– По-моему, ты не ради моего блага стараешься, – негромко сказал Егор.

Фраза прозвучала неожиданно. До этого они молча курили, стараясь не смотреть друг на друга.

– А ради чьего? Своего, что ли?

– Конечно. Династический брак и всякое такое…

– Какое такое?

– Такое. Только я женюсь на Алине. И вообще, чего ты так против нее взъелся? Да, она не та Караулова, чьим мужем ты меня видел, так и не лимитчица из Чириковки! Вон, принц Уильям тоже женился на простой девушке, и ничего, живут.

– У принца свой папа есть, – рассвирепел Боталов. – Не говоря уже о бабушке. А у меня сын один, и я должен думать, как он будет жить.

– Чего ты сейчас-то спохватился? – насмешливо спросил Егор. – Двадцать семь лет тебя не волновало, как я живу, а сейчас чего-то вдруг пробило на отцовскую заботу. Или куш жалко упускать?

Боталов зло засопел, но предпочел не отвечать.

Куш был действительно таким, что слюни бежали, как у голодного сенбернара. У красавицы Алины, девушки весьма достойной, но, увы, отнюдь не самой богатой, была двоюродная сестра. Нюточка Караулова, которая, напротив, красотой не блистала, да и по развитию до сих пор оставалась ребенком. Не будучи ни красивой, ни умной, пухленькая Нюточка, единственная дочь олигарха Юрия Караулова, была баснословно богата.

В глубине души Боталов сомневался, что ему удастся склонить сына к браку. После ужина сомнения трансформировались в уверенность.

Егор давно жил самостоятельно, зарабатывал приличные деньги и в отцовской поддержке не нуждался. Иногда, глядя на независимого сына, Боталов старался вспомнить: каким он был в детстве? Но ничего не получалось.

Егор был совсем маленьким, когда Александр Боталов развелся со своей первой женой – Викторией Черской. Последний их разговор состоялся в тесной кухоньке, где два человека свистящим шепотом бросали друг другу в лицо гадости, не заботясь о том, как больно ранят слова. Они прошипели друг на друга всю ночь и даже часть утра, а потом пошли на работу, одевшись молча, словно рядом не было ни души.

И только воздух, сухой, выжженный ненавистью, горел и плавился так, что его даже вдыхать было больно.

Днем они встретились в суде, где судья в бордовой мантии развела их.

Егор сидел в коридоре вместе с бабушкой, катал по скамейке машинку. Когда вылетевшая из зала Виктория схватила его за руку и потащила к дверям, Егор уронил машинку и потянул мать назад, но она не видела упавшую игрушку и все волокла его. Александр подобрал игрушку, догнал сына и сунул ее ему в руку. Егор улыбнулся и бросил машинку на пол – так ему понравилось, что отец ее поднимает. Александр снова подобрал машинку, а Егор, едва взяв в руки, снова бросил. Виктория наблюдала за этой сценой со странной гримасой: то ли ненависти, то ли презрения, и все дергала уголком рта, совсем как ее сын через двадцать с лишним лет…

Воспоминания о прошлом браке были гадкими, как жаба. Боталов тряхнул головой и торопливо сунул в рот сигару.

Нельзя думать о том, что случилось позже, через двадцать с лишним лет, когда Виктория потребовала возвращения блудного сына в родной Новосибирск.

Лучше смириться с этим скороспелым браком сына, чем вспоминать подробности смерти его матери. В голову услужливо полезли неприятные ассоциации: полупрозрачная бабочка, оголтело носящаяся вокруг фальшивого солнца, ведомая ей одной понятной целью…

Все-таки сын очень похож на Викторию, подумал Боталов с покорной обреченностью. Не внешне, нет. Тут, скорее, победили отцовские гены. Внутренний стержень был от Виктории – с ее ледяной холодностью, колючим презрением и вспышками ярости, уничтожающей все живое.

Или ярость – это отцовское?..

– И все-таки зря ты, – вяло предпринял он последнюю попытку. – Чем тебе Нюточка не невеста? Тем более с таким приданым.

Попытка была так себе, и Егор это моментально прочувствовал.

– Кому и кобыла невеста, – весело заявил он. – А жениться на этом бомбовозе, чтобы доставить тебе удовольствие, я не собираюсь.

