Литмир - Электронная Библиотека

==591

401

Brunner 0. Op. с«., S. 16—17.

невероятными. Они происходят на наших глазах. Во всяком случае, капитализм «более не кажется нам последним словом исторической эволюции» 401.

00.htm - glava28

КАПИТАЛИЗМ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЕВРОПЫ

G., Guattan F Capitalisme et schizophrénie. L'antiŒdipe. 1972, p. 164.

Остальной мир, как и Европа, на протяжении веков пребывал во власти потребностей производства, нужд обмена, ускорения оборота монеты. Не абсурдно ли разыскивать среди этих сочетаний признаки, которые бы предвещали или олицетворяли определенный капитализм? Я охотно бы сказал, как сделали это Делёз и Гуаттари 402, что «в известном смысле капитализм пронизывал все формы общества», по крайней мере такой капитализм, каким я его себе представляю. Но признаем без околичностей, что построение его удалось в Европе, наметилось в Японии и потерпело неудачу (при отдельных исключениях, подтверждающих правило) почти везде в других частях мира — точнее сказать, оно там не завершилось.

Тому есть два главных объяснения: одно — экономическое и пространственное, другое — политическое и социальное. Объяснения, которые можно лишь наметить. Но сколь бы несовершенным и в целом отрицательным ни оказалось такого порядка обследование на основании данных, плохо разведанных и плохо собиравшихся европейскими и неевропейскими историками, такие очевидные неудачи и такие полууспехи рисуют нам облик капитализма как проблемы общей и в тоже время специфической для Европы.

ЧУДЕСА ТОРГОВЛИ НА ДАЛЬНИЕ РАССТОЯНИЯ

Предварительные условия для всякого капитализма зависят от обращения, можно даже сказать, с первого взгляда, что от него одного. И чем большее пространство охватывает это обращение, тем более оно плодотворно. Такой элементарный детерминизм действовал повсеместно. Так, недавняя работа Эвелин Сакакиды-Павской показывает, что в Фуцзяни XVI в. и в Хунани XVIII в. прибрежные местности этих двух китайских провинций, пользовавшиеся благодеяниями моря, открытые для обмена, были густозаселенными, передовыми, по-видимому, с зажиточным крестьянством, тогда как внутренние районы с теми же рисовыми посадками и теми же людьми, замкнутые в себе, были скорее нищими. Оживление, с одной стороны, неподвижность — с другой; это правило действовало в любых масштабах и во всех регионах мира.

И если этот фундаментальный контраст особенно поражает нас в Китае и в Азии этих далеких веков, то потому, что там существовало огромное пространство, безгранично увеличивавшее те земли и морские просторы, которые приходилось преодоле-

Общество, или «Множество множеств»

==592

403

Lombard D. Le Sultanat d'Atjeh au temps d'îskandar Muda (1607—1636). 1967. 04 Savary J. Op. cit., V, col. 1217.

вать, полумертвые зоны низкого уровня развития. Такая разница носила там не европейские масштабы. В соотнесении с этой громадностью пространства оживленные зоны кажутся еще более узкими, вытянутыми вдоль направлений, по которым двигались корабли, люди и товары. Так что если Япония осталась исключением для Восточной Азии в целом, то произошло это прежде всего потому, что Внутреннее море было японским Средиземноморьем, небольшим и очень оживленным. Вообразите-ка себе простирающееся от Лиона до Парижа внутреннее море во Франции! Конечно же, всю Японию не объяснить единственно достоинствами соленой воды. Но без таких достоинств связи и процессы этой своеобычной истории были бы почти немыслимы. Не так ли обстояло дело и вдоль всего южного побережья Китая, изрезанного устьями рек, где море захватывает куски берега, глубоко в него проникая,— от Фучжоу и Амоя до самого Кантона? Здесь путешествия, морские приключения благоприятствовали определенному роду китайского капитализма, который не мог обрести своих подлинных размеров, иначе как ускользая из контролируемого и полного ограничений Китая. Этот оживленный внешний Китай был тем самым, что даже после 1638 г. и полузакрытия Японии для внешней торговли сохранил доступ к рынку меди и серебра на Японском архипелаге, в такой же мере (и даже с большим успехом), как голландцы. Тем самым, что забирал в Маниле белый металл, доставленный галионами, приходившими из Акапулько, тем, что всегда посылал своих людей, различные свои товары, своих не знавших себе равных ремесленников и негоциантов во все районы Индонезии. Позднее неистовство европейской торговли в Китае сделает из Кантона расширяющийся во все стороны требовательный рынок, приводивший в движение всю китайскую экономику в целом, а в более высоком плане — всю ловкость его банкиров, финансистов и заимодавцев. Кохонг, группа купцов, которым правительство в Пекине доверило противостоять европейцам в Кантоне, основанный в 1720 г. и просуществовавший до 1771 г., был как бы Противоост-Индской компанией, орудием китайских обладателей огромных состояний.

