– Да. Он тогда смогтаки прорваться, когда понял, что сражение проиграно и ничего уже не сделаешь.
Крайт кивнул.
– Так вот, вернулся Рон, и потом началось. В смысле началось, конечно, раньше, но мы этого не понимали, что ли. Знаете, почет, все такое, Кен нас героями объявил. – Алина покусала губу. – Но все равно все было не так. както неправильно, что ли. Как будто весь мир поменялся. Идешь по улице, а от тебя люди шарахаются, словно от чумной. Словно от собаки бешеной. Словно у тебя на лице написано, что ты уже не человек, а монстр какойто, детей пугать. Ну и этот мир с Кифтом и Белыми Братьями, конечно. Отдали землю Кифту, Братьям свободный проход дали, замки эти их строить разрешили да еще сказали, что это все для нас, что, мол, они нам только добра хотят. Обидно! За что тогда мы сражались, за что умирали? Получается, что все зря и ничего не нужно было? Алина выпрямилась, взглянула на Крайта, – Добра хотят! Знаем мы это добро, видели – на кольях по дорогам развешанное! – Алина опять сникла, помолчала, мрачно глядя в огонь. – Когда Рон пришел, Кен вышел его встречать со всеми вождями. Но Рон на него даже не взглянул. Прошел молча мимо, и все. Ну, Кен постоял, пробурчал чтото и ушел к себе. А через неделю праздник объявили. Народ пришел, и Кен, разряженный, заявляет, что вы вернулись к себе, на небо, где вам положено быть, и завешали ему быть Гунгой, и кивает на Йолю – вот, мол. свидетельница. И, значит, теперь, поскольку он – Гунга, он назначает Рона джаху, так как тот опытный военачальник и вообще знает что почем. – Алина бросила быстрый взгляд на Крайта, ожидая его реакции
Крайт молчал.
– Мне потом говорили, что Рон всю неделю пил. Но по нему этого не было заметно. На ногах ровно стоял, и язык не заплетался, только бледный да круги под глазами. Но мало ли от чего круги – могут появиться? Так вот, подошел Рон к Кену, тот, наверное, думал, что Рон ему спасибо скажет или чтонибудь такое, подвинулся, ему место давая, а Рон плюнул ему под ноги и говорит, что не знает другого Гунги, кроме вас, а Кен – трус и предатель, которого он знать не хочет, и он не брат ему больше. Кен затопал ногами, закричал, что он не предатель, а наоборот, спас народ, так как заключил договор с Кифтом и закончил войну. Он потребовал, чтобы Рон взял свои слова обратно, иначе его объявят Безродным и изгонят из племени, а Рон засмеялся, вытащил меч и сказал, что этот договор достоин лежать там, где он испражняется, что его война не закончится до тех пор, пока хотя бы один чужой солдат будет по нашей земле ходить. И что Кен сам стал Безродным, когда этот договор заключил, потому как все племена продал.
Алина посмотрела на Крайта, в глазах у нее плясали отблески пламени:
– Знаете, я думаю, Рон все же был пьян, но то, что он сказал… Это было именно то. что мы чувствовали. Просто он первый выразил это словами. И поэтому, когда Кен велел страже схватить Рона, мы все к нему бросились. Защищать. Все. в смысле те, кто ходил с вами, кто остался в живых из Малышей, из Учебных легионов. Кого Рон привел. Нас было меньше и у нас почти не было оружия, но мы были злые, такие злые… Мы стояли и смотрели на них. а они на нас, а Рон хохотал, как сумасшедший, и орал, что война не закончена и он еще покажет всем, кто так не думает, и мы тоже стали как сумасшедшие. Мы скалились и рычали на них, плевались и тоже кричали всякое…
И они отступили. Они нас испугались и отошли, оставили нас в покое.
Алина подбросила еще несколько веток в костер, покачала головой:
– Вот тогда я поняла, что казалось неправильным, почему казалось, что мир изменился. Это не мир изменился, это изменились мы сами. Знаете, Гунга Крайт, почему они испугались? Потому что мы были готовы убивать, а они – нет. Вот чего они испугались! Смерти в наших глазах! Господи. Гунга Крайт! – Алина обхватила голову руками, – Ведь они были нашими отцами и братьями! А мы, мы готовы были их убить, умереть сами, но и убить! Ведь они – не кифтяне и не Белые Братья, они… Гунга Крайт, что случилось с нами? Неужели так и должно было произойти?
