Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Яркий осенний день. Солнце прочертило длинные линии наискосок, отражаясь от колес поезда и уходя куда-то в даль, в поднебесье. А они все бегали, суетились, словно под крышей Богов. Крыша Богов – это косые линии прощального осеннего солнца.

Вадиму нравилось встречать и провожать поезда. Он знал, что все люди на свете делятся на две категории. Те, что внутри, за вагонным стеклом, они спешат куда-то, и скорее всего, у них интересная жизнь. Счастливые! И те, что на перроне. У них был лишь этот вечный перрон, пиво и соленая рыба. И дом за полями, и каждый день похож на предыдущий, как черные галки друг на друга на дереве под окном. Поезда стали для Вадима чем-то вроде посланников из другого мира или из мира, где все по-другому. Там, за вагонным стеклом, трепетала и манила к себе жизнь.

– Почему я до сих пор здесь? – постоянно спрашивал он себя. – У перронных торговцев – семьи, дети, и все они хотят есть. Они должны быть здесь. Рыба – их последняя надежда прокормиться. А что держит меня? Каждый год говорю себе, вот продам дом и уеду. Но каждую осень слышу одно и то же: «Пиво! Рыба! Сигареты!»

Рыжая собака ткнулась мокрым носом в ладонь. Это особенная собака – она самостоятельная. У всех собак есть хозяева, или если они бродячие, сбиваются в стаи и стараются жить поближе к людям. Рыжая приезжает на поезде сама, выходит, гуляет по перрону, потом садится в тот, что идет обратно, и уезжает. Даже проводники ее знают, привыкли к ней и никуда не гонят.

И если кто-нибудь когда-нибудь напишет книгу о маленькой тихой станции в захолустье, то главным героем станет именно она – самостоятельная собака.

Об остальных обитателях сказать будет нечего.

* * *

По понедельникам в офисе автоконцерна все обсуждали бурно прошедшие выходные. Кто где побывал, кто сколько пропил, проиграл, потратил на женщин. Лишь Макс, пожав плечами, отходил в сторону. Сказать ему было нечего.

Действительно, что тут скажешь, когда целыми сутками клеишь обои.

Обои… Макс посмотрел на белую стену напротив и все понял. Вчера поклеил обои, а они отошли от стен. Звук падающей и сворачивающейся в рулоны бумаги, наверно, и вызвал в сознании денежный листопад.

Осень. Листопад. Он медленно брел по лесу, а с деревьев падали не листья, а доллары, устилая бумажным ковром все вокруг. Он вышел на поляну, а там люди лопатами сгребали деньги в мешки.

«Это листья», – сказал им Макс.

«Нет, доллары», – отвечали они и продолжали собирать свой осенний букет.

«Если что-то и может падать с деревьев, так это листья», – подумал Макс и повернул обратно в город.

Но город был сплошь покрыт деньгами, как воспалившаяся рана струпьями, и все сошли с ума: побросали свои дела и встали на колени. Машины теснили друг друга в пробках, в них охапками грузили доллары. Кто-то даже грузовик умудрился подогнать.

А потом пошел дождь, но люди не замечали его холодных струй, ползая в грязи, хватая грязные деньги грязными руками. И начался хаос. Люди падали от усталости рядом с собранной кучей долларов. Тут же подъезжала фура, ее загружали полностью, подхватывая стога денег вилами и лопатами, и она уносилась куда-то, оставляя бездыханное тело лежать на асфальте. Но денежный листопад не прекращался, он смешивался с дождем, превращая улицы города в бумажную свалку. Обменные пункты снижали курс по секундам, но люди приезжали и приезжали, отдавая чуть ли не три четверти кузова грузовика за доставку к обменнику. Потом и обменники закрылись. И магазины тоже. Начался голод. А деньги, став ненужными, вдруг утратили свое значение. Люди искали хлеб, уныло ступая по тысячам и тысячам долларов грязными сапогами. Сначала били витрины и воровали продукты из магазинов, потом и там вся еда закончилась. Началась охота на голубей и собак. И вот уже кто-то решил поменять на хлеб своего ребенка…

Одна женщина, лежащая на земле, подняла голову и закричала: «Да будут прокляты эти деньги! Все беды от них! Как можно доверять свою жизнь этим жалким клочкам бумаги, которые еще никого не сделали счастливым? Мы должны радоваться тому, что есть, чем кормить детей, и не просить большего».