Наши замечания были бы аналогичными, если бы мы занялись другими сверхактивными торговыми городами, вроде Малакки до 1510 г., года завоевания ее португальцами, или Ачеха на острове Суматра около 1600 г.403, или Бантама — Венеции или Брюгге тропиков — перед разрушительным внедрением туда голландцев в 1683 г., или изначально торговыми городами Индии или мусульманского мира. В данном случае мы поистине оказываемся затруднены в выборе.

Итак, предположите, что мы выбрали в Индии Сурат на Камбейском заливе. Англичане устроили там свою факторию в 1609 г., голландцы — в 1616 г., французы намного позже — в 1665 г., но зато роскошную 404. Если брать время близкое к этой последней дате, то Сурат достиг тогда полного своего расцвета. Крупные суда разгружались в аванпорте Суали в устье Тапти, небольшой прибрежной речки, поднимающейся до Сурата, но доступной лишь для легких судов. В Суали имелись поселки из покрытых тростником хибарок для европейских и неевропейских судовых команд. Но большие корабли здесь почти не задерживались, по

==593

Капитализм за пределами Европы

405

Abbé Prévost. Op.

cit., VIII, p. 628.

m Tavernier Op. cit., II, p. 21.

407 A. N., Marine, В 7

46, 253. Доклад

голландца Брамса

(Braems), 1687 г.

40e Scheuten G. Volage...

aux Indes Orientales, commencé en l'an 1658

et fini en l'an 1665, II, p. 404—405.

тому что там всегда были опасны плохие погоды; отстаиваться там во время дождливого сезона было неудобно. На месте оставались только купцы, отправлявшиеся в суратские фактории.

По словам одного француза 405, Сурат в 1672 г. равнялся по величине Лиону, и туда щедро набился миллион жителей — оценка, способная вызвать у нас скепсис. На рынке царили банкиры, купцы и комиссионеры-бания, каждый из которых с полным правом похвалялся честностью, ловкостью и богатством. «Их можно насчитать до тридцати таких, кои обладают богатством в две сотни тысяч экю, и более трети от сего числа располагают двумя-тремя миллионами». Рекордные состояния принадлежали откупщику налогов (30 млн.) и одному купцу, «каковой дает ссуды под процент купцам, маврским и европейским» (25 млн.). Сурат был тогда одним из крупных перевалочных пунктов Индийского океана между Красным морем, Ираном и Индонезией. То был порт выезда и въезда в империю Моголов, т. е. место сбора всей Индии, излюбленное место встреч арматоров и заимодавцев на условиях бодмереи. Туда стекались векселя; тот, кто садился тут на корабль, был уверен, что найдет здесь деньги, утверждает Тавернье 406. Именно там голландцы запасались серебряными рупиями, нужными им для их торговли в Бенгале 407. Еще один признак крупной торговли: полнейший этнический и религиозный космополитизм. Рядом с бания (занимавшими первое место как посредники) и многочисленными ремесленниками-«язычниками» в городе и его окрестностях следует поместить на равных, или почти на равных, правах мусульманскую торговую общину, деловые связи которой тоже простирались от Красного моря до Суматры и остальной Индонезии, плюс активную колонию армян. За исключением китайцев и японцев, говорит один путешественник, Готье Схаутен 408, купцы со всего мира и «купцы всех наций Индии» присутствовали здесь. «Там ведется богатейшая торговля».

212
{"b":"210351","o":1}