Магистры злорадно улыбались. Ояхаси, казалось, сейчас упадет в обморок.
– Что вы делаете? Не о чем с ним говорить, – снова вмешался Хобахава. Его надо уничтожить, надо…
– Уважаемый магистр, всему есть предел! – Баниши почувствовал, что его терпение лопается. – Мы вас выслушали, давайте на этом пока закончим. В конце концов у нас есть еще о чем волноваться, кроме орков, не весь свет на них клином сошелся! – Баниши выдохнул. – Дорогой Гациб, прошу вас, продолжите ваш доклад.
– Так вот, наши друзья в Совете Гроссмейстеров ордена сообщают… заговорил вставший Гациб.
– Вы еще пожалеете, – хрипло пробормотал Хобахава. Но никто его не слушал.
* * *
Хобахава открыл глаза.
– Дорогой магистр! – В углу шевельнулась темная фигура. – Прошу прощения, что разбудил, но, к сожалению, ночь – единственное время, когда с вами можно встретиться приватно.
– Кто вы такой? Что вам надо? – Как этот человек пробрался мимо его охранных заклинаний? Хобахава быстро проверил плетения. Все на месте, ничего не нарушено. Может, это ему снится?
– Не волнуйтесь, магистр, я не хочу вам зла. Более того, думаю, мы союзники, поскольку наши цели до некоторой степени совпадают. Так что мы можем помочь друг другу.
– Помочь? – К своему удивлению, Хобахава обнаружил, что он действительно совершенно спокоен. Наверное, ему это на самом деле только снится, Интересно, чем?
– Ну как же? – Огонек ночной лампадки, собранный в маленький кружок света, мигнул, на секунду осветив лицо посетителя под капюшоном. – Чего бы вы хотели больше всего?
Хобахава молчал. Где он видел это странное безволосое лицо, высохшее, словно череп?
– Я вас знаю, – наконец удовлетворенно произнес магистр. – Вы были с этим, Зихингельзем, кажется, вас зовут… Шеридар, да?
– Не важно, как меня зовут. – Человека хорошая память Хобахавы, похоже, не обрадовала. – Давайте к делу.
– Так вы за Гуграйтом? Хотите его снова забрать? – Хобахава хмыкнул. Чтото у вас прошлый раз с ним не очень получилось. Он снова здесь.
– Я знаю. – Человек помолчал. – Не смогли его удержать. Он вышел изпод контроля.
– Он одержимый! Ничто не сможет удержать его под контролем. Он уже больше не человек! Он, он…
– Вы совершенно правы, – Шеридар покивал. – Поэтому решено его ликвидировать.
– Да, да, его надо убить, пока… Пока он…
– Послушайте, – нетерпеливо перебил Шеридар. – Я с вами полностью согласен и именно это собираюсь сделать. Но мне нужна ваша помощь. Мне нужна информация, чтобы удар был точным и эффективным. Я должен знать, что собирается предпринять Девятка в его отношении. Что решили магистры?
– Что решили… – Хобахава помолчал. Сообщать посторонним такие сведения было преступлением, но то, что делал Баниши, тоже противоречило Уложениям… А Шеридар, похоже, действительно был способен сделать то, о чем говорил. В конце концов это же всего лишь сон, – Они собираются предложить ему переговоры. Баниши отправляет к оркам Ояхаси, чтобы тот договорился о встрече.
– Где будет встреча? – Голос Шеридара стал цепким, сухим, словно шелест пергамента. – Кто еще на ней будет?
– Никто не знает. Место указано в письме, которое Ояхаси повезет с собой.
– Значит, Ояхаси, – задумчиво повторил Шеридар.
– Как вы собираетесь это сделать? – Этот сон Хобахаве определенно нравился. Может, удастся получить еще и чтото полезное. Он читал про такого рода откровения.
– Иногда простой способ оказывается самым действенным, особенно против Императоров, – протянул Шеридар, словно разговаривая сам с собой, и взглянул на недоумевающего Хобахаву. – Какая вам разница, магистр? Если получится, сами узнаете, а не получится – так и знать не надо. Спите, магистр. – Шеридар отступил назад, растворяясь в темноте. – Спите.
Хобахава послушно закрыл глаза, и волны сна тут же подхватили его, понесли… Хороший был сон. Подспудный страх, грызущий, словно червь, мучивший его на протяжении долгих месяцев, вдруг исчез, оставив на душе покой и умиротворение. Почему так не бывает в жизни?
