Крайт скрипнул зубами и зашагал через площадь.

– Рон!

– Да? – Рон поднял взгляд на Крайта, жалобно улыбнулся.

– Не "да, а «я». Встать!

– Что?

– Встать, солдат! – Крайт почувствовал, как поднимается откудато из живота бешенство, окончательно стирая следы нудящей боли, омывая мир очищающей злобой.

Рон поднялся, со страхом глядя на Крайта

– Ты командир Учебного легиона, а они, – Крайт показал на подростков на площади, – твои солдаты. Ты знаешь об этом?

– Да, – выдохнул Рон. Лицо его побледнело, но, похоже, не только от страха. Губы подобрались, зрачки – словно черные провалы.

– Ты сидишь в тени, они жарятся на солнцепеке. Что им, то и тебе. А нука бегом к ним.

Рон постоял, глядя на Крайта, потом медленно, нехотя зашагал через площадь.

– Бегом, солдат, я сказал – бегом!

Рон затрусил. Крайт удовлетворенно кивнул про себя. С характером. Будет толк из парнишки.

Крайт двинулся дальше. Кена он обнаружил возле строящейся казармы, где тот азартно препирался о чемто со сварливого вида стариком. Крайт постоял какоето время незамеченный, глядя на суету стройки. Дикари споро таскали бревна, вбивали в землю сваи. Здесь, похоже, его вмешательство не требовалось. В голове опять заскреблась, напоминая о себе, тупая боль.

Крайт закинул в рот еще один шарик травы и пошел обратно, к своей хижине. Теперь его часть работы. Пора было начинать занятия с Малышами.

* * *

– Так, – сказал Крайт рассевшимся перед ним будущим колдунам. – Начнем. Оставим на время базовую мягкую защиту Хофнера. – Крайт говорил медленно, четко разделяя слова, чтобы недавно начавшие учить хаангнуа Малыши его понимали. – Сегодня мы будем изучать общую астральную блокаду.

Грохоча обитыми железом колесами, карета первожреца Зейенгольпа вкатилась во двор замка барона фон Кипа. Мерзко завизжали тормоза, карета задрожала, подпрыгнула както боком и наконец остановилась. С козел спрыгнул паж, пробежал к дверце кареты.

Зейенгольц пососал прикушенный язык. Все, хватит. Всему есть предел. И его терпению – тоже. И какое ему дело, у кого сколько детей? Сколько раз он говорил кучеру привести в порядок карету? И что? Попрежнему визжит как резаная. Кузнецы, видишь ли, много дерут. А тебе какое дело? Твои, что ли, деньги? У всех, видишь ли, свое мнение, все знают лучше… Ну, что там паж?

Дверца наконец распахнулась, открывая взгляду мощенный булыжником внутренний дворик крепости, и Зейенгольц неловко полез из кареты. Ноги, затекшие за время долгой поездки, отказывались гнуться, спину ломило. Зейенгольц с трудом распрямился. Лязгнул металл. Взвинченный напряжением последнего месяца, первожрец чуть не подпрыгнул от неожиданности. Выстроившиеся в две шеренги солдаты дружно взяли на караул. Зейенгольц медленно расслабился.

– Его Предемоничество первожрец Зейенгольц?

– Да, это я, – Зейенгольц повернулся к говорившему. Интересно, зачем такой официоз, бряцание оружием? Предупреждение? Угроза?

– Полковник Гринхельд. Послан господином бароном встретить и препроводить вас. Прошу, господин барон ждет

– Я с дороги. Не будет ли мне позволено немного отдохнуть перед встречей с бароном?

– Сожалею. Господин барон очень занят и смог выделить вам только это время.

Зейенгольц посмотрел на полковника. Квадратная челюсть, серые глубоко посаженные глаза. Образец идеального солдата Империи. Надо будет посмотреть, нет ли на него чегонибудь интересного в архивах.

– Хорошо, ведите. – Зейенгольц притворно вздохнул. Почти неприкрытая враждебность. Что ж, ничего другого он и не ожидал. С ним согласились встретиться, и это уже была победа.

Первожрец медленно шел мимо шеренг замерших солдат и разглядывал уходящие ввысь башни из темного камня. Вот оно какое, веками строившееся и достраивавшееся родовое гнездо фон Кицев. Рассказывали, что гдето в лабиринте его коридоров имелась зала с чучелами бывших врагов баронов и что там можно обнаружить исключительно интересные экспонаты, проливающие свет на многие загадочные истории с исчезновениями.

