День свадьбы наступил скорее, чем предполагалось. Спустя пятнадцать месяцев после этих памятных слов Капризник скончался от слабости и истощения. Он слишком строго относился к обязанностям своего высокого звания, и это привело его к смерти. Старая маркиза и Пацца оплакивали своего друга и благодетеля, но плакать пришлось им одним. Не будучи дурным сыном, Прелестник рассеивался заботами по управлению. Приближенные ожидали великих милостей от нового короля и не помышляли о старом, щедрую руку которого сомкнула смерть.

Почтив память своего родителя великолепными похоронами, юный принц отпраздновал свадьбу с блеском, очаровавшим добрых жителей Бешеных Трав. Со всех сторон, за сто верст в округе стекались толпы, чтобы увидеть нового властелина, не менее восхищались и Паццой, расцветающая красота и очевидная доброта которой привлекали все сердца. Давались бесконечные обеды, говорились речи длиннее обедов, декламировались стихи скучнее речей. Одним словом, это было торжество, ни с чем не сравнимое, о нем говорили еще шесть месяцев спустя.

Когда наступил вечер, Прелестник предложил руку своей прелестной супруге, взволнованной и покрасневшей. С холодной учтивостью он провел ее по длинным коридорам до дворцовой башни. Войдя в нее, Пацца ужаснулась, очутившись в темном помещении с решетками на окнах, огромными замками и засовами.

— Что это такое? — спросила она. — Это похоже на тюрьму.

— Да, — отвечал Прелестник, взглянув на супругу страшными глазами. — Это тюрьма, из которой ты выйдешь лишь для того, чтобы сойти в могилу!

— Друг мой, ты меня огорчаешь, — возразила, улыбаясь, Пацца. — Разве я виновата в чем-нибудь? Чем вызвала я твое неудовольствие, что ты мне угрожаешь тюрьмой?

— У тебя короткая память, — отвечал Прелестник. — Оскорбитель пишет на песке, оскорбленный — на мраморе и бронзе.

— Прелестник, — возразила, встревоженная Пацца, — зачем ты повторяешь фразу из тех речей, которые мне так надоели? Разве ты не можешь ничего более подходящего сказать мне сегодня?

— Несчастная! — воскликнул король. — Ты позабыла пощечину, которую некогда дала мне, но зато я ничего не забыл. Знай, я жаждал жениться на тебе только для того, чтобы завладеть твоей жизнью и заставить тебя медленной мукой искупить твое преступление против моего сана!

— Друг мой, — возразила Пацца с плутовским упрямством, — ты похож на Синюю Бороду, но меня ты не испугаешь! Я знаю тебя, Прелестник, и предупреждаю, что я дам тебе не одну, а целых три пощечины! Поторопись выпустить меня, иначе, я клянусь тебе, что сдержу свое слово!

— Клянитесь же, сударыня! — вскричал король, бесясь при мысли, что не может устрашить свою жертву. — Я принимаю вашу клятву! Я клянусь со своей стороны также, что вы не войдете в мои покои, прежде чем я не окажусь настолько подлым, чтобы снести троекратное, лишь кровью смываемое оскорбление. Поживем — увидим! Рашембур, сюда!

И в помещение вбежал бородатый, грозного вида тюремщик. Привычным движением он бросил королеву на пол и захлопнул дверь, так сильно звеня ключами и засовами, что мог бы нагнать страху на самого храброго.

Если Пацца и обливалась слезами, то, во всяком случае, так тихо, что никто не слыхал ее. Устав подслушивать, Прелестник удалился, с бешенством в душе и клятвой — суровостью сломить это гордое создание.

— Месть, — говорил он. — отрада королей.

Спустя два часа маркиза получила из доверенных рук записочку, которая уведомляла ее о печальной судьбе племянницы. Каким путем попала к ней эта записка? Я это знаю, но никого не хочу выдавать. Если нашелся случайно милосердный тюремщик, то пощадить его — доброе дело. Подобное редко встречается и исчезает, к сожалению, с каждым днем.

На другой день «Ведомости» сообщили, что в день свадьбы с королевой случился сильный припадок буйного помешательства и что на ее спасение мало надежды.

Не нашлось ни одного человека, который не заметил бы, что накануне королева, действительно, была весьма возбуждена, поэтому болезнь ее не могла никого удивить. Все жалели Прелестника, выслушивавшего с хмурым и принужденным видом выражения соболезнования, расточаемые перед ним. Горе, без сомнения, сильно удручало его. Но это горе стало заметно легче после посещения маркизы де-Косторо.