* * *
Старейшины гоблинов возвращались. Невысокие и кряжистые, с окладистыми бородами и длинными узловатыми руками, гоблины один за другим выходили на поляну и в полной тишине чинно занимали отведенные им по рангу места. Появился Нойл, старейшина старейшин, медленно прошел вдоль сидящих гоблинов, молча опустился перед стоящим в центре каменным Праотцем гоблинов Енохом. Старейшины замерли. Минута шла за минутой, но гоблины сидели не шелохнувшись и, казалось, даже не дыша, словно сами обратились в изваяния, неподвижные, как их идол.
Наконец Крайт не выдержал:
– Ну и что? Что вы решили, старейшие?
– Мы сожалеем, чужеземец. – Нойл поднялся, повернулся к Крайту. – Никогда прежде наш народ не вмешивался в дела остального мира, довольствуясь тем малым, что дал ему Великий Праотец, в скромности ища утешение и путь к совершенству. Должны ли мы свернуть с него сейчас? Наш ответ – нет, чужеземец. Мы готовы тебя понять, но не готовы идти с тобой.
Крайта передернуло. Он потратил столько времени, разбираясь, по совету Фрина, в запутанной мифологии гоблинов, драгоценного времени, которого так не хватало на тысячи других важных дел, он проторчал целую неделю в промозглых лесах, любуясь на квадратные – лопатой – заросли на физиономиях гоблинов, смачно рыгающих и пускающих слюни от мерзкой браги, и теперь уйти, мило улыбаясь, кивая и расшаркиваясь? Боги их побери! Они его запомнят, он… Спокойно, спокойно…
– Я преклоняюсь перед мудростью Великого Праотца и вашего народа, следующего его заветам. И не для того пришел я сюда, чтобы пытаться свернуть его с этого пути. Недостойный муж просит извинить его косный язык за неспособность передать те помыслы, кои привели его сюда, и донести их до ушей старейших, коих почитает он.
Нойл удивленно посмотрел на Крайта.
– Но разве можно идти по пути, заваленному камнями и корягами? Разве не должны идущие впереди расчистить его, дабы облегчить путь идущим сзади? Крайт метнулся взглядом по старейшинам. Удивлялся не только Нойл. А он в свое время в Академии считал риторику самым бесполезным предметом.
– Преодолевая трудности, становишься достойным достигнуть цели, наставительно произнес оправившийся Нойл. – Нет чести пройти по широкой, ухоженной дороге. Лишь в конце тернистой, полной искусов и опасностей тропы лежит истинная награда.
– Но разве не должны сильные показать эту тропу слабым? И разве не должны они защитить дорогу от пытающихся ее уничтожить? – Крайт вздрогнул. Внезапный разряд боли, вспыхнувший в голове, тонкими ручейками просочился в спину и дальше, по всему телу. Это просыпался Гунга. – Великий Праотец завещал не желать чужого, но разве не завещал он также и защищать свое?
– Мы это делаем. И чужаки, со злобой и ненавистью входящие в наши леса, знают силу гнева сынов Великого Праотца…
– Все так, – перебил Крайт, – но этого недостаточно. Вы отсекаете головы змея, но на месте каждой отсеченной вырастают две новые. Надо поразить змея в сердце, как это сделал Великий Праотец в битве с Сихурданапом, чтобы навсегда покончить с сочащейся из него скверной.
– Это верно. – Нойл кивнул. – Но известно также, что Сихурданап восстал из мертвых на седьмой день после битвы. Не создадим ли мы другого, еще более страшного змея взамен убитого?
– Уважаемые! – Боль висела, подрагивая, пульсируя, словно живая… Похоже, опять приступ. А он не взял с собой флягу. Заканчивать, заканчивать как можно скорее. – Я уже много раз говорил и готов повторить это еще раз, готов поклясться, и пусть Великий Праотец примет эту клятву и покарает, если я ее нарушу (какая кара может быть хуже той, которую он уже несет неизвестно за что?), что никогда не подниму меч против вашего народа. Что границы детей Праотца святы и нерушимы. Что сделаю все, что в моих силах, для того, чтобы на вашу землю больше никогда не ступил человек с оружием в руках и нечестивыми помыслами в душе!
Нойл постоял в задумчивости, оглянулся на молчащих старейшин: