Тут кто-то перебил Джо вопросом о сути законопроекта.
– Я о том и говорю, – терпеливо продолжал Джо. – Законопроект был представлен только заголовком, и содержание его мы узнаем не раньше, чем он поступит на рассмотрение. А заголовок такой: «Законопроект для установления профессиональных требований к чародеям, регулирования практического чародейства, учреждения комиссии для проверки, лицензирования и контроля…» Ну и так далее. Как видите, это даже не название, а перечень, под который можно подвести любые законы, касающиеся чародейства, в том числе и отмену антимонопольных ограничений, если им это понадобится.
Наступило молчание. Полагаю, все мы пытались как-то разобраться в предмете, о котором, в сущности, понятия не имели, – в политике. Потом кто-то спросил:
– Так что нам, по-вашему, делать?
– Ну, – ответил Джо, – нам хотя бы следует заручиться собственным представителем в законодательном собрании, который охранял бы наши интересы в сомнительных ситуациях. Еще мы должны хотя бы подготовить собственный законопроект, чтобы представить его, если в этом обнаружатся какие-то подвохи, и добиться наиболее выгодного компромисса. И внести поправку, которая придала бы реальную силу нынешнему антитрестовскому закону, хотя бы касательно чародейства. – Он ухмыльнулся. – Если не ошибаюсь, уже четыре «хотя бы».
– Но почему Торговая палата штата не может сделать этого за нас? При ней же есть бюро по вопросам законодательства.
– Да, конечно, у них есть лобби, но вы прекрасно знаете, что Торговая палата штата не слишком жалует нас, мелких предпринимателей. Положиться на нее нельзя. Возможно даже, нам придется дать бой и ей.
Джо сел, и начался хаос. У каждого обнаружились свои соображения, как и что следует предпринять, и все пытались излагать их одновременно. Вскоре стало ясно, что на общее согласие рассчитывать нечего, и Сомерс закрыл заседание, предложив остаться тем, кто хочет выбрать представителя в законодательное собрание. Ушли несколько твердолобых вроде Донахью, а остальные вновь начали совещаться под председательством того же Сомерса. Послать постановили Джедсона, и он согласился.
Встал Фельдштейн и произнес речь со слезами на глазах. Он путался, нес невнятицу, но в конце концов выдавил из себя, что Джедсону, чтобы чего-то добиться там, нужна порядочная сумма денег и что надо возместить ему расходы и потерю времени. И он удивил нас всех: вытащил пачку долларов, отсчитал тысячу и положил перед Джо.
Такое доказательство искренности привело к тому, что его тут же по общему согласию выбрали казначеем, и сбор средств прошел весьма недурно. Я подавил свои природные наклонности и дал столько же, сколько Фельдштейн, хотя и предпочел бы, чтобы он проявил разумную сдержанность. По-моему, позже и сам Фельдштейн слегка раскаялся, так как посоветовал Джо соблюдать экономию и не швырять доллары на выпивку для этих «прохиндеев в законодательном собрании».
Джедсон покачал головой и сказал, что оплачивать свои расходы будет сам, а собранные средства намерен тратить по собственному усмотрению, в основном для поддержания дружеских контактов. Он добавил, что у нас просто нет времени полагаться только на здравый смысл и бескорыстный патриотизм и что у этих олухов чаще всего собственного мнения нет вовсе – не больше, чем у флюгера, и они голосуют за того, с кем пили в последний раз.
Кто-то с возмущением отозвался о подкупах.
– Подкупать я никого не собираюсь, – ответил Джо с досадой. – Если дело дойдет до взяток, считайте, что мы уже проиграли. Я просто молю Бога, что там найдется еще достаточно незавербованных представителей, чтобы было кого улещивать или запугивать в разумной мере.
Он настоял на своем, но про себя я согласился с Фельдштейном. И положил себе впредь обращать больше внимания на политику. Я даже не знал фамилии своего депутата! А уж тем более – порядочный он человек или просто дешевый оппортунист.
Вот почему Джедсон, Боди и я отправились вместе в столицу штата.
