Суки и ссученные, те и другие были ворами отошедшими, но в течение трех-пяти лет это играло значительную роль в воровском движении.
Валерий Бронштейн указывает на этот факт различия, что “Сука” - это тот же вор, но нарушивший этот закон, став на путь оказания помощи лагерным властям, или выполняющей работу, запрещенную воровским законом. “Трюмленый вор” - это насильно “ссученный вор”, способом пыток или избиения его суками. “Трюмленый” вор ненавидит “сук”, но и стать честным вором уже не может и поэтому объединяется с “суками” в их борьбе против воров.
Таким образом, все заключенные в тюремно-лагерном мире по воровской терминологии подразделяются на “масти”, имеющие свою иерархическую лестницу по значимости: вор, сука, трюмленый вор, беспредел, шпана (шакалы), мужик, фраер и более мелкие деления по специальности у воров, а также у мужиков по их качеству.
Но есть интересные сведения, которые поведала М.Е. Мельник бывшая в Ванинском порту инспектором в “воровской” картотеке. Так всех воров, приходящих в Ванино она сортировала по мастям. А масти она назвала такие: Вор, Сука, Бля.ь, Беспредел, Красная шапочка и другие, более мелкие. Тоже самое, о чем поведал Бронштейн.
Иначе говоря, трюмленые воры, именовались “бля..кой” мастью, за то, что скурвились. Дело в том, что суки - переходили добровольно, то им, как идейным ворам, было больше уважения. Всех воров и различные течения того времени можно разделить на идейных и безыдейных. Идейные - черная и красная масть, все остальные - безыдейные. Хотя и утверждают, что было мастей - как костей. Нет. Мастей было всего две. Название третьему воровскому течению - беспредел.
В середине 1948 года в Ванино был провозглашен второй воровской закон, закон отошедших. Чуть позже все отошедшие будут называться “польскими ворами”.
Толковище крупных воров в законе красной масти, обсудив положение, пришли к следующему выводу: “Времена пришли другие. Отношение к бродягам у государства стало хуже. Недалеко-то время, когда нас сравняют с фраерами. Но мы не должны допустить этого. Оставаясь ворами в законе, мы попытаемся перетянуть черную масть на нашу сторону и все сообща решим, как нам быть дальше. Но черная масть нас не признает. Это плохо. Но нас тоже немало. Объединив свои силы, мы с помощью тюремной администрации, подомнем черную масть под себя и уничтожим.
Законы Уголовного Кодекса изменились. Сроки заключения увеличились в два-четыре раза. Сидеть в ИТЛ двадцать лет? Это очень много. Теперь можно два раза загреметь в лагерь и считать, что жизнь прошла. При тех законах, которые сейчас нам диктуют, теперь без амнистии и досрочного освобождения не проживешь как в старину. Амнистии бывают не каждый год. Значит, занимая легкие рабочие должности в ИТЛ, мы получаем возможность досрочного освобождения. И это умное решение”.
При этом толковище воров красной масти постановило, что ворам в законе теперь разрешено работать на таких должностях, как нарядчик, бригадир, парикмахер, каптерщик, библиотекарь. Должности не пыльные, не тяжелые, но позволяющие жить в лагере по-прежнему вольготно. Даже выгодные, позволяющие иметь с них хорошие деньги, необходимые на табак, анашу и водку. Вор не должен таскать лучок[6] или втыкать в каземате. Но и мужика в лагере обижать напрасно не нужно. Мужик план дает, плана он не даст, если у него пайку отобрать.
Еще раз был поставлен вопрос о воровском законе от 5 марта 1948 года, который определил основные положения системы отношений воров и фраеров. Его правильность и необходимость признали полностью.
Из него следовало, что каждый торбохват[7] вносит в воровскую кассу четвертую часть от своего заработка и отдает ворам половину от полученных посылок и денежных переводов. Все шерстяные вещи в лагере принадлежат ворам, лучшие продукты идут на стол к ворам. Все фраера обязаны слушаться воров и исполнять их требования. Если воры в лагере не могут справиться с фраерами - для них будут приготовлены бетонные боты[8].
Ничего больше в сознании воров красной масти не изменилось.
Можно многое сказать в защиту черной масти, которые готовы были идти на костер за идею, но не изменить своим идеалам. Но можно справедливо возразить, что красная масть сумела лучше приспособиться в новой жизни, поняв, что по-старому больше не будет.