Крайт смотрел на раскачивающуюся в отчаянии девочку и чувствовал, как растет в нем жалость к ней, видевшей так много за свои недолгие годы, и к остальным, кого он так рано втянул в жестокий мир, показал изнанку жизни. А еще он почувствовал, как одновременно поднимается в душе отвращение к себе за то, что он лишил их всех детства, как лишили когдато детства его самого.
– Алина, девочка моя! – Крайт обнял девушку за плечи, притянул к себе, и она доверчиво прижалась, лишь изредка вздрагивая, как испуганная лань. Прости меня, прости, если сможешь. – Крайт погладил девушку по голове, с удивлением прислушиваясь к своим ощущениям. Подступающий к горлу комок… Что с ним? Сейчас он был готов ради нее на все, ради того, чтобы спасти, защитить от всех невзгод, не так. как для Йоли. подругому, и тем не менее…
– И мы ушли из Изарона, – тихо заговорила Алина, словно в забытьи, – ушли продолжать нашу войну. Нам не мешали. Мы взяли все, что нужно, все, что смогли, и ушли в горы. Мы укрепили склоны, и теперь никакой чужак не рискует туда сунуться. Мы нападали на Белых Братьев, жгли их форты, мешали, как могли. Мы ждали вас. И вы вернулись. Вы вернулись! – Алина повернула лицо к Крайту, счастливо улыбнулась. – Я знаю, теперь все будет не так, теперь все будет хорошо. Ведь правда, скажите, правда? Как мы сегодня этих Белых…
– Да. – Крайт улыбнулся в ответ. – Теперь все будет хорошо.
Костер медленно догорал, потрескивая россыпью углей.
– Так, значит, Йоля там, с вами?
– Нет! – Алина откинула руки Крайта, села прямо.
– А где?
– Я вам уже говорила. – Девушка скривилась, словно от кислого. – В Изароне она осталась.
– Но почему? Ты же утверждала – все Малыши ушли.
– Кроме нее. С Кеном она снюхалась, не захотела хахаля своего бросать…
– Врешь! – Крайт вскочил. – Не может этого быть!
– Я не вру! – Алина исподлобья смотрела на Крайта. – А почему иначе она осталась?
– Не знаю. Не дали ей уйти, задержали както. Но с Кеном… Не верю, не верю!
– Ага, задержали. Оно, конечно, дело ваше, верить или нет. – Алина тоже поднялась, отряхнула штаны. – Да только… Аа, да ну вас! – Девушка резко повернулась и зашагала прочь от костра.
– Этому пора положить конец, и, клянусь, я это сделаю! – Кен нервно мерил шагами кабинет. – Мое терпение кончилось! До сих пор, пока они сидели в горах и больше говорили, чем делали, я смотрел на это сквозь пальцы, но что творят эти, хмм, Безродные теперь!.. Я все надеялся, что они образумятся! Побалуются, выпустят пар и образумятся. Но это уже слишком! Это уже переходит всяческие границы! За последнюю неделю на Юге ими уничтожено несколько отрядов Братьев, взяты два замка. Братство в ярости и грозится принять собственные меры! Вы понимаете, что это значит?
Кен взглянул на вытянувшегося у двери Айно Нанта, капитана наемников, заменившего погибшего под ДжинЮром Гута Абиса.
– Это значит, что трехсторонний мирный договор под угрозой! – Кен взмахнул руками. – Новая война! Мы не можем этого допустить! – Кен остановился перед Нантом, скорбно покачал головой. – Дорогой Нант, я поручаю вам остановить это безумие. Вы должны отправиться туда со своими людьми, арестовать этого самозваного Гущу, а юнцов вернуть домой к их семьям.
– А если они не пойдут?
– Что значит – не пойдут? – Кен пристально посмотрел на Нанта, пытаясь проникнуть сквозь маску безразличия на лице капитана. – Должны пойти. Для этого я вас и отправляю.
– Гунга Кен, вы говорите так, словно я должен сходить и привести к ужину заигравшихся в саду детишек. Но если эти ребятки взяли штурмом два замка Белых Братьев, то это уже отнюдь не малыши. Поэтому я хочу получить от вас полные и подробные инструкции относительно того, что я на самом деле должен делать.
– Ну… – Кен помолчал. То, что надо было сказать… Нет, он не мог, просто не мог произнести это, – Послушайте, Нант, тут я полагаюсь на вас и ваш здравый смысл. Вы должны прекратить нападения на Братьев, а решать, как это сделать, я предоставляю вам. Отправляйтесь на место и действуйте, исходя из обстановки. В конце концов у вас под началом шесть тысяч против их двух и равное с ними количество колдунов. Вполне достаточно для любой ситуации.