Добрая дама была весьма опечалена и выражала страстное желание видеть свою родственницу, но она была так стара и слаба, что умоляла короля избавить ее от этого раздирающего душу зрелища. Она кинулась в объятия Прелестника, который, со своей стороны, нежно поцеловал ее. Маркиза удалилась, говоря, что всю надежду она возлагает на любовь короля и на искусство его главного врача.

Едва успела она удалиться, как врач, склонившись к уху Прелестника, сказал ему два слова, вызвавших на лице короля тотчас же довольную улыбку. Раз маркиза удалилась, бояться было более нечего, — месть была обеспечена.

Доктор Видувильст был великим врачом. Родившись в стране Снов, он рано покинул свою родину, чтобы попытать счастье в стране Бешеных Трав. Он был слишком ловок, чтобы счастье могло ускользнуть от него. В течение пяти лет, проведенных им в знаменитом Люгенмаульбергском университете, медицинская теория изменилась двадцать пять раз. Благодаря такому солидному образованию, доктор приобрел твердость взглядов, которую ничто не могло поколебать. Он утверждал, что у него искренность и грубость воина. Подчас он даже ругался, в особенности с дамами. Эта грубость позволяла ему разделять мнение более сильного и заставлять себе платить за что, чтобы не иметь собственного мнения. Вот в эти-то руки и попала бедная королева.

Прошло три дня, как она была заточена, и город начинал уже говорить о других вещах, когда Рашембур, весь растрепанный, неожиданно вошел к королю и, трепеща, как лист, пал к его ногам.

— Ваше Величество, — сказал он, — я принес вам свою голову. В эту ночь королева исчезла.

— Что ты говоришь! — воскликнул, бледнея, король. — Это невозможно! Темница окружена со всех сторон решетками!

— Так точно, — отвечал тюремщик, — это невозможно, бесспорно: решетки на своих местах, стены также, замки и засовы не тронуты. Но бывают на свете колдуньи, которые проходят сквозь стены, не сдвигая ни единого камня. Кто знает, не была ли пленница колдуньей? Ведь для всех так и осталось тайной, откуда она явилась к нам.

Король послал за доктором. Тот был человеком недюжинного ума и вовсе не верил в колдуний. Он ощупал стены, потряс решетки, допросил тюремщика — все было тщетно. Послали надежных шпионов по всему городу, приказали следить за маркизой, которую подозревал доктор, но, спустя неделю, пришлось отказаться от всех поисков. Рашембур потерял свое место тюремщика, но так как он был посвящен в королевскую тайну, в нем чувствовали необходимость. К тому же он пылал жаждой мести, и его сделали дворцовым привратником. Взбешенный своей неудачей, он занялся надзором с таким рвением, что менее чем в три дня он раз шесть задержал самого Видувильста и этим поставил себя вне подозрений.

В конце недели рыбаки доставили в замок платье и плащ королевы. Прилив выбросил на берег эти вещи, загрязненные песком и морской пеной. Бедная помешанная Пацца утопилась, никто в этом не сомневался при виде скорби короля и слез маркизы. Был созван верховный совет, который единогласно постановил, что, согласно законам, королева умерла, а король овдовел, поэтому в интересах королевских подданных следует умолять его величество сократить время горестного траура и как можно скорее вступить в новый брак, дабы обеспечить себе потомство. Эта просьба приближенных была передана королю главным врачом и председателем верховного совета Видувильстом. Тот произнес такую трогательную речь, что весь замок рыдал, а король кинулся в объятия врача, называя его своим жестоким другом.

Нечего говорить, какую торжественную тризну справили по королеве, столь жалеемой всеми. В стране Бешеных Трав все служит поводом к торжественным церемониям. Это было удивительное торжество, но самым удивительным было поведение молодых девиц. Каждая глядела на Прелестника, которому траурное одеяние было очень к лицу. Каждая плакала одним глазком, чтобы почтить королеву и улыбалась другим, чтобы пленить короля. О, если бы тогда уже было изобретено искусство фотографии, какие портреты, какие модели для наших живописцев передали бы нам те времена! В древности людей украшали страсти: любовь, ненависть, гнев одушевляли те живые лица! В настоящее время мы так добродетельны и умны, что у нас у всех одинаковая одежда, одинаковая шляпа, одинаковая физиономия. Цивилизация — это победа нравственности и утрата для искусства.