Так все воры окончательно разделились на два враждующих лагеря: отошедших и черную масть. Но на этом дело не кончилось. Началось лавинообразное дальнейшее движение раскола.
Среди правильных воров выделилось лишь одно незначительное течение, которое отдельной мастью назвать вообще нельзя - это “бабочки”. Те из честняг, кто особенно ненавидел сук и ссученных, делали себе набойку на лице или шее в виде рисунка бабочки.
Летом 1948 года появилось новое воровское движение. Новая масть называла себя махновцами. Их еще называли анархистами. Во главе нового течения встали трюмленые воры. Они объявили еще один, третий воровской закон.
Главари махновцев и примкнувшие к ним развенчанные воры в законе, прошедшие трюмиловки и действующую армию, поспешили отойти от общей массы беспредельщиков, которая стала быстро увеличиваться. Напрасно махновцы пытались доказать честнягам, что они приняли предложение администрации лишь на словах. Им не верили. Напрасно бывшие законники клялись, что хотя они и воевали, но остались в душе ворами. Их не признавали, отворачивались от них. Махновцы, воры обозленные таким отношением к себе, создали свою собственную доктрину, по которой новый закон воровского беспредела нес в себе принцип анархии Нестора Махно: “Бей красных, пока не побелеют, бей белых пока не покраснеют”! Вполне логично. Бей полноту и бей ссученых! Махновцев, бывших законников, ссученых, которые не только от честняков, но и от сук отошли, было крайне мало. Им обязательно нужна была поддержка. И они нашли ее. В число их сторонников вошли не блатные, а многие приблатненные амбалы, которым в силу природных качеств, вход в ряды идейных воров в законе был навсегда заказан.
Беспредел закрутился! Среди беспредельщиков кого только не было! Но это была не единая масть, а пестрая солянка. Но махновцы, хотя и провозгласили свои принципы, в душе оставались ворами по-жизни. Крутой беспредел, они не творили. Этим занимались другие, растущие как на дрожжах новые бандформирования. К воровскому, старому миру, они отношения не имели. Это были чисто бандиты.
Широко известны банды беспредела “красная шапочка”. Это были не воры, но люди, прошедшие фронт и объединившиеся в группы сопротивления, желающие выжить в лагерях любой ценой. К ним примыкали бывшие люди из состава МВД, прокуратуры, попавшие в лагеря за нарушения служебных обязанностей, декабристы[9]. Короче те, кто носил раньше погоны и не боялся дать решительный отпор ворам или сукам.
Были “Ломом подпоясанные” или “Ломом обвязанные” - это течение мужиков, рабочих, которые не признавали законы никаких воров и дрались с ними насмерть. Их было немало уже в Ванинской пересылке, а потом, с каждым годом, они начали увеличивать свое число в геометрической прогрессии.
Появились кодлы “дери-бери”, здоровенные парни из колхозов, которые были не прочь разжиться добром за чужой счет.
Были “казаки”, объединения, образованные по национальному признаку, осужденные из Кубанских казаков. Были еще “чугунки” и “подводники”.
Воровской мир едва успевал узнавать о тех быстрых переменах, которые происходили в лагерях Ванинской пересылки!
Но все это был лютый беспредел, который отчаянно сопротивлялся махновцам, сукам и черной масти! Мы не знали тогда, насколько он страшен… А он оказался страшен и потом, много лет спустя, вышел из ГУЛАГа!
В начале сентября 1948 года лагерное начальство пересылки Ванино создало комендатуру из заключенных. Первым ее комендантом был назначен Александр Олейник. Кто же он такой?
По рассказам, дошедшим до нас, Олейник был среднего роста, плотный, крепкого телосложения. Знают Олейника и другие люди, побывавшие на Ванинской пересылке. Олейник работал в портовой зоне. Сохранился такой рассказ бывшего зэка, знавшего Олейника: “Как-то пришла бригада с новым бригадиром. Это и был Олейник. И он вместе с бригадой паковал свинец в ящики. Воры в законе не работали, а Олейник, как и все паковал”. Но вот что Олейник о себе сам рассказывал: “Закончил школу, поступил в авиационное училище. А тут война, стал летать, сбили меня под Москвой. Долго лежал в госпитале, подлечили, комиссовали, пришел домой. Мать у меня одна. На работу не устроился. Подвернулись ребята, одно дело проделали, второе, а на третьем попался. Дали срок”.
