнату вошел лакей и доложил о завтраке. Князь пригласил меня к столу.
Завтраки у князя Юсупова подавались в разных комнатах: стол был сервирован то в “угловой” гостиной, то в “желтой”, редко в одной и той же комнате. За завтраком на этот раз собралась небольшая группа приглашенных, близких к князю по должности. Очень красивая и очень моложавая княгиня завтракала с нами. За стулом каждого присутствовавшего стоял ливрейный лакей. Князь был очень в духе и рассказывал, изящно грассируя, как ему пришлось утром присутствовать на длинной церковной службе по случаю похорон какого-то видного чиновника. <…>
Разговор перешел на политику. Княгиня стала задавать мне вопросы и искренно удивилась, отчего мы не можем переарестовать всех смутьянов и революционеров. Казалось, что княгиня насчитывает их сотню, другую…»[122]
Во время немецкого погрома в Москве распространялись слухи об «измене» некоторых членов Императорской фамилии. По воспоминаниям генерал-квартирмейстера Ставки (в Барановичах) Ю.Н. Данилова: «Особенно доставалось императрице Александре Федоровне, от которой требовалось устранение в монастырь по примеру ее сестры, вдовы великого князя Сергея Александровича… Беспорядки разрослись столь широко, что, в конце концов, войска вынуждены были пустить в ход оружие. Только этим крайним средством удалось через несколько дней восстановить полный порядок в первопрестольной»[123]. Однако стране был нанесен большой моральный и хозяйственный ущерб. Расследование этих скандальных московских событий проводил В.Ф. Джунковский. Как позднее было установлено, Москва в течение 3 дней была во власти разбушевавшейся толпы, пострадало 475 коммерческих предприятий, 207 частных квартир и домов, 113 подданных Австро-Венгрии и Германии, 489 русских подданных с иностранными фамилиями и именами и граждан союзных государств, и, кроме того, 90 русских подданных с русскими же именами и фамилиями. Карьера князя Ф.Ф. Юсупова-старшего, как многим казалось, на данном этапе потерпела фиаско.
