Жидкость в стаканчике манила приятным янтарным оттенком, но Егор почему-то посмотрел на нее с подозрением, а потом осторожно понюхал.

Запах как запах.

Закусить было нечем, а спускаться вниз в буфет он не захотел и потому, зажмурившись, храбро глотнул теплый виски, закашлялся и занюхал рукавом. Горячая волна обожгла горло и рухнула в желудок каменным кулаком. Спустя минуту по телу разлилось приятное тепло…

Походив по комнате, Егор еще раз безрезультатно позвонил шоферу, подумал и налил еще виски.

Вторая порция пошла легче. Егор улегся на кровать и уставился в потолок. Приглушенная спиртным, совесть ехидно скулила где-то на краешке подсознания, но заткнуться не хотела.

Разглядывая облупившуюся штукатурку, Егор мрачно думал: они ведь вполне могли остаться друзьями. Ну подумаешь, женщину не поделили. Когда такое было, что баба себя предложила, а мужик отказался? Ну, набили друг другу морды, да и разобрались, или бутылка бы помирила. Сколько раз они сидели вот так, лицом к лицу, обсуждая победы и неудачи?

Не сосчитать…

«Все потому, что ты слишком гордый!» – фыркнула придушенная совесть.

– Заткнись, – прошептал Егор и отважно хлебнул прямо из горлышка.

«Если бы ты сам не вел себя как последняя свинья, вообще ничего не случилось бы, – не сдавалась совесть. – Но тебе же работа важнее людей, чурка бесчувственная. С чего ты взял, что тебя будут ждать вечно?»

Ответить было нечего.

Егор хлебнул еще, чувствуя, как в носу предательски запершило, а к горлу подкатил ком острой жалости, но отнюдь не к погибшему непрощенному Антону.

Жаль было себя – по-страшному…

Собственная жизнь показалась вдруг никчемной.

Егор шумно вздохнул, а из глаз брызнули слезинки. Расправившая крылья совесть бросилась в атаку. Егор поставил бутылку на пол, перевернулся на живот и уткнулся в тощую, как спина подростка, подушку.

Он не слышал, как открылась дверь, и поднял голову, только когда кто-то сел рядом, а тонкая рука осторожно прошлась по волосам.

– Ну что ты, – мягко произнесла Карина. – Не переживай. Все хорошо. Все хорошо.

Егор проснулся рано утром, оттого что кто-то осторожно скребся в дверь.

Карина спала и только недовольно почмокала губами, когда он вытянул из-под нее свою руку.

В дверь снова поскреблись.

Егор потряс головой и поискал глазами свои трусы, но почему-то их нигде не было. Мысленно махнув рукой, он натянул джинсы на голое тело и осторожно высунул голову в коридор.

На пороге с виноватым видом стоял пропавший шофер.

– Извините, – пролепетал он. – Машина, зараза такая, сломалась в чистом поле, там даже связи не было. Пока эвакуатор вызвал, пока то да се… Я решил: раз вы на рейс все равно опоздали, то не полетите, и не стал билет брать…

Егор шикнул, велел ждать внизу и воровато прокрался в ванную. Наскоро умывшись, он нацепил майку, сунул ноги в туфли и, прихватив чемодан, как вор, выскользнул из номера.

Можно было разбудить Карину и попрощаться по-человечески, тем более после всего, что между ними было ночью.

Наверное, так было бы правильно, но Егор вдруг сам себя запрезирал за вчерашнюю слабость.

Сейчас, когда на улице медленно наливалось золотом солнце, все тревоги казались надуманными и смешными. Глупо даже, что он так вот распустил нюни из-за погибшего товарища, который по большому счету и товарищем-то не был… Чужой человек, не постеснявшийся предать.

А кто обижается на посторонних?!

Другое дело – Карина.

Ох, ни к чему были эти всхлипы у нее на груди, и уж совсем ни к чему – суматошный, горячечный секс, который неизвестно к чему приведет.

Конечно, на тот момент она вовремя оказалась рядом, но лучше бы он переждал один, чем слушать ее тихий голос, успокаивавший и мягкий…

У нее были маленькие, помещавшиеся в ладони груди, а от кожи пахло шоколадом…

Машина летела к аэропорту.