Сравнение Нюточки с бомбовозом показалось Боталову забавным. Он фыркнул, повертел в руках сигару и сломал ее в пепельнице.

– Ладно, – махнул он рукой. – Женись на ком хочешь. Все равно тебя не переубедить.

В ночном клубе «Пурга» дым стоял коромыслом.

Селебрити все прибывали и прибывали, проходя по длинному коридору, уворачивались от нацеленных в голову камер либо, напротив, храбро бросались на них, как героический солдат на амбразуру. В лучах фонарей лица звезд получались одутловатыми, мертвенно-бледными и совершенно непривлекательными. Усталые журналисты с неумолимой жестокостью совали микрофоны в лица медиаперсон, норовя стукнуть по носу или зубам. Артисты щурились, таращили глаза от неожиданности, на радость караулившим тут же фотографам. Потом в желтых газетах появлялись ужасные снимки с не менее ужасными подписями: «Звезда сериала «Луч света» явилась на показ в стельку пьяной!» А рядом перекошенное лицо несчастной звезды, которую только что шибанули по голове микрофоном. И поди потом доказывай, что таращился от боли, а не с перепою…

Впрочем, далеко не все звезды стремились что-то доказать.

Пишут – и ладно.

Неважно – что, лишь бы писали, пусть даже гадости!

Это двадцать лет назад состав эстрады был монолитно-неизменен, особенно если артиста любила партия. А сейчас партий много, артистов – еще больше, и все зубастые, как южноамериканская рыба пиранья, ам! – и нет конкурента. Выпадешь из обоймы, перейдешь в категорию сбитых летчиков, и куда потом? Сперва на телевидение – комментировать унылые сюжеты реалити-шоу, а потом и вовсе – в забвение. Вон, к примеру, Влад Голицын: уж на что был звезда, а прошло всего два года, и его уже не помнят, восхищаясь новым кумиром – Димой Беловым.

Белов на тусовку явился при полном параде. Он был настолько великолепен, что журналисты дружно шагнули к длинной ленте, отгораживающей их от звезд, по-гусиному вытянули шеи и оскалились микрофонами, протягивая их на недозволенную длину.

Глядя, как Димка улыбается в камеры и отвечает на дурацкие вопросы, Егор поморщился.

Он притащил Алину в «Пургу» в качестве компенсации за загубленный вечер. Алина упиралась, закатывала глаза и уверяла, что на сегодня ей уже хватит впечатлений, но Егор, загадочно улыбаясь, настоял на своем.

Алина долго смотрела на Егора оценивающим взглядом, а потом согласилась с формулировкой «чтоб прическа не пропадала».

В «Пургу» они заявились в «детское» время, когда вечеринка только раскачивалась, а самые важные и именитые еще не подъехали к входу в своих золоченых каретах. Скучавшие журналисты приободрились и бросились наперерез.

– Егор, представьте вашу спутницу! – заорал самый ретивый и замахал микрофоном перед лицом.

Егор ловко отмахнулся, подавив желание дать репортеру в зубы.

– Чего ты так зажался? – спросила Алина. – Ну, представил бы меня как-нибудь, делов-то.

– Не хочу я представлять тебя «как-нибудь», – криво улыбнулся Егор, сунул руку в карман и вытащил трепыхающийся телефон. – Димка звонит, приехал, наверное…

– Ну, представь не как-нибудь, – согласилась Алина, на всякий случай затаив дыхание.

– «Не как-нибудь» рано… Алло? Ты где?..

Пока он говорил с Димкой, Алина размышляла, что значат его слова, учитывая, что вчера он сделал ей предложение.

Весь день Егор пропадал на работе, потом заехал за ней, и они отправились на ужасный ужин к его папаше.

Там, за столом, Егор совершенно спокойным, даже несколько тусклым голосом объявил отцу, что намерен жениться. Взгляд, которым Боталов наградил Алину, был убийственным, но она выдержала. А после их долгого диалога на балконе Боталов вернулся присмиревшим. Она же продолжала бояться и боялась до тех пор, пока за ними не захлопнулась дверь.

Только тогда Алина выдохнула полной грудью.

Казалось, она должна была давно привыкнуть.