Боди поехал потому, что Джедсон нуждался в первоклассном чародее на роль ищейки. Неизвестно, что нас ждет, сказал он. А я поехал, потому что мне так хотелось. В столице штата прежде бывал только проездом, и мне было интересно понаблюдать, как варганятся законы.
Джедсон направился прямо в канцелярию секретаря по внутренним делам зарегистрироваться к качестве лоббиста, а мы с Джеком поехали с багажом в отель «Конституция» и сняли номера. Миссис Логан, приятельница Джо в комиссии, заглянула к нам еще до его возвращения.
В поезде Джедсон много рассказывал нам о Салли Логан. По его словам выходило, что в ней хитрость Макиавелли сочетается с благородством и честью Оливера Уэнделла Холмса. Меня удивила его восторженность: слишком уж часто он ругал на все корки баб, лезущих в политику.
– Арчи, ты не понимаешь, – назидательно сказал он. – Салли – не женщина-политик, а просто политик и не требует никаких привилегий потому лишь, что родилась женщиной. Она способна нанести удар и дать сдачи самому матерому интригану в собрании. Все, что я говорил о женщинах в политике, – святая истина как обобщение, но к конкретным женщинам никакого отношения не имеет.
– Видишь ли, – продолжал он, – большинство женщин в Соединенных Штатах страдают близоруким крестьянским индивидуализмом – плодом романтической традиции, созданной мужчинами в прошлом веке. Им внушали, что они высшие создания, куда ближе к ангелам, чем их отцы, мужья и братья. Их не поощряли мыслить, не учили брать на себя бремя социальной ответственности. Требуются большой ум и воля, чтобы преодолеть такого рода обработку, и большинству такая задача не по зубам, будь они хоть женщины, хоть мужчины.
В результате как избирательницы они склонны клевать на романтичную чепуху. Выманить их голос лестью даже легче, чем обработать мужчину. В политике их упоение собственной добродетелью в сочетании с, по сути, крестьянской психологией порождает такое подлое мелочное надувательство, от которого босс Твид перевернулся бы в гробу.
Но Салли совсем другая. Ум у нее здравый, и дешевыми эффектами ее не заморочить.
– Ты, случайно, в нее не влюблен?
– Кто? Я? Салли замужем, очень счастлива и мать двух детей, симпатичнее которых я не видел.
– А кто ее муж?
– Юрист. Один из помощников губернатора. Салли занялась политикой после того, как ей пришлось заменить мужа во время одной избирательной кампании.
– А ее официальное положение?
– Никакого. Она правая рука губернатора, и в этом ее сила. Никакого поста Салли никогда не занимала и денег за свою работу не получала.
После таких рекомендаций мне не терпелось познакомиться с этой идеальной дамой. Когда она позвонила, мы поговорили по внутреннему телефону, и я уже хотел сказать, что спущусь в вестибюль, но она заявила, что сейчас поднимется, и положила трубку. Меня несколько ошеломила такая фамильярность, если не выразиться сильнее, так как я еще не понял, что номер в отеле для политиков – не спальня, а место деловых совещаний.
Не успел я открыть дверь, как она сказала:
– Вы ведь Арчи Фрэзер, верно? Я Салли Логан. А где Джо?
– Он вернется с минуты на минуту. Вы не подождете? Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо.
Она шмякнулась в кресло, сняла шляпу и тряхнула волосами. Я поглядел на нее.
Бессознательно я ожидал чего-то внушительного – дородную матрону с мужскими ухватками. А увидел молодую пухленькую задорную блондинку с непослушной гривой золотых волос и честными голубыми глазами. Она просто излучала женственность. Ей нельзя было дать и тридцати, но что-то в ней внушало неколебимое доверие.
Мне вспомнились сельские ярмарки, вкус колодезной воды и сахарных лепешек.
– Боюсь, тут можно обломать зубы, – начала она без обиняков. – Я такого не ожидала, но кто-то сколотил внушительный блок для законопроекта номер двадцать два. О нем я и телеграфировала Джо. Что вы, ребята, решили? Попытаетесь покончить с ними напрямую или предложите свой законопроект?