Это так некстати возникшее воспоминание заставило Зейенгольца поежиться, когда он шагнул следом за полковником в прохладный полумрак внутренних покоев замка. Да нет, ерунда. О его поездке к барону знали многие, да и в результате беседы, как надеялся Зейенгольц, временно со стороны барона не будет ничего угрожать. Время, время! Как необходимо ему сейчас это время!

Полковник остановился.

– Прошу! – Он распахнул дверь, губы его растянулись, словно шрам. Полковник улыбался!

– Дорогой Зейенгольц! – Первожрец оказался в медвежьих объятиях барона, и его обдало густым запахом перегара, лука и лошадиного пота. – Сколько лет, сколько зим! Наконецто мой замок почтен твоим присутствием! Зейенгольц задыхался.

– Ведь, представляешь, он без тебя чуть не превратился в эту, как ее, юдоль скорби!

Зейенгольц почувствовал, что сейчас умрет, однако его попытки вырваться не приводили ни к каким результатам.

– Но теперь, теперь! Мы будем пировать, пригласим бардов, и двадцать голых девок будут танцевать на столах для этого, как его, услаждения взора!

Барон наконец отпустил обессилевшего первожреца. Зейенгольц почти упал на ближайший стул.

– Ах, дорогой, как нам тебя не хватало! Твоего неистощимого этого, как его, юмора, и этой, жизнерадостности!

Зейенгольц хватал воздух ртом. Барон постоянно устраивал ему при встрече подобное представление, и всякий раз его поведение ошеломляло.

– Вина? Красного, Ликарийского, урожая 2675 года?

Первожрец помотал головой. Вино он любил почти так же, как объятия барона, и барон об этом прекрасно знал.

– Извините, дорогой барон, но я к вам по делу.

– Какое может быть дело без чарки терпкого вина? Может, ты, как настоящий патриот, предпочтешь Гамзийское, этого года? Искренне рекомендую! Молодое, нежное, как сиська девственницы! – Барон захохотал.

– Уважаемый барон, вы же прекрасно знаете – я не пью.

– Брось, демоньяк, ни за что не поверю, что мужчина может не пить вино! Есть в таком мужчине чтото подозрительное – Барон неприлично покрутил рукой.

– Воистину правы федераты, утверждающие, что наши аристократы неотесанные мужланы, не имеющие никакого представления о культуре!

– О, те же федераты утверждают, что жрецы на завтрак употребляют исключительно маленьких детей, причем к ним предпочитают луковый соус! Барон, довольный, захохотал.

Зейенгольц глубоко вздохнул. Надо успокоиться. Он вышел из себя, а это именно то, чего добивается барон. Пора брать инициативу в свои руки.

– Дорогой барон, давайте всетаки вернемся к делу, приведшему меня сюда. Я слышал, к вам попал некий Фавр, пострадавший в известном инциденте. Этот юноша подавал большие надежды и со временем мог бы занять видный пост среди жречества. Я волнуюсь о его здоровье. Как он себя чувствует?

– Не волнуйся, Зейенгольц, не волнуйся. Все с ним будет хорошо. – Барон налил себе вина, отхлебнул, – К сожалению, здоровье у него пока, и правда, того, не очень, но как только – ты сразу узнаешь. – Барон подмигнул.

– Выдать его вы, конечно, не можете?

– Ну что ты, Зейенгольц, конечно, не могу. Ты же понимаешь, состояние здоровья, ну и все такое. Но уверяю, – барон рыгнул, – он в надежных руках. Самый лучший этот, как его, уход.

– У меня к вам предложение. – Первожрец решил брать быка за рога. – Вы, наверное, знаете, Император поручил мне поиски фон Штаха. Так вот. Я предлагаю вам обмен. Я нахожу фон Штаха, живого и здорового, а вы мне передаете Фавра, естественно, так и не пришедшего в сознание.

– Ге… – Барон распушил усы. – Странный это обмен. Что мне до фон Штаха? Он и сам о себе позаботиться может. А если он мне понадобится, так я его сам найду. Зачем мне отдавать этого, подающего, как его, баальшие надежды, юношу?

– Не найдете, – первожрец пристально смотрел в глаза барону. Сейчас начинался самый важный блеф в его жизни. – Не найдете, милый барон. Я был там тогда, и я – единственный, кто сможет найти фон Штаха, – первожрец помолчал, давая туманной многозначительности фразе перевариться в голове барона. – А относительно того, какое вам до него дело, – вот, прочтите. – Зейенгольц протянул барону свиток.