Сконфуженный вчерашним происшествием, шофер старался домчать пассажира как можно скорее. В динамиках душераздирающе орал какой-то блатной хит, про волюшку, воробья и раскрошенный каравай, выводимый на редкость гнусным голосом.

Егор смотрел в окно и думал о Карине.

Хватит!

Ну тебя в баню, девочка, с твоими попытками психологического анализа. Мы стальные, железобетонные, наши нервы – натянутые канаты… и всякое такое.

А то, что рассопливился, – так может популярный телеведущий позволить себе сойти с ума на пять минут?!

В бизнес-классе было не так много народа, чтобы все пялились и просили автографы. Пассажирам, расположившимся тут, преимущественно было за тридцать, вряд ли они фанатели от музыкальных шоу. Правда, в соседнем ряду, вместе с пузатым мужичком лет сорока, сидела молоденькая блондиночка, косившаяся на Егора с явным интересом, но он, сунув в уши наушники, быстро прикрыл глаза и сделал вид, что дремлет, надеясь, что ей не придет в голову знакомиться. Отгородившись от всех броней готического рока, Егор понял: ему страстно хочется в привычную суматоху Москвы…

Скоро чернявая стюардесса прикатила тележку с едой и вежливо спросила, что Егор желает: рыбу или курицу? Поначалу он решил отказаться от еды вообще, поскольку есть при посторонних не любил, но потом, вспомнив, что даже кофе не успел выпить перед отлетом, взял рыбу и томатный сок, улыбнувшись своей фирменной дежурной улыбкой.

Он всегда старался улыбаться. Пустяк вроде, а людям приятно.

Верный друг Димка, к примеру, в последнее время важничал и людям, обслуживающим его, никогда не улыбался. Он считал, что заносчивое лицо придает ему значимости…

Самолет пошел на посадку как-то излишне быстро.

Егор сунул в рот леденец и начал перекатывать его во рту. Летать он не боялся, но моменты взлета и посадки переносил мучительно. Он даже место всегда просил у прохода, подальше от иллюминатора, чтобы не глянуть нечаянно вниз, на внезапно уменьшавшуюся землю.

Вроде обошлось.

Гигантская птица, набитая блохами-пассажирами, коснулась лапами земли и остановилась.

«Блохи» традиционно зааплодировали.

В аэропорту пахло как-то по-особому.

Вокзалов Егор не любил, а вот аэропорт – совсем другое дело.

Даже на самом чистом вокзале всегда несло немытыми сортирами, тяжелой мазутной вонью и несвежим бельем. На перроне сновали продавцы мороженого и квелых пирожков, привычно протягивали руки бомжи, косившиеся на мир мутными глазами.

В аэропорту пахло иначе: чистотой, неспешностью, скверным кофе из автоматов и чем-то незримым. Егор подумал, что так пахнут большие расстояния. В кондиционированном пространстве было прохладно, и он снова надел снятый в самолете пиджак, привычно проверил внутренний карман, где лежали кошелек и паспорт.

На паспортном контроле, обслуживавшем ВИПов, на Егора посмотрели без особого интереса. Подумаешь, какой-то Черский! Окажись тут великий Теодор Алмазов, можно было бы пялиться, надеясь, что тот выкинет очередную глупость, а потом станет каяться на всю страну. У него это хорошо получается, особенно под Новый год. Ну а поскольку на дворе лето, надеяться на сезонное обострение не приходится…

Алина, облаченная в красный костюм, стояла в толпе встречающих и даже держала в руках какую-то табличку. Издалека ее рыжие волосы пламенели, как флаг. Егора она увидела моментально, расплылась в улыбке и, подняв кверху вставленный в мультифору лист бумаги, совершила ряд странных телодвижений, напоминавших ритуальный танец. Егор попытался разглядеть, что написано на плакатике, но прозрачная пленка то и дело ловила блики от ламп, что крайне затрудняло обзор. Издалека казалось, что написано довольно много, и вроде бы губной помадой.

– Привет! – воскликнула она и сразу полезла целоваться.

Егор не препятствовал, но краем глаза видел: кто-то уже достает мобильные и нацеливает на них хищные глаза камер.

– Привет, – прошептал он в промежутке между двумя вздохами. – Скучала?