Кто-то там, наверху, услышал ее слова, и бумага превратилась в снег.

Шел и тут же таял первый снег. И не было ничего красивее на свете, чем ослепительно белый снег на пылающих красных листьях…

Еще один дурной сон, из тех, что снятся, когда засыпаешь и просыпаешься совершенно один.

Кофе показался горьким, с привкусом бумаги, все из-за проклятого сна. И дались ему эти обои! В выходные заняться совершенно нечем, пустота. Нет, неправда. На самом деле его больше ничего не интересовало, все потеряло смысл.

Только одно: каждую пятницу Макс шел в магазин и покупал рулоны обоев. Желтые, голубые, белые, в полоску, в цветочек… – главное не повториться. Он выбирал их так тщательно, словно на века, хотя украшать стены обоям оставалось всего неделю – до следующих выходных. Интересно, что думали о нем в магазине? Что у него шестиэтажный особняк на сто двадцать комнат, и он оклеивает его обоями не только внутри, но и снаружи? Каждая суббота начиналась с издевательств над стенами квартиры. Он, как маньяк, обдирал и клеил, соскабливал и лепил, пытаясь избавиться от запаха прокисшего вина и незнакомых мужчин. Но запах возвращался снова и снова, он жил у Макса внутри, расползаясь при каждом шаге, как неаккуратно зашитая рана.

Мать Макса была настоящей красавицей. Платиновая блондинка с голубыми глазами. Отец безумно гордился тем, что все встречные мужчины сворачивали шеи, когда они втроем шли по улице. А Макс гордился ими обоими, улыбаясь им снизу вверх.

Она начала сильно пить после смерти отца, и глаза ее потеряли цвет.

Маленького Макса часто брала к себе соседка: подкармливала, обстирывала. Мать больше не обращала на него внимания. Часто, приходя из школы, Макс видел незнакомых людей, спящих на полу в коридоре. Мать даже не помнила, кто они и как к ним попали.

Знаете, чем пахнет безысходность? Дешевым вином. В классе Макс всегда садился за последнюю парту, хотя не видел, что написано на доске, и ему приходилось угадывать, часто неправильно. Максу казалось, что и от него сочится кислый запах ободранных обоев и незнакомых мужчин. Уже тогда он старался держаться от всех подальше, понимая, что никогда больше не впишется в этот мир.

Иногда мать приходила в себя, и они долго разговаривали, сидя за столом на кухне. Каким горьким ему тогда казался чай! Безнадежный чай, с привкусом тоски и недоверия. Она начинала плакать и неизменно повторяла, что все будет хорошо, и что в выходные они обязательно пойдут гулять в парк. Но Макс смотрел на ее опухшее, безобразное лицо и догадывался: в парк он попадет не скоро и, скорее всего, не с ней.

А спустя несколько дней все повторялось снова. Заколдованный круг.

Однажды она вскрыла вены. Макс нашел ее в ванной, всю в крови, она бредила и твердила что-то бессвязное о себе, отце и еще какой-то женщине, но он ничего не понял. Ее забрали в больницу.

– Только не детдом! Не сдавайте меня в детдом! – плакал Макс и клялся соседке, что справится в одиночку. Она молчала и гладила его по голове. Она выполнила свое обещание. Поначалу еще навещала его, а потом они переехали, и Макс остался совсем один.

Он бросил школу и пошел работать. Сперва на автозаправку бензин разливать, потом машины мыл в автосалоне. Он работал, работал и работал… Потом учился заочно и снова работал. Так он и стал менеджером по продажам автомобилей. Иногда не спал целыми сутками, и сил не хватало даже поесть. Странно думать, что целых пятнадцать лет жизни он провел в «АвтоСлейд». Пятнадцать лет ненависти. Да, он ненавидел своих клиентов: они садятся за руль и убивают. Если бы не они, его жизнь сложилась бы иначе, и отец был бы жив. Но они вечно спешат, гонят дни под колесами, стирая до пыли асфальт. Это война. Незаметная, повседневная война, которая уносит тысячи жизней. Несчастные случаи – всегда не в счет. Тот алкаш за рулем, его даже не посадили. За определенную сумму денег убийство при отягчающих обстоятельствах превращается в обыкновенный несчастный случай. Отца больше нет, мать спилась и попала в больницу. Это призрачная, невидимая война. И никто за нее не ответит.

2
{"b":"210769","o":1}